— Картины могут измениться.
— Не думаю.
— Вы должны помнить, — мягко промолвила Марина, — что эти картины порождены вашим собственным сознанием и, как всякое создание разума, по прошествии времени способны приобретать другую форму.
Но Зоя то ли не слушала, то ли не хотела слышать. Она думала только о Франсуа и своей ужасной потере.
— Он так любил меня, — тихо сказала она. — Глубоко и искренне, хотя мы знали друг друга совсем недолго. А сейчас ненавидит. Он тоже видит картины, и в этих картинах я кажусь ему убийцей Поппи.
— Это пройдет. Все изменится.
Зоя промолчала, отвернулась, и ее взгляд упал на колоду карт «таро», лежащую поверх шелкового шарфа.
— Моя мать ходила к гадалкам «таро». Раз в год, в январе, — сказала молодая женщина. — И верила в эти гадания так, что даже страшно становилось. — Она поднесла чашку ко рту, но, не сделав ни глотка, поставила обратно. — Бедная мама верила всему, что ей говорили. Даже если предыдущее гадание не сбывалось, в следующем январе она гадала снова. В детстве я боялась января, потому что не знала, будет мама плакать или смеяться.
— И что, прогнозы никогда не сбывались?
— Пара сбылась. Гадалки говорили, что ей предстоят путешествия и небольшие проблемы со здоровьем.
— Продолжайте.
Зоя улыбнулась — впервые с тех пор, как вошла в дом.
— Моя мать любила устраивать себе несколько каникул в год и страдала чем-то вроде ипохондрии. Так что тут карты ошибиться не могли.
— Значит, в один прекрасный день вы стали скептиком?
— Нет. Скорее беспристрастным наблюдателем.
— Может быть, только истинно беспристрастным людям и являются картины и предчувствия, — заметила Марина. — Ваша мать еще жива?
— Нет, — вздрогнула Зоя и подозрительно спросила: — А почему вы спрашиваете?
— Мне интересно. Потому что это может иметь отношение к тому, что происходит с вами сейчас.
Зоя прикинула, что можно рассказать, а что нет.
— Она погибла в своей машине. Увидела в саду сороку, летевшую в ее сторону, а потом уехала и попала под трактор.
Марина сидела молча. Зоя смотрела на нее во все глаза.
— Вам не нужно было спрашивать, правда? Вы знали ответ заранее?
— У меня было такое чувство. В молодости я имела талант к ясновидению.
— А сейчас?
— Сейчас меньше. Но все еще есть.
— Я хочу, чтобы этого больше не было! — гневно воскликнула Зоя. — Хочу жить! Даже если я потеряла Франсуа, я хочу, чтобы жизнь вернулась ко мне!
В ее голосе звучала пылкая страсть, неожиданная в столь хрупком существе.
— Не говорите, что вы потеряли его. Нужно надеяться.
— Вы не видели его лица, — тихо уронила Зоя. — Когда вы говорили с ним по телефону, я обо всем догадалась по его выражению. В нем что-то умерло. Его любовь ко мне.
Она встала:
— Мне пора. Иначе опоздаю на работу.
У Марины сжалось сердце. Она вспомнила, что сегодня днем ей предстоит поработать в магазине, чтобы компенсировать время, проведенное с Леонорой.
Она стояла в дверях и следила за Зоей, отпиравшей машину. О, как ей был знаком этот твердый взгляд! Взгляд человека, идущего по избранному им пути. Эта девочка инстинктивно стремилась к другому, но выбрала то, что считала более важным.
Когда-то Марина тоже была такой. Только едва ли в ней была фанатическая решимость и сила похожей на газель Зои. И ее тогдашний избранник ничем не напоминал отлитого из чистой бронзы таинственного Франсуа.
Ярко-желтый автомобильчик уехал. Марина повернулась и пошла на кухню. Риск не отходил от нее ни на шаг. Она наклонилась и погладила его.
— Ты все знаешь, верно? Особенно когда я собираюсь сорваться с цепи?
Внезапно у нее возникло поразительно сильное убеждение, что пришла пора вылезти из своего болота и еще раз взять жизнь за шкирку. В последние дни благодаря Леоноре, Франсуа, а теперь и Зое Пич она вновь почувствовала себя полезной. Необходимой. И вновь обрела чувство времени. Нельзя попусту терять часы и недели, если ты должен многое сделать, многое вспомнить и многое узнать заново.
— Я справлюсь, — сказала она Риску, который немедленно сел, выпрямился, поднял ясные глаза и застучал хвостом по полу. — Ну, если ты согласен со мной, значит, так тому и быть.
Она позвонила в магазин и, ликующе размахивая трубкой, заявила своей работодательнице об уходе. Там к этому отнеслись очень спокойно: оказывается, на ее место претендует целая очередь.
Марина, ошеломленная собственной прытью, пересчитала свои скудные сбережения и поискала, что можно было бы продать, если ей будет угрожать голодная смерть. Старинные часы? Стереосистему Колина?
Когда возбуждение и страх дошли до предела, Марина сказала себе: что-то случится еще до того, как закончатся деньги. Что-то хорошее. Она обрела свободу, а свобода дороже денег. И все же нужда ей не грозит. Все будет хорошо.
Преследуемая Риском, она поднялась в чулан и принялась рыться в куче старых папок, хранившихся со студенческих лет.
«Обучение», «Восприятие», «Экспериментальное изучение сна»… О Боже, неужели когда-то она все это знала? Отпихнув ненужные материалы, она с жаром углубилась в остальное. Не может быть, чтобы ее драгоценная папка исчезла! Закон Мэрфи. То, что ищешь, всегда находишь в последнюю очередь.
— Ага, вот она! — громко вскрикнула Марина, напугав Риска, и откинула крышку.
На титульном листе красовалось тщательно выведенное длинное название. А под ним значилось ее имя, потому что именно она собрала эту папку.
— Слушай, — сказала Марина, задрожавшему Риску. — «Таинственные явления человеческой психики». Что, звучит?
Она просмотрела подзаголовок: «Паранормальные явления, телепатия, ясновидение, предвидение».
О да, это была та самая папка. Марина отнесла ее на кухню, стерла пыль с крышки и пожелтевшего обреза бумаги и начала читать.
Прошел час. Два. Три. Риск с укором потрогал ее лапой. Гулять пора! Обедать! И вообще, что за дела?
Она вытянула затекшие ноги.
— Да-да. О'кей.
Они вышли на солнышко. В деревьях сновали яркие пичужки, похожие на драгоценные камни. На ветках искрилась и колыхалась новая листва.
Марина улыбалась. Все должно быть хорошо.
Глава 22
Когда Зоя вернулась домой, на крыльце, прислонившись к косяку, стоял Чарльз.
— Ангел! — воскликнул он, по-хозяйски обнял ее и поцеловал в макушку — единственное, что Зоя могла предложить ему в данную минуту.
— Чарльз! А я думала, что ты позвонишь мне в половине восьмого?
Она не то что была ему не рада, однако не сумела подавить нотку протеста.
