Стоит ли все это таких усилий? Организационные хлопоты, стресс от волнения, все эти затраты? Для чего? Кто в конечном счете выигрывает от такого экстравагантного ритуала? Ее собственная свадьба была замечательной, и все же спустя пять лет (с точностью до одного дня) все было кончено, окончательно и бесповоротно, как будто никто и не произносил клятв верности. Когда она выходила замуж, на ней не было розовых очков, она прекрасно понимала, что любая супружеская пара проходит через трудности, но она никак не ожидала, что в ее жизни возникнет такое непреодолимое препятствие, как эта цепкая шлюшка, занимавшаяся отчетностью в компании Дэмиена. Оказалось, хотя, возможно, это не было для нее такой уж неожиданностью, что либидо Дэмиена было гораздо выше его коэффициента интеллекта.
Они были так счастливы, по крайней мере, она так думала. У них были и взлеты, и падения — мужчина, не способный повесить пару полок без того, чтобы не извести полтонны состава для замазывания трещин и чтобы потом не пришлось вызывать электрика и водопроводчика, а то и пожарную команду, всегда будет постоянным раздражителем в семейном быту, но им было весело и интересно вместе. Любопытно узнать, после мгновений любви устраивают ли Дэмиен с Мелани представления театра теней с помощью пальцев ног, как это делали они, направляя тени на стену из неокрашенной древесины магнолии, которую все собирались покрасить, да так и не успели? Настаивает ли он, чтобы его «олень» всенепременно был победителем? Смеются ли до слез, сидя в кухне на полу и рассматривая фигурки из сыра, которые должны были быть их портретами, но оказались больше похожими на карикатурных персонажей мультяшки? Скорее всего нет. Джози чувствовала, что Мелани не стала бы лепить фигурки из сыра.
Наверное, ей следовало отреагировать по-другому. Измены сейчас обычное дело, они уже не приводят к разрыву семейных отношений, как это было раньше. Может быть, стоит повзрослеть и стать выше простой супружеской неверности? Неужели это так серьезно в установившейся теперь системе ценностей? В то время она воспринимала все именно так; но теперь она уже не была в этом уверена. Дэмиен упорствовал. Самовлюбленный эгоист, уверенный в том, что будь она ему лучшей женой, то ничего бы не произошло. Она же почти не упоминала, что из него-то муж никакой. Нет, не сама измена все разрушила — хуже всего была потеря доверия и уважения. После того как их не стало, не стало и всего остального.
Что теперь будет делать Дэмиен? Теперь, когда он по горло сыт игрой в семейную жизнь с этой Мелани и с ее потомством? Он уже предпринимал попытки подкатить к Джози, но все это шло не от чистого сердца: куча телефонных звонков, обычно в пьяном виде и в час ночи, несколько букетов, составленных из цветов, которые она не любила, какое-то эротичное белье, слишком откровенное, чтобы свидетельствовать о серьезных намерениях. Но Дэмиена, когда он обхаживал женщину, остановить было невозможно. Кто станет следующей его жертвой? — подумала она. В отличие от других вампиров, Дэмиен высасывал из идущей на заклание овечки не кровь, а ее чувство собственного достоинства и ее уважение к себе.
Жить одной было трудно; ей не хватало уютного тепла и живой души, того, что давал ей, как мог, лишь Кот-Ранее-Известный-Как-Принц. Случалось, обычно часа в три ночи, когда все рациональное уходило и она тосковала по Дэмиену так сильно, что почти ощущала его присутствие рядом с собой и даже протягивала руку и притворялась, что гладит его, хотя ни нога Дэмиена, ни какая-либо другая часть его анатомии не соприкасалась с этой, уже другой, постелью, бывало, в такие минуты ей приходилось брать бутылку с теплой водой, но к утру обычно это отпускало. Однако в целом, пришла она к заключению, жить одной гораздо интереснее, чем с Дэмиеном.
Джози взглянула на уходившую вверх лестницу. Будем надеяться, что Марте повезет больше, чем ей. Снизу из зала до нее долетел приглушенный смех. Как ни жаль, но надо двигаться дальше, или бедному Джеку придется весь вечер просидеть в одиночестве. Усилием воли Джози заставила себя встать и снова начать подъем по лестнице.
Здесь наверху было так тихо и спокойно. На цыпочках Джози прошла по залу, и следы ее шагов исчезали в высоком, но упругом ворсе замечательного ковра — одно из достоинств ковров «эксминстер». В нем можно потонуть, и никто даже не заметит.
