приходит в себя, показывает зубы. Пора снова сбить с него спесь.
– Что ж, как скажете.
Я отвернулся от Троцкого.
– Шандор, останови. Товарищ хочет выйти. Он хочет сам в одиночку со всеми справиться. Он же Лев.
Коляска остановилась.
– До свидания, товарищ. Успехов в борьбе. Впереди у вас великие свершения. Идите домой, там вас ждут старые друзья по партии.
Троцкий остался сидеть в коляске. Я продолжил.
– Правда, чего вам бояться? Смело товарищи, в ногу. В случае чего сходите на консультацию к доктору Адлеру.
– Кладбище Фрайдхоф Наменлозен. В полночь.
– Что?
– Кладбище Фрайдхоф Наменлозен. В полночь. – Почти в истерике прокричал Троцкий.
– Не знал, что вы такой романтик.
– Я знаю, где это, отозвался Шандор. – Рядом с пароходной станцией на Дунае.
Наш возничий спрыгнул с пролетки, за ним кулем вывалился Троцкий. Адвокат достал портсигар с фамильным гербом Батори на крышке и великодушно предложил Троцкому папиросу.
– Герцеговина Флор.
Тот отказался. Чиркнула спичка. Шандор сладко затянулся и пустил дым в вечернее небо. Троцкий выглядел жалко. Я понимал его: до сегодняшнего вечера он чувствовал себя ловкачом, который держит в руках все ниточки хитроумной операции, ему все удавалось, он был без пяти минут в дамках, и вот, все рухнуло. За ниточки дергали его. Он оказался пешкой, окруженной старшими фигурами. Да, я понимал его, но не сочувствовал. Я вспоминал его апломб и высокомерие, с которыми он встретил меня, и не без злорадства смотрел на его крушение. Я другое дело. С чувством глубокого удовлетворения я отмечал, что превращаюсь в нового человека. Смелого, уверенного в себе, решительного. Как будто я отнял силы у поверженного врага. Теперь я здесь хозяин положения!
Рядом с нами становилась неказистая повозка. Из нее выскочили два человека. Шандор не успел обернуться, как получил удар по голове. Затем раздался звук взведенного курка. Я повернулся. На меня смотрели дуло револьвера и какая-то цыганская рожа. Такая же картина возникла и перед Троцким. Редкие прохожие разбежались или сделали вид, что ничего не заметили. Из повозки медленно спустилась грузная фигура.
– А я недооценил вас, князек.
– А я вас, Евстратий.
Филлер медленно подошел к Троцкому.
– Ну, здравствуй, Давыдыч. Давненько не виделись.
Троцкий сжался в комок.
– Что, решил все без меня провернуть? Без своего родного шефа? Думаешь, вырос? Можешь не делиться? Как ты рассчитывал от меня скрыться? Я ж знаю тебя, как облупленного.
«Вот тебе и пламенный революционер», – подумал я.
– Вы не при исполнении, – затравленно озираясь, отвечал Троцкий. – Вы давно частным образом действуете. На себя работаете, на домик свой в Финляндии.
Я с удивлением взглянул на шпика. А как меня, подлец, обрабатывал. Сибирью пугал!
– Я на домик работаю, а ты – на меня. Все, Лейба, поиграл в самостоятельность и буде. Вместе барона потрошить будем, – деловито подвел итоги, как оказывается, отставной шпик.
– В повозку его, – скомандовал Евстратий своим цыганам, а этих кончайте.
– Дяденька, дяденька, не надо! – заверещал я по-русски.
Евстратий, усмехаясь, повернулся ко мне. Цыган поглядел на хозяина, уловил его глумливое настроение и опустил пистоль.
– Дяденька, простите нас, мы больше не будем, – продолжил я плаксивым голосом, пытаясь незаметно дотянуться до вожжей.
Тут где-то внизу, у колес нашей коляски послышалось рычание. Очнувшийся Шандор, как был на четвереньках, так на четвереньках и бросился в ноги к цыгану. В следующий момент они уже катались по земле, в пыли, как два сцепившихся пса. Раздался выстрел. Все замерли. Задыхающийся цыган отполз с места битвы. Пистолет был в его руке. Шандор остался лежать. Я, наконец, нащупал хлыст и решил… или героически закончить свою жизнь, как мой друг, или, скорее всего, воспользоваться его подвигом, стегануть лошадей и скрыться. Ну, чтобы его смерть была недаром. Какое-то мгновение, но очень долгое-долгое, как будто время застыло, меня мучила эта дилемма. Но оказалось, что Шандор еще не сказал своего окончательного слова. Он вдруг медленно восстал из пыли, как Феникс из пепла, и надвигаясь на своего убийцу, заорал:
– Я, Шандор Батори, из рода Батори. Во мне течет кровь Аттилы! Мои предки воевали всю Европу! Моя прапрапрапрабабка купалась в крови девственниц! Меня нельзя убить!
Далее он начал страшно ругаться по-венгерски. Цыгане застыли в мистическом ужасе. Да что цыгане, мы все замерли, пораженные его воскрешением. Первым очнулся я. Я прыгнул с коляски на цыгана, точнее на его руку с револьвером. Наемник Евстратия даже не сопротивлялся. Когда револьвер оказался в моей руке, два других уже целились в меня.
Улыбаясь и глядя в глаза Евстратию, я приставил дуло к голове Троцкого. Мы постояли так немного. Затем Евстратий, не опуская револьвера, заговорил:
– Я недооценил вас.
– Вы недооценили меня.
– В этом раунде ничья. Разъезжаемся.
– Разъезжаемся, – подтвердил я.
Так, не теряя друг друга из поля зрения, не опуская револьверов, мы сели в коляски и тронулись в противоположные стороны.
Ночь была теплой и ясной. Светили звезды и огни домов. Мягко шелестели деревья. Окружающая природа не обращала внимания на наши битвы. Какое-то время мы ехали молча, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Затем Шандор достал из внутреннего кармана портсигар и долго разглядывал вмятину.
– Я догадался об этом, – сказал я ему, – но все равно, это была очень сильная сцена. Достойная Шекспира и мировых подмостков.
Мы вернулись в свое логово глубоко за полночь. Аврора не спала, встретила нас с нескрываемой радостью.
– Что случилось? Почему так задержались? И где Троцкий? План не сработал? Его не удалось запугать? – забрасывала она нас вопросами, параллельно цепко разглядывая испачканный в пыли костюм Шандора.
– План сработал отлично. Троцкий был у нас в кармане, но возник еще один охотник за золотом.
Я рассказал про Евстратия и его нападение. В красках и лицах описал схватку Шандора с цыганом. Его смерть и воскрешение. Шандор в доказательство показал портсигар с вмятиной от пули, я вытащил трофейный револьвер. Глаза Авроры блестели.
– Но почему меня не было с вами?! Я столько пропустила! Что ж в следующий раз я не упущу такой возможности развлечься. Тем более этот следующий раз будет уже завтра! Нам нужен новый план.
Я запросил пощады и сна.
– Хорошо. Вы ложитесь спать. А я еще посижу, подумаю.
15
Все наше врачебное сообщество гудело. Новость, что в клинике Вульфа случился бунт с побегом, моментально облетела Вену. Сказать по правде, новость доставила мне некоторое удовольствие. Вульф не скрывал своей ненависти к психоанализу и лично ко мне. На каждом углу называл меня шарлатаном. Когда у меня забрали пациентку и перевели в клинику
