слушателей и читателей Уильям Энсон, Уолтер Бэджот и Генри Мартен, была совершенно ясна: монарх может носить корону, но в эпоху всеобщей демократии истинным королем становится парламент, и современный правитель не должен об этом забывать. Миновали времена, когда монархи созывали или распускали парламенты, игнорируя мнение избранных министров; все это было характерно для периода, когда не существовало «ответственного правительства». Елизавета также отметила различия между роспуском, отсрочкой работы и закрытием парламента.
В ее записях упоминается множество процедурных мелочей, которые должен был держать в голове высший государственный служащий. В определенном смысле именно это и должна была сделать маленькая девочка – стать самой цивилизованной из всех государственных служащих.
В этих кропотливых приготовлениях к будущей жизни и работе мы можем найти корни характера сегодняшней Елизаветы II, прилежной владелицы красных кейсов, заполненных важными правительственными документами. Их отправляют ей на протяжении всего царствования – каждый день, иногда даже на Рождество. Ни один правитель в истории человечества никогда бы не стал из чувства долга читать и комментировать такое огромное число страниц. «А вы учите этому других детей?» – спрашивает юная Елизавета в диалоге, придуманном Питером Морганом. «Нет, – отвечает Мартен, – только вас», – и дает ей пачку работ по алгебре, тригонометрии и английскому языку, чтобы она могла их пролистать. «Вот чему я учу их». «Разве мне не нужно все это знать? – с широко раскрытыми глазами спрашивает Елизавета, удивляясь разнообразию и деталям изучаемых предметов. «Нет, мэм, – отвечает Мартен, и его ответ перебивает карканье ворона. – В этих знаниях нет благородства».
Движущая тема эпизода – чувство неудовлетворенности Елизаветы своим односторонним образованием, которое лишило ее силы (potentia), приходящей со знанием (scientia). Однако когда дело дошло до первого серьезного конституционного кризиса за время ее правления, то оказалось, что Энсон, Бэджот и Мартен действительно сослужили ей хорошую службу. Кризис возник из-за слабого здоровья 79-летнего премьер-министра Уинстона Черчилля. Казалось, давно позади страхи февраля 1952 года, когда диагностированный доктором Чарльзом Мораном артериальный «спазм» стоил Черчиллю временной потери речи. Но все вернулось вечером 24 июня 1953 года, всего через три недели после коронации. Премьер-министр только что закончил блестящую речь на Даунинг-стрит на обеде в честь своего итальянского коллеги, прибывшего в Великобританию с визитом (Черчилль много шутил о том, какую пользу получили древние бритты от завоевания римлянами), как вдруг откинулся на спинку кресла, а левый угол его рта слегка опустился вниз.
Ему удалось проститься с гостями, не вставая с кресла, но до спальни Черчилля уже провожали его зять Кристофер Соумс и личный секретарь Джок Колвилл. На следующий день доктор Моран диагностировал очередной «спазм» в небольшой артерии мозга и сообщил, что Черчилль не сможет присутствовать на предстоящем заседании Кабинета министров. Но тот проигнорировал совет своего врача. 25 июня на заседании министр финансов Ричард Остин Батлер заметил, что премьер-министр с трудом говорит и поручает ведение заседания по отдельным вопросам повестки дня соответствующим министрам. Однако об истинном масштабе проблем никто не подозревал до конца дня, когда Черчилля отвезли в поместье Чартуэлл. Следующим утром, в пятницу, 26 июня 1953 года, Колвилл работал в библиотеке в Чартуэлле, когда туда вошел доктор Моран. Он сообщил, что, по его мнению, премьер-министр может не дожить до вторника, а в лучшем случае будет обречен на длительную нетрудоспособность. Паралич усугублялся, одна сторона тела уже полностью вышла из строя. «Вполне вероятно, – сказал доктор, – что в выходные он от нас уйдет».
Эта новость оказалась еще хуже, чем представлялось поначалу. Перспектива смерти Черчилля уже сама по себе была кошмарной, но вскоре выяснилось, что Энтони Иден, соратник Черчилля по работе в правительстве с начала 1940-х годов, находился тогда в США, в бостонской больнице Lahey Clinic, где ему сделали операцию на желчном протоке. На восстановление после нее требовалось несколько месяцев. 56-летний министр иностранных дел вообще не отличался крепким здоровьем, страдал от язвы двенадцатиперстной кишки и все чаще принимал обезболивающие из черной жестяной коробки, которую везде носил с собой. В коробке было все – от аспирина до ампул с морфием, инъекциями которого врачи пытались облегчить его положение еще с 1951 года.
Мы не знаем, заснул ли Энтони Иден в присутствии президента США Эйзенхауэра, как это показано в седьмом эпизоде сериала, но что он определенно стал зависим от регулярных инъекций опиатов – это не подлежит сомнению. Если бы Черчилль скончался в выходные 27–28 июня 1953 года или же остался совершенно недееспособным, как предсказывал его врач, то Елизавета II столкнулась бы с беспрецедентной конституционной дилеммой, поскольку Энтони Иден не смог бы исполнить ее поручение сформировать новое правительство. «Ты хочешь сказать, – испуганно спрашивает Клементина Черчилль, осознавшая в седьмой серии всю глубину возникшего кризиса, – что сейчас страна обходится без здорового лидера и без его заместителя?» «Тсс! Не надо так громко», – раздраженно отвечает ей муж.
И Энсон, и Бэджот в своих учебниках объясняли, что когда конституционный монарх выбирает себе премьер-министра, то его задача заключается в том, чтобы найти политическую фигуру, которая могла бы обеспечить рабочее большинство в парламенте. Здесь важно было заручиться поддержкой палаты общин, и Иден, несомненно, был тем человеком, которого консерваторы как партия большинства хотели бы видеть преемником Черчилля. Но, как оказалось, в условиях, когда Иден болен и уехал из страны, не существует конституционного процесса, посредством которого можно было бы назначить его исполняющего обязанности премьер-министра. Да и как бы он работал? Какой активный политик согласится занять этот важнейший государственный пост, три или четыре месяца управлять страной, а затем покорно отступить в тень, когда здоровье Энтони Идена позволит ему вернуться домой из Америки?
«Единственное, что могла тогда сделать королева, – вспоминал позднее Колвилл, – это положиться на человека, которого она очень хорошо знала и которому могла безоговорочно доверять. И такой человек должен был немедленно уйти в отставку, когда Иден выздоровеет». Очевидным кандидатом на эту роль был Роберт Солсбери по прозвищу Боббети, давний союзник Идена, который почти десять лет боролся за право «престолонаследия» для своего друга Энтони. Колвилл в срочном порядке через Соумса посоветовался с Черчиллем, и оба они указали на Боббети, с его семейными ценностями и сильными религиозными принципами, как на лучшего кандидата для подобных дел. На этом и порешили. Когда Солсбери поступило предложение при необходимости стать «смотрителем» места премьер-министра, пятый маркиз согласился должным образом сыграть эту роль. Таким образом, план выхода из кризиса был разработан в выходные 27–28 июня с участием Колвилла, Солсбери, доктора Морана и
