Я задумался о том, кому обязан всеми этими благословенными дарами. Надо сказать, что мое любопытство было довольно скоро удовлетворено появлением низенького полноватого человека в сером фланелевом костюме. Он быстро прошел через обеденный зал, отдавая распоряжения по-арабски. У официантов его появление вызвало реакцию, похожую на удар электрическим током: кто метнулся в кухню, кто попытался спрятаться, кто споткнулся о стул, кто опрокинул солонку в припадке служебного рвения. Этот мужчина в сером курил сигарету, и его приказы тонули в облаках дыма. В бледно-голубых глазах застыло выражение ожидания самого худшего; такой взгляд бывает у людей, которым приходилось много общаться с военными. Судя по выправке, он был старый солдат, а по быстроте движений и хорошей реакции — бывший боксер или легкоатлет. В обоих своих предположениях я оказался недалек от истины.
Это был Джордж Брайант, хозяин гостиницы для путешествующих. Я попытался с ним поговорить, но это оказалось нелегко, потому что каждые две секунды его куда-то отзывали официанты. Он легко вскакивал и исчезал, блеснув ледяными голубыми глазами, чтобы через минуту появиться с таким видом, как будто только что подавил мятеж. Во время его первой отлучки я придирчиво изучил меню, прислоненное к графинчику с уксусом:
Обед:
Томатный суп
Жареная рыба
Соус тартар
Ростбиф
Соус с хреном
Жареный картофель
Цветная капуста
Йоркширский пудинг
Пудинг с изюмом, лимонный сироп
Фрукты. Кофе.
Призываю сначала ознакомиться с меню, потом найти на карте место, где находится Эр-Рутба — и поверить мне, что и сегодня вечером в доме за крепостными стенами подают именно такой обед. В наш изменчивый век очень радостно встретить непоколебимую убежденность в том, что в любой уголок мира можно перенести частичку своего дома. И только когда там станет как дома, можно будет сказать, что там хорошо. Сколько угодно смейтесь над людьми, которые повсюду возят с собой свою Англию. А что еще с собой возить? Этот час на развилке дорог в пустыне — одни направлялись к Средиземному морю, другие — к Индийскому океану — мы прожили в мирной и уютной, складывавшейся веками атмосфере английской семьи.
Когда Джордж Брайант вернулся, я стал расспрашивать его с удвоенным интересом. Нет, никакая женщина ему не помогает. Официантов и поваров он учит сам. Откуда он? Он родился в Бате, играл в регби за Бристоль, служил в палестинской полиции в Назарете, вышел в отставку и с тех пор живет в пустыне. Вот все, что мне удалось выяснить в промежутках между его внезапными отлучками.
— Как вам обед? Ничего, правда? — Его льдистые глаза на секунду потеплели. — Трудно ли приходится? Да нелегко. Во все надо вникать самому, вот в чем секрет. Ничего нельзя пускать на самотек. Простите, я на минутку… — Он действительно скоро вернулся. — А как рыба?
— Я как раз хотел спросить, где вы достаете рыбу в пустыне.
— Нам привозят из Багдада. Выловлена в Тигре. Забрасывают нам, когда везут почту на восток. Немного грубовата, но недурна, правда?
Да, она была недурна, эта бедная рыба, выловленная в Тигре. Проникнувшись духом заведения, она согласилась приобрести вид и вкус «жареной рыбы под соусом тартар», такой, как ее готовят в гораздо менее экзотических местах.
Длинный Джек пришел сказать, что автобус подан. Мне выдали подушку и два одеяла. Джордж Брайант проводил меня: миновав темный двор, мы оказались в пустыне, огромной, безмолвной, освещенной звездами. Автобус вибрировал в ожидании пассажиров, два белых луча пронзали пустоту, в которую нам предстояло нырнуть.
— Всего хорошего! — попрощался Джордж Брайант. — Заглядывайте на обратном пути.
И, быстро пройдя мимо часового, он скрылся за стенами форта.
Та ночь была безлунной, пустыню омывал голубой свет звезд, в котором камни казались беспорядочно разбросанными тенями. Лучи наших фар гасли в бесконечном пространстве впереди. Предметы то светились, то ускользали от света звезд, и пустыня казалась даже более оживленной, чем днем. Совсем рядом с автобусом вспорхнула песчаная куропатка; мы вспугнули стайку голубей; а еще все вокруг просто кишело странными существами с пружинками внутри: это были крысы пустыни — тушканчики, похожие на маленьких кенгуру. Они одного цвета с песком, необыкновенно прыгучи, двигаются со скоростью птиц, так что надо сильно напрячь зрение, чтобы разглядеть их.
Я откинул спинку кресла, завернулся в одеяла и насладился полусном с яркими, фантастическими сновидениями. Изредка пробуждаясь, почему-то с чувством утраты, я видел Длинного Джека, прикорнувшего на переднем сиденьи. Его большое тело было совершенно расслабленно — в буквальном смысле слова он спал как убитый. Водитель-сириец сидел за баранкой, и по салону струился дымок от его иракской сигареты.
Так я и спал: то повернешься на левый бок, то на правый, десять минут спишь, полчаса бодрствуешь. Море бледного звездного света, огни фар, рев двигателя.
Внезапно я совершенно проснулся и увидел, что автобус стоит на песчаной дороге с домами по обеим сторонам. Было темно, и, взглянув на часы, я увидел, что еще только 2 часа 30 минут. Длинный Джек разговаривал с полицейским, держа в руке паспорта пассажиров. Я понял, что мы в Рамади — проходим паспортный контроль при въезде в Ирак. Это значило, что до Багдада осталось девяносто миль. Выйдя из автобуса размяться, я понял: что-то изменилось в воздухе. Ветер в акациях — вот что это было… Я вспомнил, что уже много дней не видел настоящих деревьев.
Рядом с будкой таможни стоял небольшой домик с садом. Отель «Вавилон». В окнах горел свет. Я вошел в вестибюль, где маленькие смуглые официанты в белых куртках — такие официанты могли быть и в форте Эр-Рутба — суетились, разнося заспанным пассажирам чайники с чаем и тарелочки с английским печеньем. Нам предлагали чай с печеньем в Эр-Рутбе, а теперь и здесь то же самое! Неужели мы в Сирии? Я выпил четыре чашки крепкого чая и выкурил сигарету. Само фойе напоминало магазин персидских ковров. Еще я заметил на стене портрет молодого короля Ирака Гази. Но официанты говорили по-английски и подавали чай так, что можно было не сомневаться — они учились этому у англичан.
Я расплатился с официантом банкнотой в десять шиллингов, и он дал мне сдачу. Это были первые иракские деньги, которые я держал в руках. С 1931 года Ирак имеет собственные деньги, на основе фунта стерлингов. Один динар — сразу заставляющий вспомнить фильм «Чу-чин-чоу» — равен английскому фунту и состоит из ста филов; серебряные монеты бывают по 20, 50 и 100 филов, никелевые неправильной формы, похожие на наши по три пенни, — достоинством 4 и 10 филов; медные монеты — в 1 и 2 фила. Но, видимо, удовлетворение моего вкуса стоило так дорого, что я так и не понял, что, кроме благодарности маленьких официантов, можно купить на мелкие монеты.
