— Ну, положим, у станка ты заработаешь свою десятку, вряд ли больше. А за прилавком ларька, если у хозяина-кавказца не своруешь, и того не получишь, быть может. От выручки ведь зависит. А если на воровстве попадешься, тебе не позавидуешь. — Александр Борисович исподлобья взглянул на Грязнова. — Все эти цифры как «средняя температура по больнице».
— Но люди бегут все равно, — Вячеслав Иванович не согласился, хотя и улыбнулся, вспомнив анекдот, на который намекал Турецкий. — Остаются такие же придурки, как ты, Саня. Для которых дело дороже покоя и зарплаты.
— Сам такой же урод, — шутливо огрызнулся Александр Борисович, разглядывая фотографии распотрошенного Центра Вернадского.
— Именно, — кивнул милицейский генерал. — Мы уроды и есть. Лохи и лузеры. А есть победители. Те, кто сумел «правильно» организовать жизнь. У них недвижимость на Лазурном берегу и счета в Швейцарии. А потом приходят в прокуратуру простые граждане Асафьевы с Галаевыми и жалуются, что кто-то в органах берет взятки…
— Брось, Слав, не ерничай. Ты же сам понимаешь прекрасно, что «Чапай» не брал. Но игнорировать заявление граждан, будь они трижды олигархи, мы не вправе. Получат они ответ, чего уж… Погляди-ка сюда лучше. Вот на снимке убитый вохровец. А вот — раненый. Сержант. Он выжил? Показания дал?
— Там дальше есть об этом. Виноградов убит на месте. А раненый — сержант Ильин — списан по инвалидности. Да только следствию он помочь ничем не мог. Потеря памяти.
— Вообще все забыл?
— Все, что касается налета. Провал. Защитная реакция психики. Такие случаи медицине известны.
Турецкий на секунду задумался.
— Так ведь медицине известно и то, что память через некоторое время может и вернуться…
— О! — поднял указательный палец Грязнов. — Я понял, Сань. Все сделаю.
…Сидевший за столом клерк поднял голову со словами:
— Здравствуйте. Извините, но мы пока еще не… И осекся.
— Здравствуйте, Миша. — Турецкий улыбался, довольный произведенным на Черешева впечатлением. — Не ожидали?
— Конечно, не ожидал, — честно признался бывший следователь. — Вот так, запросто, увидеть живую легенду… Здравствуйте, Александр Борисович.
— Хорошо устроились вы тут, а? — Турецкий взглядом обвел офис.
Рабочий день еще не начался, и из сотрудников только Черешев уже был на месте. Охранник, взглянув на «корочки» Турецкого, пропустил следователя внутрь конторы, указав нужный кабинет. На четырех массивных столах, достаточно просторно разместившихся в недавно отремонтированном помещении, стояли новенькие жидкокристаллические мониторы. В углу — огромный цветной копир. У всех работников — новенькие телефоны и отдельные аппараты конференцсвязи. По стенам, придавая бюрократическо-технократическому стилю офиса домашний уют, висели кашпо с вьющейся зеленью.
— В Генеральной такого нет, — усмехнулся Турецкий.
— Полагаете, я сюда за этим ушел? — Черешев подбородком кивнул на вазу с цветами. — Или за бабками?
— Свят, свят! Я ничего не полагаю, Миша. Даже если и за этим, осуждать тоже не собираюсь.
— Спасибо, Александр Борисович, — бывший сотрудник Генеральной прокуратуры вздохнул с облегчением. — А то, знаете, мне до сих пор неловко. Я и знакомых-то старых избегаю: все кажется, что они во мне предателя видят. А я не за длинным рублем, правда. Просто так сложилось — все один к одному: мать заболела тяжело, жена с работы ушла, да и вообще, в семье вечный напряг… Выбора не было.
— Я понимаю, не переживайте, Миша. Каждый вправе решать свою судьбу сам. А мужчина должен кормить семью. А тут лучше? И почему вдруг медицина?
— Ну не медицина, а только оборудование. Неплохое, между прочим. Добротный европейский уровень, хотя и не высшей ценовой категории. Вейнманн, Шиллер, Реда, Стерис, Спенсер… Мне не стыдно за поставляемую нами продукцию. Такую бы во все наши больницы…
— А в прокуратуре было стыдно? — Турецкий поднял брови.
— Случалось. Чаще — гордость, много реже — стыд. Зато перед женой часто стыдно бывало, за то, что минуты лишней для нее не находилось…
— Знакомо. А как вы вообще в торговле оказались, Миша? Ведь вроде бы в адвокаты хотели податься?
— Да я в фирму сначала как бы юристом пришел. А потом увлекся… — Он примолк на мгновение. — Но ведь вы не затем сюда пожаловали, чтобы моими скромными делами интересоваться, правда?
— Именно вашими делами, — улыбнулся Турецкий. — Правда, давними.