Она свернула в переднюю перед комнатой невесты, которая, по сути, была лишь коротким коридором. С позолоченного крючка на стене, прикрытого прозрачной пленкой, свисал костюм, в котором Марта должна будет уезжать. Брючный костюм, белый, с едва заметным оттенком голубого. Тут же терпеливо ее ожидали темно-синие сапоги. Джози постояла, любуясь ими. Марта будет замечательно выглядеть во всем этом. Правда, она во всем была хороша.
Теперь она стояла перед комнатой невесты, и из-за двери донеслось неясное бормотание. Должно быть, это Марта. Наверное, она пришла сюда, чтобы позвонить кому-нибудь, сделать какие-то последние распоряжения.
Джози тихо постучала по массивному дереву косточками пальцев:
— Марта, ты здесь?
Ответа не последовало, но она знала, что кто-то там есть. Бормотание стало слышнее, голоса слышались яснее и становились все более знакомыми. Она напряглась, чтобы расслышать, о чем они говорят, но дверь была слишком массивной.
Джози постучала громче:
— Марта!
Она повернула ручку, и дверь, бесшумно скользя на хорошо смазанных петлях, открылась.
— Божетымой! — вырвалось у Джози. Тут же ее рука взлетела, чтобы прикрыть рот, но было уже слишком поздно. Слишком поздно. Нижняя челюсть у нее отвалилась и упала на шикарный мягкий ковер.
Глава 34
Шел снег, и Мэт смотрел в окно такси, слушая, как дворники на стекле выстукивают: шлеп-шлеп-шлеп. Движение по всей дороге остановилось. А все оттого, что ньюйоркцы, как и лондонцы, как только дорога покрывается корочкой льда, такой же гладкой, как глазурь на торте, внезапно забывают о том, как надо водить машину. Не то чтобы сам Мэт был опытным водителем. Его машина ушла вместе с гравюрами Густава Климта, с тостером «Бревиль», спасавшим его от голодной смерти в студенческие годы, и с половиной супружеской постели.
— Тише едешь… — сказал он с жалкой потугой на улыбку.
Холли прижалась к нему:
— Мне холодно.
— Сейчас. — Он снял с себя шарф и обмотал вокруг шеи Холли, осторожно пропустив под волосами.
— Спасибо, — сказала она и прижалась еще теснее.
На их водителе была кожаная шапка с меховыми ушами, и он явно экономил на тепле в салоне. Будучи в Нью-Йорке, все время можно потратить лишь на жалобы по поводу температуры: всюду было либо слишком холодно, либо слишком жарко. Мэт медленно выпустил изо рта неловкую длинную струю воздуха и наблюдал, как она вилась в холодном воздухе. Что же он делает? Почему скачет жеребцом (ха, шутка!) по всему Манхэттену, не отпуская при этом от себя эту привлекательную девушку — даже принимая во внимание ее стремление получить лишь его тело, все же нельзя не признать, что она и в самом деле просто прекрасна, — только для того, чтобы хоть глазком взглянуть на подружку невесты из Англии, которая, возможно, самым недвусмысленным образом даст понять, что ему надо держаться от нее подальше? И это — действия здравомыслящего человека? Не лучше ли ему просто забыть об этой Флинн и получать удовольствие, которое еще можно получить в этой ситуации?
С высоты своего роста он посмотрел на Холли. Веки у нее отяжелели, и казалось, она дремлет, убаюканная ездой.
— Как ты думаешь, не закончится ли там все, пока мы доберемся?
— Возможно, — сонно ответила Холли, подавляя зевок.
— И «Крутоголовые» отпоют?
— Наверное.
— Ты ведь не так хотела провести сегодняшний вечер?
Холли подняла бровь, и на губах у нее появилась ленивая улыбка. Ну что ж, она, по крайней мере, еще улыбается, подумал Мэт.
— Не так, — сказала она, не глядя на него.
— Так или иначе, но на этом закончится та кутерьма, которую я устроил сегодня, — вздохнул Мэт.
Холли, изящно изогнувшись, прильнула к нему и засунула руку ему за воротник. Было холодно, и ее ледяные пальцы заставили его вздрогнуть.
— А она еще не закончилась? — спросила она.
— Нет.
Ее глаза вновь закрылись, но рот, будто предлагая себя для поцелуя, каким-то таинственным образом оказался в опасной близости от его рта. Надо было сделать лишь легкое движение головой, и стыковка состоялась бы. Он мучительно колебался, а сердце у него забилось так же неровно и невпопад, как барабаны у «Крутоголовых». Мэт взглянул вверх и в зеркале заднего вида поймал взгляд таксиста, наблюдавшего за ними.
Глядя ему в глаза, Мэт пожал плечами, дав понять, что он не знает, как поступить. Таксист в ответ тоже пожал плечами. Этого было вполне достаточно. Мэт откинулся на холодном пластиковом сиденье и втянул в себя горячее, дурманящее тепло Холли.
