Турецкий снова обратился к сотрудникам:
— Ну что же, Павлика нашего Моро… э-э-э… Шарова завтра будем задерживать. Документы необходимые я оформлю и согласую…
Уже вечером ему домой позвонил Грязнов.
— Слушай, Сань. Дела в выходные тебе не нужны? Мне их только-только принесли. Я тогда ознакомлюсь пока, а в понедельник сам тебе их привезу. Уже пробежал глазами — очень занятно все выходит. Куда шире, чем эта тривиальная автокатастрофа…
И он буквально в двух словах рассказал следующее.
Оказалось, что академика Павла Шарова убили неизвестные лица, проникшие в его квартиру. При этом они пытали старого человека: жгли его раскаленным утюгом, кололи ножами, рубили пальцы рук и ног. Академик умер от пыток, истекая кровью.
Судмедэксперт при вскрытии тела определил: «Скончался от большой кровопотери и болевого шока».
Осмотр места происшествия свидетельствовал о том, что преступники, скорее всего, искали какие-то важные документы. Все вещи в огромной квартире академика на Арбате были перевернуты. Ящики письменного стола и книжных шкафов были выкинуты на пол или сломаны. Различные документы и бумаги разбросаны по всей квартире…
При убийстве Василия Павловича Шарова преступник действовал иначе. Обманным путем, вероятно, поскольку следов взлома обнаружено не было, он проник в квартиру Шаровых в то время, когда академик был в отцовской квартире один. И произвел два выстрела из пистолета ТТ ему в голову. От полученных смертельных ранений Василий Павлович скончался на месте.
Судя по тому, что ни один предмет в квартире не был сдвинут с места, все ценности и деньги были на месте, мотивом убийства, скорее всего, была месть. Или боязнь раскрытия другого преступления. Но чего боялись преступники или за что мстили — выяснить так и не удалось.
— А я было подумал, что дело можно вот-вот закрывать, — мрачновато изрек в трубку Турецкий. — Спасибо, Слава, тебе большое.
— Ты только не переживай, — ухмылялся на другом конце провода милицейский генерал. — Ну не за ревнивцем-отравителем же столько времени гоняться. А как выяснится, что за гибелью теннисиста стоят особо приближенные олигархи, вот тогда нам мало не покажется!
— Ничего, прорвемся. До связи!
И Александр Борисович, положив трубку, отправился думать.
Самый младший Шаров, помахивая полупустой пластиковой бутылкой минералки, вышел на Софийскую набережную на пять минут раньше назначенного срока. И вышел не зря, потому что от Каменного моста к нему уже спешила Марина. Поздоровались немного настороженно даже, поскольку каждый боялся, что вдруг взаимопонимание, возникшее между ними в автобусе, исчезло за время разлуки.
Очень к месту оказалось летнее кафе под зонтиками, где торговали напитками, кулинарией и мороженым. Молодые люди сели за столик у самого гранитного парапета.
Паша окинул хозяйским взглядом панораму Кремля на противоположном берегу, потер руки и сказал:
— Ну что же, приступим к мороженому. Для начала возьмем шесть килограммов шоколадного…
— Шесть килограммов? — Марина удивленно посмотрела на Павла, но, поняв, что он шутит, засмеялась: — Вы меня испугали! Шесть килограммов! Но вообще-то я больше люблю ореховое или крем-брюле.
— Вы просто не пробовали шоколадного! — сказал как отрубил Шаров.
— Я?! — возмутилась спутница. — Да я перепробовала вообще все сорта мороженого. Про стаканчики и батончики в обертках я молчу, но развесное!.. — Она начала загибать пальцы: — Пломбир, крем-брюле, фруктовое…
Немного послушав, Павел неожиданно перебил:
— Вы не могли испробовать всего за шестнадцать-то лет.
— …и еще ванильное с ликером… Что? Шестнадцать? — она рассмеялась. — Вы опять говорите мне комплименты?
Потом посерьезнела:
— Нет. Я уже совсем старая. Мне двадцать два!
— Да, пожалуй, старуха, — Шаров огорченно кивнул, соглашаясь.
Марина снова удивленно вскинула брови:
— Вы действительно так считаете? Паша со скорбным видом покивал снова:
— Конечно. Мы, педофилы, предпочитаем двенадцатилетних.
— Фу, какая гадость! — Марина было нахмурилась, но тут же рассмеялась: — Опять шутите!
— Ни за что, — серьезно гнул свою линию Павел. — Еще Козьма Прутков говорил: «Не шути с женщинами — эти шутки глупы и неприличны».
— Вам нравится Прутков? — смеясь, спросила девушка.
— Несомненно, — согласился потомственный нефтяник. — Особенно его «Преступление и наказание»…
Марина захохотала, сверкая ровным рядом мелких белоснежных зубов, замахала руками:
— Прекратите немедленно! Хотите уморить меня насмерть?
