Чарльз-младший светился от гордости.
— Отец, это и есть та самая неуловимая девушка, о которой я тебе столько раз рассказывал!
Отец Чарльза коротко пожал протянутую Зоей руку и вежливо спросил:
— Хорошо доехали? Надеюсь, Чарли не превышал скорость?
— Да. И нет, — улыбнулась Зоя и принялась осматривать холл с высокими стрельчатыми окнами и широкой дубовой лестницей.
— А где мать? — спросил Чарльз.
— В саду, конечно. Где же ей еще быть?
— Мать души не чает в своих розах и душистом горошке, — объяснил Зое Чарльз.
— Пропадает там целыми днями, так что я ее почти не вижу.
Отец Чарльза рассматривал Зою безо всякого стеснения.
Она обернулась, посмотрела ему в глаза и загадочно улыбнулась.
— Знаете, моя дорогая, если захотите пойти в сад, вам надо будет переодеться, — сказал он. — Не успеете глазом моргнуть, как моя благоверная заставит вас копаться в клумбах и теплицах. Кроме того, с ней два непослушных лабрадора, которые за минуту превратят ваш восхитительный наряд в грязную тряпку.
— О Боже! — воскликнула Зоя. — Очевидно, мне надо было надеть костюм городской беспризорницы, чтобы все графство обошел слух, будто Чарльз привез из Лондона нищую оборванку! Может, одолжите мне какой-нибудь потрепанный макинтош и галоши?
— Туше! — Отец Чарльза потрепал Зою по плечу с таким видом, словно она была молодой кобылкой, удачно взявшей препятствие. — Я им дам слухи!
— Вот видишь? — сказал ему сын. — Девушка с характером и языком как бритва. Я же говорил тебе, что она чудо!
Обед был накрыт ровно в восемь. Они сидели в огромной тихой столовой, на стенах которой висели потемневшие от времени фамильные портреты. Весь торец занимал громадный буфет красного дерева, ломившийся от старинного столового серебра.
Отец Чарльза был настоящим английским джентльменом, любезным и прекрасно воспитанным. Он искусно дирижировал беседой и не допускал неловких пауз. Мать, присоединившаяся к ним позже и слегка запыхавшаяся, была женщиной лет шестидесяти, живой и дружелюбной. Видимо, в молодости она была очень хороша собой, но теперь ее лицо было продубленным и обветренным, как у всех, кто постоянно работает на свежем воздухе.
Она попыталась принарядиться к обеду, надев дымчато-голубое вечернее платье с ручной вышивкой. Такие платья носила Зоина мать, когда сама Зоя была маленькой девочкой. Правда, эффект немного портила растянутая бежевая кофта, надетая для защиты от лютого холода, царившего в столовой даже ранним летом.
— Я слышала, вы учительница, — деловито и, как показалось Зое, с легким неодобрением сказала мать Чарльза.
— Я преподаю детям английский как второй язык.
— И много таких детей школьного возраста, которые не знают английского?
— Хватает, — улыбнулась Зоя.
— Зоя не из тех девушек, которые стремятся сделать карьеру, — вставил Чарльз, протягивая руку к графину с вином и наполняя свой бокал.
Зоя обернулась к нему.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что, мой ангел, я был знаком с парой таких девиц. Ты ничуть на них не похожа.
Зоя посмотрела на него с удивлением. Он был совершенно прав, хотя едва ли догадывался о причине. Она любила свою работу, любила детей и с удовольствием придумывала, как пробудить в них интерес к учебе, но карабкаться по служебной лестнице вовсе не собиралась. Перспектива стать директрисой, сидеть за столом, возиться с бумагами и присутствовать на совещаниях ее не манила. Кроме того, в ее подсознании всегда жила мечта о страстной любви, крепкой семье и детях.
Она вспомнила о Леоноре. Ах, если бы ей пришлось заботиться о такой девочке, работа очень быстро отошла бы на задний план. О Леонора, Леонора!
— Еще вина, милая? — Чарльз взял из ее руки бокал и вдруг внимательно всмотрелся в лицо. — Ангел! Что с тобой?
На белоснежной ладони Зои виднелись красные следы. Она стиснула ножку бокала с такой силой, что ногти едва не пронзили нежную кожу.
— Все в порядке.
Бедный, милый Чарльз… Мало что понимает, но чувствует, что она нуждается в утешении.
— Я сама никогда не стремилась к карьере, — сказала мать Чарльза. — Не хотела ничего, кроме мужа, семьи, тихой сельской жизни. И сада.
— О да! Особенно последнего, — сострил Чарльз.
— Но зато я ужасно гордилась карьерой мужа, — решительно продолжила пожилая женщина, сверля Зою суровым взглядом. — Если мужчина заседает в правлениях нескольких международных компаний, он вряд ли захочет, чтобы его жена блистала в свете. Мужчинам нравятся женщины кроткие и послушные, что бы ни говорили об этом газеты и телевидение. Даже в наше время.
— Конечно, — дипломатично улыбнулась Зоя.
Все это было очень знакомо. Тех же взглядов придерживалась мать и ее ближайшие подруги.
Что бы сказал об этом Франсуа… Его суждения были такими ясными, такими логичными. А еще страстными. И лишенными предубеждений. Кроме одного-единственного.
Она сделала большой глоток. Перестань, перестань! Перестань думать о нем, иначе разревешься прямо за столом!
Она слегка откинулась на спинку кресла и обернулась к Чарльзу, бессознательно демонстрируя свою лебединую шею, от вида которой его бросило в дрожь.
— А ты что думаешь об этом?
— Что? Ах, о работающих женщинах! — Он улыбнулся. — Я всегда поддерживаю маму. Не спорить же с ней за ее собственным обеденным столом!
— А я восхищаюсь вашей работой, — сказал отец Чарльза. — Думаю, дети, с которыми вам приходится иметь дело, не из легких.
— Не из легких, — подтвердила Зоя и посмотрела на него с интересом. — Но я обнаружила, что с этими детьми вполне можно найти общий язык, если пробудить в них интерес.
— То есть держать этих дьяволят занятыми? — догадался Чарльз-старший.
— Именно!
Она тепло улыбнулась пожилому мужчине.
— А вот этого дьяволенка мы никогда не могли занять! — шутливо продолжил он, указывая на сына.
— Занять работой, — бесхитростно уточнила мать. — Играми он готов был заниматься сколько угодно. Особенно с хорошенькими блондинками.
— Да, когда-то я отдавал предпочтение блондинкам, — не моргнув глазом, подтвердил Чарльз и покосился на черные как смоль волосы Зои. — Но недавно почувствовал, что начал взрослеть.
Когда трапеза подошла к концу, мать Чарльза увела Зою к себе в кабинет, оставив мужчин пить портвейн.
— Как вы, должно быть, заметили, жизнь у нас здесь очень традиционная.
— Да, — улыбнулась Зоя, принимая из рук хозяйки кофейную чашечку тончайшего фарфора.
— Я люблю традиции. Получаю удовольствие от смены времен года в моем саду.
