Горячее марево дрожало над равниной. Взгляды наши в поисках разнообразия блуждали по скалам, холмам и пересохшим руслам. Так в море человек с удовольствием провожает глазами проходящий мимо корабль. Миновав пропускной пункт — кажется, там была еще колючая проволока, — мы въехали на территорию Ирака. Ни таможни, ни паспортного контроля, ничего, кроме волнистой равнины, усеянной камнями и гравием, похожей на пересохшую котловину гигантского озера.
Мы пересекли плато, где водятся газели. Эти красивые быстрые животные, потревоженные шумом мотора, целым стадом пробегали перед носом нашего автобуса. Казалось, их гипнотизирует движущийся объект — им непременно надо было перебежать ему дорогу. А может быть, мы согнали их с обычных мест выпаса, и они бросились защищать их. Иногда я угадывал их издали — по серой, движущейся полоске пыли на бесцветной равнине. Темной прерывистой линией они скользили на фоне неба. Только однажды нам повезло увидеть их очень близко, они пронеслись мимо нас со скоростью не меньше пятидесяти миль в час, сверкая на бегу своими белыми короткими хвостиками.
День тянулся медленно. Солнце за нашей спиной клонилось к западу. Тени удлинились. Сначала сгустились сумерки, потом на пустыню опустилась темнота. Похолодало, засияли звезды. Когда на небе осталась лишь узкая полоска света, мы подъехали к форту, в плане квадратному: четыре укрепленные стены, четыре башни по углам. Над воротами развевался иракский флаг. У ворот стояли два-три легковых автомобиля и несколько грузовиков. Ходил туда-сюда вооруженный часовой в синей форме. Это был форт Эр-Рутба — мы проехали половину пути до Багдада.
3
Я вошел с бокового входа в темный двор. Солдаты возле казармы бросали на меня любопытные взгляды — прибытие автобуса, возможно, было самым значительным событием за весь однообразный день. По контрасту с безлюдной пустыней, в этом дворике кипела жизнь, в которой ощущался некоторый драматизм, всегда присущий происходящему взаперти, за толстыми стенами. Здесь будто готовились к долгой осаде. Гудела динамо-машина, а когда открывались двери низеньких зданий, вдоль стен форта в желтых прямоугольниках света можно было различить темнокожих мужчин за письменными столами, солдата, только что прибывшего с пакетом, радиста в наушниках.
Вышел араб и набрал воды из колодца, вокруг которого, собственно, и построен форт. Две темные фигуры сошлись посередине дворика. Двое бодро поприветствовали друг друга по-французски — хотя мне показалось, что один из них англичанин. Это были летчики. Один что-то сказал о ветре в Египте, другой — о дожде над Месопотамией. Потом, обменявшись сигаретами, они разошлись. Это удивительное, романтическое место, подумал я. Современная версия римской крепости.
Меня ожидал еще один сюрприз. Пока я плутал по двору, ища, где бы тут перекусить, — в Эр-Рутбе хорошо освещены служебные помещения, но на освещении дворика здесь явно экономят, — открылась дверь, и появился маленький, похожий на обезьянку человечек в белой короткой куртке. Он выглядел как стюард с какого-нибудь океанского лайнера, идущего в экзотические страны.
— Как насчет умыться и почиститься с дороги, сэр? — спросил он по-английски. — Есть горячая вода.
Я последовал за ним и вскоре оказался в комнате с двадцатью умывальниками! Рядом с каждым стоял эмалированный кувшин с горячей водой, накрытый безупречно чистым полотенцем, лежали несколько чистых расчесок и кусок мыла. Я испытал гордость за свою страну, потому что все это явно было английское. Хотел уточнить у маленького человечка, но он уже исчез.
Выйдя на веранду, я увидел указатель: «В холл». Я пошел в этом направлении до ближайшей двери, распахнул ее, и моим глазам предстало любопытное зрелище: в помещении, уставленном плетеными столами, несколько мужчин и женщин сидели в плетеных креслах вокруг печки. Большинство из них были англичане. Некоторые курили, другие пили чай. Я вошел и сел рядом с женщиной в твидовом костюме, читавшей старый номер «Обсервер».
Итак, я попал в зал ожидания, устроенный компанией «Нейрн» в Эр-Рутбе. Все эти люди были пассажиры, следовавшие с востока на запад: британцы, французы, несколько иракцев, двое или трое персов. Забавно вдруг наткнуться на такую вот странную компанию в столь отдаленном месте, она кажется нереальной. Приземляется самолет. Мужчины в костюмах и женщины в мехах и парижских туфельках выходят размяться. Они прогуливаются по пустыне, может быть, что-нибудь съедают, выпивают чашку чая и снова поднимаются в воздух. Арабы-то ничему не удивляются — они с детства слышали о ковре-самолете. И все-таки странно видеть этих прилетевших или приехавших людей, сидящих в полутьме. Атмосфера настолько английская, что иракцы, будучи дома, чувствуют себя несколько неуютно, как в гостях.
Из холла можно пройти в небольшой обеденный зал с накрытыми столами. Все очень чисто, аккуратно — очень по-английски. Есть старый добрый английский стиль сервировки стола, которого дома мы просто не замечаем. Скатерть ниспадает почти до пола, стыдливо прикрывая ножки стола, и обычно на ней заглажены складки. Англичанам чужда галльская безалаберность и латинская поспешность — они накрывают очень тщательно. Графинчику для уксуса предоставляется почетное место около соусника. Бокалы, как раз подходящие для полпинты эля, ставят справа, и в каждом из них — этакая маленькая епископская митра — сложенная салфетка. Когда я вижу накрытый по-английски стол, напоминающий о загородных гостиницах в Хэмпшире и Девоншире или маленьких ресторанчиках на побережье, где хозяйничают высокие седовласые джентльмены, сердце мое переполняет нежность к моей милой родине. В тот вечер я решил щедро лить во все, что подадут, соусы «Ли» и «Перрине» — просто из любви к Англии.
На доске объявлений рядом с извинениями за высокие цены на бутылочное пиво я заметил предупреждение, которое вернуло меня обратно в реальность:
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:
Выходя за пределы форта, старайтесь не выпускать его из поля зрения. Были случаи, когда люди, отправившись пройтись, с внезапным наступлением темноты теряли ориентацию. Не подвергайте свою жизнь опасности. Избавьте полицию от лишних хлопот.
Комендант форта
Я просмаковал слово «пройтись», здесь, в Месопотамии, напомнившее мне прогулки в Истберне. Только англичанин, находясь в Эр-Рутбе, мог сказать «пройтись»!
Я задумался о том, кому обязан всеми этими благословенными дарами. Надо сказать, что мое любопытство было довольно скоро удовлетворено появлением низенького полноватого человека в сером фланелевом костюме. Он быстро прошел через обеденный зал, отдавая распоряжения по-арабски. У официантов его появление вызвало реакцию, похожую на удар электрическим током: кто метнулся в кухню, кто попытался спрятаться, кто споткнулся о стул, кто опрокинул солонку в припадке служебного рвения. Этот мужчина в сером курил сигарету, и его приказы тонули в облаках дыма. В бледно-голубых глазах застыло выражение ожидания самого худшего; такой взгляд бывает у людей, которым приходилось много общаться с военными. Судя по выправке, он был старый солдат, а по быстроте движений и хорошей реакции — бывший боксер или легкоатлет. В обоих своих предположениях я оказался недалек от истины.