В лице мальчика отразилась целая гамма чувств.
— Я никуда не пойду! — воскликнул он, — Я не покину тебя, матушка! Они меня не заставят!
Сула печально оглядела приемного сына.
— Пойдешь, милый. Теперь, когда ты взглянул на иную жизнь да отведал ее вкус, ты не останешься. Так что собирайся. Вон господин весь извелся, тебя дожидаясь.
Мордред оглянулся на Габрана. Тот кивнул.
— Надо поторопиться. Скоро закроют ворота, — не без сочувствия заметил он.
Мальчик направился к своей кровати. Ложем ему служил каменный уступ; мешок, набитый сухим папоротником и застеленный поверх синим одеялом, заменял матрас. Из углубления в стене под уступом мальчуган извлек свои пожитки. Праща, несколько рыболовных крючков, нож, старая рабочая туника. Башмаков он не носил. Рыболовные крючки Мордред бросил обратно на кровать, вместе с рабочей туникой. Задумался над пращой. Погладил полированное дерево, что так удобно ложилось в руку, потеребил мешочек с камушками, матовыми и круглыми, так заботливо собранными на берегу. Затем отложил в сторону и их. Сула наблюдала за мальчуганом, не говоря ни слова. Между ними в воздухе повисли невысказанные слова: «Орудия его — меч и копье…»
Мордред обернулся.
— Я готов.
Он не взял ничего, кроме ножа.
Если кто-то из этих троих и отметил символизм мгновения, то вслух ничего не сказал. Габран взялся было за полог, заменяющий дверь. Но тут, сдвинув шкуру в сторону, в комнату протиснулась коза. Сула поднялась с табурета и потянулась за чашей для молока.
— Ты ступай, ступай. Возвращайся, когда тебя отпустят; расскажешь нам, каково оно — дворцовое житье.
Габран придержал подог, оставляя широкий проход. Мордред медленно побрел к двери. Что тут скажешь? Слов благодарности мало и, однако же, более чем достаточно.
— Так до свидания, мама, — неловко проговорил он и вышел.
Габран отпустил шкуру; завеса упала за их спиной.
Снаружи прилив сменялся отливом, ветер усилился, развеял запах рыбы. Мордред жадно вдохнул свежий воздух — и точно нырнул в неизведанную реку.
Габран отвязывал коня. В сгущающихся сумерках узлы упорно не желали поддаваться. Мгновение поколебавшись, Мордред бегом возвратился в душную хижину. Сула доила козу. Она не подняла взгляда. Грязную щеку прочертил влажный след — словно проползла улитка. Мальчуган остановился в дверях, вцепившись в шкуру, и проговорил сбивчиво и хрипло:
— Я вернусь, как только меня отпустят, честное слово, вернусь. Я… я пригляжу, чтобы вы ни в чем не нуждались, и ты, и он. А в один прекрасный день… в один прекрасный день я кое-чего добьюсь, обещаю, и тогда я позабочусь о вас обоих.
Женщина не отозвалась ни словом, ни жестом.
— Мама.
Сула не подняла взгляда. Руки ее мерно двигались.
— Надеюсь, — выпалил Мордред, — что никогда не узнаю, кто моя настоящая мать.
Он развернулся и выбежал в сумерки.
— Ну? — спросила Моргауза.
Давным-давно рассвело. Помимо королевы и Габрана, в опочивальне не было ни души.
Прислужницы спали в передней комнате, а еще дальше, в отдаленном покое, давным-давно уснули пятеро мальчиков — четверо сыновей Лога и ее сын от Артура. Но королева и ее возлюбленный отнюдь не нежились в постели. Моргауза устроилась у очага, рядом с тлеющей грудой торфа. На ней была длинная ночная рубашка молочной белизны и подбитые мехом тапочки из зимней шкуры голубого зайца, что водится на острове Хой. Рассыпавшиеся по плечам волосы мерцали в отблеске пламени. В этом приглушенном свете Моргауза казалась немногим старше двадцати лет и на диво красивой.
Хотя, как всегда, она возбуждала его чувства, молодой человек знал: выказывать их не время. Полностью одетый, перебросив через руку влажный плащ, он сдержанно ответствовал ей, как подданный — своей монархине:
— Все в порядке, госпожа. Все сделано ровно так, как вы пожелали.
— Никаких следов насилия?
— Никаких. Они крепко спали либо, может статься, выпили слишком много присланного вами вина.
Прелестные губки чуть дрогнули в улыбке, кою неведение сочло бы невинной.
— Даже если они лишь пригубили вино, Габран, этого хватило. — Пленительные глаза обратились к фавориту, не прочли в его взгляде ничего, кроме озадаченного восхищения, и королева добавила: — А ты думаешь, я стала бы полагаться на случай? Плохо же ты меня знаешь. Так все сошло легко?
— Легче легкого. Со стороны покажется, будто они напились, забыли об осторожности, светильник опрокинулся, масло пролилось на постель, и…
Выразительный жест довершил фразу.
Королева удовлетворенно вздохнула, но что-то в голосе собеседника заставило ее насторожиться. Хотя Моргауза ценила своего юного красавца возлюбленного и даже испытывала к нему что-то вроде нежности, при необходимости она бы избавилась от него, не задумавшись ни на минуту. Но пока королева в нем нуждалась, и следовало сохранить его преданность.
— Слишком легко, хочешь ты сказать, верно, Габран? — мягко проговорила она. — Знаю, милый. Таким, как ты, не по душе губить беспомощных, а умертвить этих поселян — все равно что забить скотину; неподобающее дело для воина. Но иного выхода не было. Ты сам понимаешь.
— Наверное, так.
— Ведь тебе показалось, будто женщина что-то знает?
— Или догадалась. Доподлинно сказать трудно. Все эти люди с виду ни дать ни взять иссохшие водоросли. Я бы ни за что не поручился. Чем-то меня насторожила ее манера обращаться к нему и еще выражение ее лица, когда мальчик сказал, будто вы поведали ему все. — Габран помолчал. — Но даже если так, ведь она… они оба… хранили молчание все эти годы.
— И что с того? — возразила королева, протягивая руку к огню. — Эго вовсе не значит, что они бы молчали и дальше. Лишившись мальчика, они, чего доброго, затаили бы обиду, а недовольные всегда опасны.
— Неужто они посмели бы проболтаться? И кому?
— Да тому же Мордреду. Ты сам сказал мне, что Сула уговаривала его вернуться, и, разумеется, поначалу его бы тянуло назад. Одного слова или намека вполне хватило бы. Ты знаешь, чей он сын, и ты его видел. Легкого дуновения достанет, чтобы раздуть пламя честолюбия, способное уничтожить все мои планы на будущее; ты не согласен? Поверь мне на слово, иного выхода не было. Габран, милый мой мальчик, возможно, что лучшего любовника, чем ты, ни одна женщина не принимала к себе на ложе, но ты никогда не сможешь править королевством обширнее помянутого ложа.
— А я и не стремлюсь. Зачем бы?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
