её. Что это именно он устроил пожар.
– Что ты несёшь, шут?!
И собрание благородных господ вмиг увязло в гомоне и грязи, точно самая обычная корчма в подворотнях Старгорода. Белый осклабился в улыбке. А Станчик был хорош. Он знал больше, чем казалось, и знал, куда колоть.
– Несу правду, как и положено… ничего, кроме правды!
– Хватить! – вдруг взвизгнул новый голос с сильным лойтурским говором. – Ваше величество, я приехаль сюда с такой цель… а вы тратить моё время…
Издалека, откуда-то с площади Казимира Однорукого, донёсся звон колокола, и все резко замолчали.
– Господин Марек, господа, – произнесла королева, – сегодня всё же свадьба моего дорогого брата. Прошу вас, давайте отложим дела на завтра.
– Но…
– На завтра, господин Марек, – настойчивее повторила Венцеслава. – Слышали, Пресветлые Братья нас ждут. Не будем заставлять ни их, ни других гостей томиться. А завтра мы подпишем договор. Уже завтра.
Белый думал, на этом все и разойдутся. Он слышал шаги и стук двери и сам поднялся, собираясь заглянуть наконец-то за дверь и обследовать комнату совещаний, как вдруг снова прозвучал голос королевы:
– Что ты скажешь, Гжегож?
Несгибаемая, точно каменное изваяние, она превратилась… в женщину. Немолодую, уставшую, разочарованную и нуждающуюся в совете.
– Скажу, что этот Инглайв ни хрена не Инглайв.
– А кто?
– Если мои люди не ошиблись, а они редко ошибаются, – судя по звукам, Гжегож подошёл к королеве, но голос его хорошо было слышно из-за двери, – это младший сын бывшего ратиславского князя Ярополка, зовут Мечислав. Когда новый князь пришёл к власти, всех наследников предшественника устранили, кроме самого младшего, он сбежал к деду на север и там сменил имя.
– Хочешь сказать, это законный наследник Ратиславии?
– Венцеслава, милая…
Белый хмыкнул, заслышав такое обращение. Однако королева с главой Тихой стражи были не так просты. Любопытно оказалось подсмотреть за жизнью дворян вот так, без прикрас.
– Это Ратиславия. Там всем плевать на законы. У кого сила – тот и Великий князь. Ярополка и его детей убили, военной поддержки у Инглайва нет. Он поступил на службу к посаднику в Ниенскансе. От него мало толку.
– А вот это уже плохо. – Королева изменилась в один миг, словно снова надев корону. – Раз этот Инглайв, или Мечислав, как ты говоришь, действует исключительно из желания мести, значит, не так уж выгоден для них этот Дервег.
– Почему?
– Ох, Гжегож, я бы куда больше доверяла любому ушлому торгашу в таких вопросах. Торгаш станет думать о выгоде, а этот… кем бы он ни был… просто не хочет, чтобы мы заключили перемирие с Ратиславией. Ему просто хочется подгадить убийце своего отца. Видишь, он даже пытался убить девчонку, лишь бы она и её брат не помогли Ратиславии…
– Не думай об этом сегодня… отдохни на пиру.
– Отдохнёшь тут, ну конечно. – Услышать звонкий, очень женский, даже игривый смех королевы было более чем чудно́.
Послышался лёгкий вздох и невнятные звуки. Белый попытался выглянуть из-за двери, но в это время в библиотеку с другого входа проник Станчик и замахал ему руками, чтобы не лез.
– На пиру как раз и нужно быть осторожнее всего. Неизвестно, что учудит теперь этот Инглайв. А если он попытается опять убить Велгу?..
– Она теперь ему не опасна. Выйдет за Матеуша, нарожает ему детей, а уж Матеуш точно не пойдёт против тебя…
Голоса их медленно затихали, пока вовсе не пропали. Станчик присел на корточки напротив Белого.
– Доволен? – спросил он. – Всё подслушал? Теперь давай противоядие. Или что тебе нужно? Золото? Сколько тебе заплатил Инглайв?
Белый склонил голову к левому плечу, задумываясь.
– Сотню, – ответил он.
– Золотых?
– Угу. Не обидно?
– Что меня отравили? – Лицо шута растеряло весь задор, осталась только глухая злоба.
– Что так мало. – Губы Белого дёрнулись в злой усмешке. – Всё же ты так близок к королеве. Не знаешь, за что он хотел тебя убить?
– А как же, – шмыгнул носом шут, – знаю. Я пытался отговорить её величество от этого глупого вступления в Дервег. Ну и…
Из-за двери вдруг послышался нетерпеливый голос королевы:
– Станчик!
– Куда ты делся, шут?! – гаркнул Гжегож. – А ну, сюда…
Завертев головой, Станчик сердито цокнул языком, резко дёрнул рукой, протягивая ладонь.
– Давай! – потребовал он.
– Что?
– Давай мне противоядие, и я заплачу потом.
– А у меня нет. Инглайв дал мне только яд.
– Ку-урва, – ахнул со жгучей ненавистью шут. – Убью, когда вернусь.
Скорее всего, он должен был вернуться уже с Тихой стражей. Но после свадьбы.
Пока оставалось время и у Белого, и у Станчика.
К тому же сюда должна была вернуться и королева.
Белый дождался, пока останется один, приоткрыл дверь в соседние покои, где только что проходил совет.
Это был просторный светлый зал с застеклёнными окнами и большим камином. Окна в этот летний день оказались распахнуты, и с высоты замка открывался вид на весь Твердов. Белый задержался, разглядывая столицу. Он редко бывал так далеко на западе. Пусть духи Нави его и не трогали – Воронов, как и всего, связанного с колдовством и старыми богами, здесь боялись ещё больше, чем в любом другом месте, а потому не часто призывали на помощь.
Город был старый, тесный, грязный, шумный. Он походил на загноившуюся рану – он пах медленной смертью. Даже без помощи Воронов в Твердове постоянно гуляла смерть. И нищета. И броское бессердечное неравенство.
Даже сам замок, возвышавшийся над остальным городом, смотрел на низенькие, бедные дома горожан с презрением и отвращением, сторонясь их, как больных чумой.
А ведь Белый мог, пожалуй, вырасти в каком-нибудь похожем пограничном городе недалеко от Лойтурии. Не откажись от него родная мать, в детстве он бегал бы по таким же кривым, запутанным улочкам с другими оборванцами-мальчишками, а после, если бы повезло, стал бы подмастерьем у какого-нибудь кожевника или кузнеца. Если бы не повезло, пошёл бы чернорабочим.
Глядя сверху на нищету столицы, представляя, как жилось всем за стенами королевского замка, Войчех едва ли не впервые подумал, что ему в целом повезло стать Вороном Морены. За смерть платили куда больше, чем за другую работу.
Снова ударил колокол, и в небо над городом взлетела стая голубей. Так Белый определил, где стоял храм Золотого рассвета.
А когда к первому колоколу присоединились десятки других во всех концах столицы, он понял: Велга Буривой стала княгиней Белозерской.
* * *
С очередным ударом колокола над площадью Казимира Однорукого взлетели потревоженные голуби. Птицы, сделав круг между скучковавшимися домами, взмыли над храмом Золотого рассвета и, разноголосо курлыча, расселись на узких острых выступах под белыми окошками.
Каменная громадина храма возвышалась над площадью, загораживая солнце, но внутри, сквозь