ей в глаза, решая, можно ли говорить дальше.
– Я слышала такие слухи, – насторожённо кивнула Велга. – Но как это поможет?
– Если ты сможешь это доказать, то получится угрожать королеве…
– Что?
– Послушай, старгородцы боятся королевы. Она кормит их обещаниями, но не деньгами.
– Так почему они не восстанут против неё?
– Терять золото не так страшно, как собственные головы. Поверь, я бы тоже не посмел выступить против короны, если бы не смерть отца. Но этого я не прощу. Так же рассуждают и все остальные купцы: зачем им терять всё, если можно просто потерпеть, откупиться? Я пытался собрать вече после гибели отца. Никто меня даже слушать не стал.
Понурив голову, Велга уставилась себе под ноги:
– Значит… всем плевать, что это королева убила мою семью?
– Все заботятся только о собственном благе. Мы торговцы, а не воины.
Сверху послышалась ругань и зазвучали шаги. Велга и Ярош вжались в стены, точно надеясь исчезнуть.
Из теней на свет к пламеннику выступил Гжегож Безродный. Он вёл перед собой Инглайва со связанными за спиной руками. Лицо его было разбито. Гжегож остановился, прожигая Велгу взглядом.
– Княгиня. – Он кивнул с таким видом, точно готов был тут же воткнуть ей нож в сердце.
– Господин Гжегож. – Она кивнула в ответ, вдруг позабыв, что стоило вообще говорить и как себя вести в таких случаях.
Велга стала княгиней. Она стала женой Матеуша Белозерского. Тихая стража не могла причинить ей вреда. Велга теперь в безопасности. В безопасности…
– О, сучка Буривой, – прошипел Инглайв. – Эй ты… – Он оглянулся через плечо на Гжегожа. С разбитой губы скренорца стекала струйка крови. – Девку бы тоже стоило допросить. Тут ошивается её белобрысый…
В груди у Велги всё вздрогнуло.
– Что он натворил? – перебила Инглайва она. – С кем-то подрался?
– Ну типа, – буркнул Гжегож. – Вы знакомы?
– Он был сватом моего жениха из Ниенсканса, – ответила Велга. – А в ночь после свадьбы устроил резню и пытался меня убить.
– Не знал, – сухо ответил Гжегож.
– Глава Тихой стражи что-то не знал? – усмехнулся Инглайв. – Стареешь, Гжегож.
– Поэтому я бы приглядела за ним, – холодно произнесла Велга. – Кажется, лендрману Инглайву не нравятся свадьбы. Кто знает, что он устроит, когда все гости заснут?
– Ха. – Инглайв сплюнул кровь на ступени у ног Велги. – Вот ты сучка. Не бойся, ты мне больше не нужна. Теперь ты замужем.
– Что?
Позабыв про страх, она перешагнула через кровь под ногами, заглянула ему в лицо:
– Что ты имеешь в виду?
Инглайв осклабился. Белые зубы были перепачканы алой кровью.
– Поздравляю со свадьбой, – произнёс он вкрадчиво. – А ты, Гжегож, – он обернулся через плечо, – не того схватил.
Рука потянулась к груди. Велга сжала в ладони золотой сол, висевший на цепочке, точно тот мог уберечь её от любого зла. Но Создатель, кажется, давно отвернулся от Буривоев. Все боги отвернулись от них. Осталась только Морана, которая вкусила их жизни.
– Сейчас мы с тобой всё обсудим, – пообещал он.
Наконец Гжегож пошёл дальше, уводя Инглайва.
Ярош и Велга остались вдвоём.
– Это плохо, – прошептала Велга.
– Что?
– Что Гжегож видел нас вдвоём, – крутя сол в руках, ответила она. – И что Инглайв теперь у Тихой стражи – тоже плохо.
– Он правда напал тогда на вас? – не поверил Ярош. – Я же помню его. Это тот самый скренорец, с которым тебя обручили.
– Правда, – ответила Велга и начала подниматься обратно по лестнице, когда раздались новые шаги.
Кто-то убегал наверх. Пламенник вырвал из тени пурпурный подол.
– Возвращайся без меня, – бросила Велга через плечо и, стараясь двигаться как можно тише, стала подниматься дальше.
* * *
Во владениях королевы было удивительно много рыб. Ещё больше, чем во всём остальном Твердове. Даже на столе и креслах оказались вырезаны рыбы, а на стене висел старинный, богато украшенный меч с узорами в виде чешуи на рукояти.
Белый долго рассматривал его. Работа кузнеца слишком уж походила на его собственный нож. Он бы не удивился, узнай, что матушка украла этот нож как раз у князей Белозерских.
Венцеслава ничуть не скрывала, что гордилась своей семьёй куда больше, чем королевским родом мужа и собственного сына. Белый успел рассмотреть её вещи, пока ждал. Лучшего места, чем это, чтобы убить королеву, он уже не надеялся найти. Тем более теперь, когда замок наводнили гости.
Но дожидаться подходящего случая оказалось невыносимо скучно.
Солнце клонилось к закату. В городе начались гуляния в честь свадьбы князя Белозерского, а в замке, в пиршественном зале, заиграла музыка.
Белый с тоской вспомнил угощения, которые успел попробовать на предыдущем пиру, и проклял тысячу раз королеву за её медлительность. Если она вернётся только завтра, он и вовсе останется без ужина.
В библиотеке он нашёл воду и пару яблок, но этого явно оказалось недостаточно.
Станчик не возвращался. Это тоже было к лучшему: пришлось бы тогда убить и шута, чтобы не привлекать внимания.
Спать было нельзя, хотя ужасно хотелось.
Белый в десятый раз осмотрел меч на стене, попытался найти клеймо кузнеца или другой знак, чтобы сравнить со своим ножом.
Время шло. Солнце опускалось всё ниже. Пир не заканчивался.
Прислушиваясь к звукам за дверью, Белый сел рядом с окном, наблюдая за городом. Клонило в сон.
– Скусяесь?
Возле потайной двери в библиотеку, обернувшись в шерстяной платок, лежавший ранее возле камина, стояла Здислава. Простоволосая, растрёпанная, она с трудом прикрывала своё полное, дряблое тело.
– Матушка. – Белый поднялся с подоконника, вытянулся как струна. – Как ты здесь…
Вспомнилось окно в библиотеке, отлично подходившее по размеру для птиц.
– Ты прилетела…
– Ага. – Она поправила перо в волосах.
Из всех Воронов только она и Грач умели по-настоящему обращаться в птиц. Матушка была старой, настолько старой, что никто точно не знал её возраст, может даже она сама. Но она жила ещё во времена, когда в Рдзении поклонялись старым богам. Когда Белый звался ещё не Вороном, а Воронёнком, зимними вечерами вместо сказок матушка порой рассказывала о своей юности, когда её посвятили в жрицы Морены. Тогда на её капище приносили щедрые дары и всех усопших провожали в иной мир слуги богини-пряхи.
Белый не помнил Здиславу молодой. Она будто всегда была старухой. Учитывая, что старых богов изгнали немыслимо давно, может, так и было на самом деле. С помощью посмертков она, наверное, могла невероятно долго поддерживать своё существование, и пусть тело её дряхлело и слабело, но жизнь продолжала теплиться в груди.
– Что ты здесь делаешь?
Здислава, придерживая на груди платок, медленно обошла зал, оглядывая гобелены, книги и кресла, остановилась напротив меча, захихикала:
– Уснаёфь?
– Это? – Белый невольно провёл по рукояти своего ножа. – Похоже