— Обязательно. Мы, некрофилы…
Марина отбежала от столика и, закрыв лицо руками, пыталась прекратить смеяться. Но получалось неважно. Паша неторопливо встал, отвернул крышку на бутылке минералки и щедро плеснул воды девушке за шиворот.
Смех замолк моментально. А Марина в очередной раз была удивлена.
— Вы решительный. Еще раз убеждаюсь, — произнесла одобрительно.
— Да, — и тут согласился Шаров. — Мы, решительные мужчины…
Марина прыснула, заикала, нахмурилась и погрозила Павлу пальцем.
— Прекратите немедленно. Ну пожалуйста! Не то вы проведете остаток вечера у моего бездыханного тела.
Потом повела плечами, выгнув спину, и сказала:
— Ну вот. Вся спина мокрая и платье сзади прилипло…
— Жаль, что не спереди, — серьезно ответил Павел.
Девушка, икнув в последний раз, пристально на него посмотрела и, едва улыбнувшись самыми уголками губ, сказала:
— Вы, однако…
Но тут же сменила тему:
— Однако я все еще жду мороженого.
— Да, я понял. Орехового. Может быть, и шампанского?
Девушка согласно покивала. Рассмешив и удивив женщину, любой мужчина вправе рассчитывать на успех. Действительно, некоторый естественный первоначальный ледок, возникший из-за того, что Марина чувствовала себя обязанной своему автобусному спасителю, растаял после первых же шуток. И дальнейшее общение молодых людей было таким простым, будто они сто лет друг друга знали. К концу вечера они выпили на брудершафт, и у обоих немного закружилась голова. Не то от шампанского, не то от желанного поцелуя.
— Ну вот, — посетовал Павел. — Опять я сегодня спать не буду.
— Почему это?
— Как почему? Буду думать и мечтать о тебе.
— Дело хорошее, — широко улыбалась Марина. — Только ведь ты опять врешь.
— Ну не вру, а слегка привираю, — соглашался Паша. — Только у меня от шампанского обычно болит голова. И бессонница.
— А какие симптомы? Какой именно дискомфорт ощущаешь?
— Вот ведь. А я и забыл, что ты врач.
— Ага. Без пяти минут.
— Ничего, они быстро пролетят, — улыбнулся Шаров. — А симптомы?.. Да никаких симптомов. Даже если затылок не ломит, просто что-то уснуть не дает. Ворочаюсь с боку на бок. Не то возбуждение отчего-то, не то тревога.
— Валиум прими. Шампанского ты выпил немного, поэтому опасности нет. А он возбуждение снимет, и ты спать сам захочешь. А не получится, еще одну таблеточку. Он в малых дозах как успокоительное, а в больших — снотворное.
— Ага. Как ты его назвала?
— Валиум. Препарат такой на основе бензодиазепина. Его еще диазепамом называют. Ой! — она осеклась. — Наверное, не выйдет. Его без рецепта не продают. И вообще, таблетки вредны для здоровья.
— Это понятно. А бессонница, конечно, полезна.
— Тоже нет, — нахмурилась будущая врачиха. — Вообще вот что я тебе скажу. Надо ответственнее к своему здоровью относиться. Прежде всего режим сна и бодрствования; полноценное питание и достаточная физическая нагрузка. Но за час до сна эмоциональные и физические нагрузки необходимо исключить. При невыполнении этих условий прием снотворных и посещение соответствующих специалистов будут нерациональными. В качестве временного решения могу предложить валокордин — сорок капель за пятнадцать минут до сна. Препарат достаточно эффективный и безопасный. При регулярном приеме может потребоваться увеличение дозы, поэтому желательно принимать не ежедневно. Понял?
— Не очень. Я согласен стать твоим первым пациентом, — покорно отвечал Шаров. — Но пока я не нахожусь под твоим круглосуточным наблюдением…
Марина опять заулыбалась и шутливо замахала на Павла руками.
— …я, пожалуй, запишу название того лекарства… — сказал он. — Как его?
— Валиум. Или диазепам.
— Ага. Спасибо.
Павел вынул из внутреннего кармана легкого летнего пиджака небольшую записную книжку и сделал в ней пометку…
Старик даже не сердился. Он просто недоумевал.
Едва ли не впервые в жизни он столкнулся с простейшей задачей, которую отчего-то никак невозможно было решить. Дело не стоило выеденного яйца: найти в столице известного бомжа Никишку. Раньше тот сам являлся по поводу и без повода, в периоды «просветления» приносил угощение и всячески старался сохранять дружеские отношения с главарями уголовной среды. А когда срывался в запои, напротив, уже авторитеты краем глаза наблюдали за Кишкой. Все ж человеком он был «своим», а в любой организации всегда нужны «свои», которых не жалко. Ну чтобы как пушечное мясо использовать, в деле каком-нибудь подставить, ментам сдать. Никишке долгое время везло, но для каждого раньше или позже настает его час. Старик решил, что настал он и для Кишки. Но, похоже, убогого, как и водится, взялся оберегать Бог. Никифоров как в воду канул…