— А, вот оно что! Спрашивайте. Впрочем, у меня и дел-то громких не было. Это вы были нарасхват. Мне молодому вас как-то в Мраморном зале показали во время коллегии: гляди, мол, сам Турецкий…
Александр Борисович широко улыбнулся. Ему показалось забавным ощущать себя собственным портретом.
— Да ладно вам! Тем более дело, которое меня интересует, вы вели еще в Ленинской прокуратуре.
Черешев присвистнул:
— Надо же, куда вас занесло! И какое конкретно?
— Центр Вернадского.
— Опаньки! И вы?
Тут Александр Борисович был удивлен не меньше, чем Черешев его визиту.
— Не понял. А кто еще?..
— Шаров. Раз вы интересуетесь, значит, в курсе. То есть это сын директора Центра, убитого вскоре после налета. Он долго нас в покое не оставлял. Похоже, не смирился с тем, что мы бандитов отыскать не смогли. И пытался разобраться сам. Неужели ему что-то удалось?
— А вы не знаете? Наверное, удалось, потому что полгода назад он застрелен в собственной квартире.
Черешев помрачнел. Некоторое время машинально перекладывал с места на место папки на столе.
— Вот же черт! Предлагал я ему, если появились новые свидетельства, написать прошение о возобновлении дела. Категорически не захотел… Постойте, но… А с Вадимом Ивановичем что?
— А кто это?
— Ага. Кое-чего даже вы не знаете. Приходил ко мне от Шарова мужик прошлой зимой. Простой, как угол дома. Геолог, с характером весьма вздорным. Начал бочку катить: плохо, мол, мы следствие провели. Поэтому и гуляют убийцы, мол, на свободе…
— А почему, собственно, так случилось? — перебил Турецкий.
— Вы же материалы дела видели, — поморщился Черешев. — Организовано безупречно. Двери вскрыты без следов взлома. Ни единого отпечатка. Свидетелей нет. Всего лишь два «прокола»: посчитали Ильина мертвым и перчатку окровавленную бросили. Или забыли…
— Да, — кивнул Александр Борисович. — Тут им крупно повезло.
— Еще как! Участник событий память потерял. А перчатка?.. Ну экспертизу провели, конечно, но картотеки с анализами крови уголовников у нас нет еще. Она может служить доказательством лишь тогда, когда преступник уже у нас в руках.
— Угу, — снова кивнул Турецкий.
— Ну так что же геолог?
— Хам. Но не суть. Вы найдите его, он действительно Шарову помогал. В последний раз интересовался уголовниками с какими-то анекдотическими кличками. «Чуть что — так Косой!» Вот. Один Косой. А второй… Лысый. Нет. Толстый! Кино, да и только. Таких «погонял» на каждой зоне…
— А вы?
— А что я? У меня других дел нет, что ли? Да и не пришел он больше.
В кабинет ворвалась юная особа в серой кепочке.
— Здравствуйте, Мишенька! Ой! — Она уставилась на Турецкого. — У вас уже клиент. Извините…
— Здравствуйте, Настя, — улыбнулся Турецкий. Девушка открыла рот от изумления.
— Перед тобой известный Шерлок Холмс собственной персоной, — прокомментировал Михаил, хотя и сам был удивлен.
— Элементарно, Ватсон. — Турецкий взглядом показал на стол, к которому направлялась девушка. На нем лежал бэйджик с крупно написанным именем.
Настя, перехватившая взгляд, фыркнула и, демонстративно вздернув носик, прошествовала к своему рабочему месту.
Затем, мурлыкая себе под нос новую песенку «Сплина», девушка достала из-под стола флягу с отстоявшейся водой и принялась поливать цветы под самым потолком, вспрыгивая возле каждого на специальную табуреточку. Всякий раз, когда она поднимала вверх руки с тяжелой флягой, ее короткая юбочка задиралась, являя городу и миру загорелые бедра и ослепительно белые трусики.
«Не лето ведь уже», — мелькнуло в голове у Турецкого. Глядя, как подтянулся Черешев, поймал себя на том, что тоже непроизвольно выпрямил спину и втянул живот, усмехнулся. Встал и протянул Михаилу руку:
— Спасибо вам, Миша. Счастливо. Когда меня выгонит генеральный, приду к вам торговать ингаляторами и артроскопами.
— У вас получится, — серьезно отозвался Черешев. — Спасибо и вам. Хорошо, что вы зашли.
…«Да и не пришел он больше…» — вспоминал слова Черешева Александр Борисович, выруливая со Второй Пугачевской на Большую Черкизовскую. — Как раз в то время, похоже, академика застрелили. Может, и Вадима этого Ивановича, тоже. Подумаешь, пара-тройка трупов! Зато скольких людей спас, продав в больницы нужные железяки. Доходно опять же. Хорошо, должно быть, так утешаться. Удобно…»
