— Представляю, — грустно сказал я. — Но хоть ты-то поверь мне, что я не виноват! Ни в чем.
— Я тебе верю, но это не облегчит твоего положения.
— Если веришь, включи меня в работу. Я хочу участвовать в расследовании до самого конца.
— Это само собой. Только вот твое ранение...
— Да ладно, ерунда все это! Послушай, я сомневаюсь, чтобы Тоди стал подливать масла в огонь. Он, верно, понял, что я разгадал его махинации.
— А мы его вызовем. Пусть рассказывает, где он был в тот вечер.
— Еще рано...
— Твой журналист тут выступает. Сегодня уже три человека говорили мне про его статью. Посмотри. — Ваклев бросил на столик газету, которую до того, скатав в трубочку, теребил в руках. — Выходит, ничего себе журналист. Интересные нащупывает вопросы.
— Я прочту, — пообещал я, сложил газету и спрятал ее в карман пиджака.
Мы вышли вместе, Ваклев пошел на работу, а я отправился в «Балкан». Пока ехал в трамвае, читал статью Тони. Действительно, точные наблюдения, умело написано — даже я, не специалист в газетном деле, почувствовал, что Тони не похож на других наших журналистов: у него свой голос, своя песня... Да, скоро вырастет мальчик и взлетит на высокую орбиту, думал я.
4
За тем же столиком и в то же время, где обычно сидела вся компания, пребывал в одиночестве Тоди. Положив ногу на ногу, курил. Похоже, никого не ждал — просто привычно убивал время. Задумавшись, он заметил меня только тогда, когда я остановился рядом.
— А, товарищ Хантов... Присаживайтесь.
В тоне у него не было ни страха, ни удивления. Если даже и удивился, увидев меня живым, то умело это скрыл. Слегка приподнялся, но руки не подал.
— Выпьете чего-нибудь? — спросил Тоди.
— Спасибо, не хочется. Компания редеет...
— Жалко Краси.
Он сказал это голосом человека, который потерял близкого, и потушил сигарету, не докурив ее.
— А где остальные?
— Понятия не имею. Может, уехали на похороны Краси.
— А ты почему не поехал?
— Они были ей ближе.
Этот человек умеет владеть собой. Он не прятал глаз, не смотрел на меня дерзко, не заискивал. И по голосу его, и по выражению лица чувствовалось, что он в трауре. Впрочем, Тоди явно рассчитывал произвести впечатление.
— У меня к тебе вопрос, — сказал я.
— Слушаю.
— Где ты был в понедельник вечером?
Тоди выглядел озадаченным.
— Это допрос?
— Хочу уточнить кое-что.
Сдвинув брови, он сжал губы и сделал вид, будто хочет что-то припомнить. Ответил не сразу.
— Понедельник... Ну да, весь вечер был в ресторане «Балкан» с тремя приятелями. Если хотите, можете спросить официантов. Там меня все знают. А скажите, почему вы задаете мне этот вопрос?
— Скажу, но позднее.
— Как хотите. Может, вам наклепали на меня?
— Думаешь, мы так легковерны?
— Все мы живые люди, товарищ Хантов. Откуда знать, кто что думает!..
Мы распрощались, я вышел.
Тоди не дурак. Видимо, ожидал, что я задам ему этот вопрос, но не в баре, а там, где их обычно задают. Вполне вероятно, что в понедельник он был со своей компанией в баре. Но не является ли это заранее подготовленным алиби?..
5
Позвонив Ваклеву, чтобы он проверил, был ли Тоди в «Балкане», я пошел в редакцию, где работал Тони. С заведующим культотделом этой газеты Гришей Вранчевым мы познакомились года два назад. То и дело я слышал от кого-нибудь, что Гриша рассказывает, будто мы старые приятели, но я не мог бы подтвердить его слов.
Я постучал в дверь и, хоть ответа не услышал, вошел.
Он сидел за своим столом, читал что-то. Перед ним были разбросаны рукописи, вырезки, газеты. Интересно, сколько времени понадобилось бы, чтобы привести все это в порядок? Его внешний вид был так же неаккуратен: поредевшие волосы, похоже, вряд ли когда-нибудь видели расческу, галстук был перекошен, узел не развязывался, видно, годами, рубашка не отличалась чистотой.
Вранчев, не глядя в мою сторону, указал на кресло, но я не спешил садиться. Он дочитал страницу и только тогда поднял голову. Встал и развел руками, словно собираясь меня обнять.
— Привет, пламенный привет народной милиции! Извини, думал, это кто-то из моих коллег. Пожалуйста, садись. Я в твоем распоряжении. Если ты пришел в редакцию — значит, что-то произошло, верно?
— Хотел связаться с Тони, да решил вот сначала к тебе. Ты ведь его начальник.
— Хорошо, что хоть благодаря ему я тебя вижу! А если серьезно, Хантов... С этим молодым человеком определенно что-то стряслось.
— Не слишком ли ты категоричен?
— Нет, уверяю тебя. Тони — юноша воспитанный, исполнительный, прислушивается к советам старших. Он родился журналистом. Может взять интервью у самых недоступных начальников. Выгонят его из одной двери — он в другую, а если нужно, и в окно влезет, но запланированный материал добудет. Несведущему человеку это показалось бы нахальством, но кто понимает — оценит.
Вранчев взял газету со стола и едва не ткнул ею мне в лицо.
— Читал?
Я понял, о чем он, но, верный привычке не спешить открываться, открывая других, только плечами пожал.
— Репортаж Тони Харланова! — торжественно сказал Вранчев. — На самом высоком уровне. Глубокая психология. Тонкий анализ. Бесспорно, достижение! Жалко, что не отдал это нашей газете. Я ему надеру уши. Свои лучшие работы журналист должен печатать у себя в газете, а те, что похуже, предлагать на сторону, верно? Почитай, скажи свое мнение.
Я кивнул.
— Дать тебе газету с собой?
— Мы на работе получаем, просто сегодня я еще не был там.
— В понедельник Тони взял отпуск и поехал на похороны, — сказал Вранчев, вздохнув.
— Уехал рано утром?
— Нет, сидел здесь до восьми вечера.
— У него, наверное, были серьезные отношения с этой девушкой?
— Так, по крайней мере, казалось, но как узнаешь, серьезны ли отношения у современной молодежи?
Грустно улыбнувшись, Вранчев посмотрел на часы, снял трубку, набрал номер.
— Тони здесь? — спросил он. — Нет, не сейчас, пусть через часок мне позвонит.
Положив трубку, довольно мне подмигнул.
— По такому человеку можно проверять часы. А у тебя что нового? Давай-ка, подскажи нам что-нибудь, о чем можно написать.
С Вранчевым можно было говорить и два, и три часа, и он бы не устал. Только не располагал я таким временем, да и рассказать ничего не мог.
— Да подожди, посиди еще.
Я пообещал, что приду в клуб и там уж мы поговорим по душам.
6
Пожалуй, мой разговор с Тони был лишним: ведь все, что надо, я услышал от его начальника. Но, поскольку я в редакции, не повидаться уже неудобно... Вранчев взял меня под руку, вывел в коридор, распахнул какую-то дверь и застыл, точно дворецкий, торжественно объявляющий о приходе долгожданного гостя:
— Тони, к тебе!
Тони читал газету. Он встал и пошел к нам навстречу. Думаю, Вранчев ожидал увидеть по крайней мере любезную улыбку на лице своего подчиненного. Тони поморщился, не скрывая своего нежелания меня видеть. И так открыто это сделал, что Вранчев обеспокоенно посмотрел на меня, а потом на него.
Я постарался сделать вид, что ничего не заметил.
Возможно, Тони действительно сильно переживал потерю Краси и считал, что именно я виновен в ее смерти. Но тогда как это увязать с безразличием, с которым он относился к ее изменам? Он ведь не мог не догадаться, откуда у нее иностранная валюта. Видимо, наблюдая ее образ жизни, он и написал статью о проблеме проституции. Едва ли только официанты давали ему материал для его социально-психологических обобщений. Ко всему прочему, именно Тони был одним из инициаторов сексуальных «рокировок» в компании. И после всего этого — такая скорбь!.. Или я действительно постарел — настолько, что совсем не разбираюсь в настроениях современной молодежи?
Я подал руку, Тони вяло, неохотно ее пожал.
Вранчев, сообразив, что обстановка не из простых, поспешил уйти. Хлопнув нас по плечам, он громогласно заявил:
— Ну, я вас оставляю!
Может быть, подумав при этом: «Разберетесь и без меня».
Тони посмотрел на часы, бросил взгляд в глубину коридора, словно давая мне понять, что кого-то ждет.
Я спросил:
— Как ты?
— Как я могу быть?
Он отвернулся, а когда снова посмотрел на меня, глаза его были влажными. Я почувствовал, что он на самом деле расстроен, но мне тем не менее надо было поговорить с ним и о Красимире, и о ее окружении.
— Дашка ездила на похороны?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю.
— Ты не видел ее в эти дни?
— Нет.
— В понедельник вечером к ней не заходил?
— Зачем?
— Кто отвез тело Красимиры в деревню?
— Ее отец.
— Прости, а где ты был в понедельник вечером?
— Почему ты задаешь мне этот вопрос?
— Просто так.
Он ответил не задумываясь:
— Я был дома.
В конце коридора стояла какая-то девушка. Освещение было слабым, и я не мог как следует ее разглядеть. Тони стоял к ней спиной. Он снова посмотрел на часы. А я твердо решил: время для подобных бесед с сегодняшнего дня определяю я. И вести их стану не в барах и редакциях, а там, где они обычно ведутся. И будут это не беседы, а допросы.
