— Ей-богу… Матерью клянусь…
— Тогда дуй туда, — бросил Андрей. — Живо…
Андрей поднялся со скамейки и пошел к вокзалу, стараясь быть незаметным среди толпы. Он вышел тому человеку за спину и прислонился к стене.
«Прекрасно сшитый костюм… Котелок… Трость с набалдашником… Кто бы это?»
Человек нетерпеливо поигрывал тростью, крутил головой и, наконец, обернулся.
Да, это был Джентльмен. Гладко выбритый, элегантный, с белым платочком в кармане. Он несколько раз прошелся взад-вперед, прикрывая глаза от солнца ладонью, посмотрел на вокзальные часы. Оборванец приблизился к Джентльмену. Тот стремительно шагнул к нему.
Андрей не слышал, о чем они говорили. Оборванец, видно, оправдывался. Джентльмен угрожающе крутил трость. Потом вынул из кармана портмоне и достал деньги. Оборванец сунул их в пиджак и, шаркая опорками, побрел от вокзала.
«И у этого заработал, — усмехнулся Андрей. — Лихой мужик…»
Джентльмен неторопливо зашагал по улице, останавливаясь у лотков, поторчал возле афиш.
Андрей следил за ним, не спуская из глаз ни на секунду. Так они оказались на узкой улице, стиснутой высокими кирпичными домами. Бесчисленные магазинчики и лавки тянулись в первых этажах. Их разнокалиберные вывески лепились над окнами неровным сплошным рядом из прыгающих букв и цветных пятен.
Джентльмен остановился и вытащил из кармана связку ключей. Тихонько звякнул колокольчик, раскрылась стеклянная дверь, пропуская человека, и захлопнулась за ним, снова простучав медным звоном…
Андрей поднял голову и прочитал серебряные буквы на красном фоне: РЕСТОРАН «ФОРТУНА».
«Черт, обнаглел совсем! Хотя почему? Его ищут во всех воровских притонах, а он здесь, почти в центре города. Конечно, под другой фамилией. Как поразительно изменился! Значит, сбылась его мечта: открыл ресторацию. Как покойный папаша. А где же Неудачник? Джентльмен не из тех, которые удачу делят пополам… Зайти, что ли? Ну его к шуту. Узнает…»
Проходя мимо, Андрей заглянул в окно. Он увидел сумрачный зал, сдвинутые столы и эстраду, обитую синим бархатом. В глубине ютился крошечный буфет, уставленный бутылками.
«Если бы знали люди, какой ценой куплено это благополучие!» — подумал Андрей. Он заметил приколотую с той стороны окна к узорной шторе небольшую записку:
«Ресторану „Фортуна“ требуются судомойка и опытный повар. Оплата по соглашению. Питание бесплатное».
В гостинице «Палас» Андрея встретил Фиолетов. Чем-то расстроенный, необычно нервный, офицер хмуро ответил на приветствие и повел к полковнику.
Пясецкий молча бросил взгляд на вошедших и указал на стулья. Сам, позванивая шпорами и заложив руки за спину, остановился у окна.
— Итак, господин поручик, — проговорил он глуховатым голосом. — Что и сколько вы прибавили к нашей уникальной коллекции?
— Еще два. — Фиолетов щелкнул каблуками и положил на стол тонкую папку.
— Еще два снимка! — полковник драматически вскинул над головой руки. — Только подумать — целых два!! Браво, Фиолетов!
— Господин полковник, — сдерживаясь, ответил поручик. — Я ничего не делаю без вашего одобрения.
— Но я вынужден одобрять! — взорвался полковник. — Ваши гениальные ходы имеют только один-единственный вариант — деньги! Деньги! Деньги!! В мире нет контрразведки, которая бы свои операции осуществляла лишь благодаря банкнотам!
— Но и без них, — вздохнул Фиолетов, — тоже не существует разведок.
— Существует! — яростно крикнул полковник.
Он отошел к столу, сел, оттопыренными пальцами сдерживая прыгающую жилку на впалом виске. Открыл ящик и веером швырнул фотографии.
— Вот… Любуйтесь. И еще две у вас? И за все платим звонкой монетой. У нас что, разведка или торговый дом «Фиолетов и К°»?!
— Я действовал согласно плану, который мы разработали вместе, господин полковник, — упрямо проговорил поручик.
— Над нами весь город смеется, — сердито выкрикнул Пясецкий. Он бросил гневный взгляд на Андрея. — Вы… Как вас там?
— Федор Павлович, — Андрей вскочил со стула.
— Федор Павлович… — насмешливо процедил Пясецкий. — Ишь ты! Докладывайте!
— Мною проверены базары. Вокзал. Пивные.
Полковник, не слушая, повернулся к поручику.
— Это так, — кивнул тот.
— Чушью занимаемся, — швырнул карандаш Пясецкнй. — Ловим муху рыболовной сетью. Черт знает что! Вся контрразведка поставлена в зависимость от негодяя! А он нас кормит по чайной ложке в день. Если еще вчера это нас устраивало, то сегодня… Время и обстоятельства круто меняются, господа!
— Мы пытались вести переговоры с хозяином альбома о приобретении большого количества снимков, — сказал Фиолетов.
— И что? — резко спросил полковник.
— Он понимает, что деньги обесцениваются, — тихо произнес поручик, — и требует золотом. Любыми драгоценностями из расчета восемь тысяч по стоимости на семнадцатый год. До этого он принимал от нас ассигнации, выпущенные его императорским величеством. При победе нашего оружия это будут единственные денежные знаки, обеспеченные достоянием государства.
— Теперь он не надеется на победу нашего оружия? — желчно усмехнулся полковник. — Какой негодяй… Хватит с ним возиться. Берите каждого, кто хоть в малейшей степени имеет отношение к этой истории. Разрешаю облавы и повальные аресты. Черт с ним, пусть травится или сжигает альбом! Разрешаю подключать другие отделы. Да…
Полковник замолчал и долго сидел, из-под нахмуренных бровей рассматривая поручика, выражение неуверенности блуждало по его лицу. Наконец он произнес:
— Как и предупреждал, я послал о вас пристойную характеристику, господин поручик. На это из штаба командующего за подписью начальника отдела снабжения получена мною довольно странная телеграмма. Читайте. Она лежит перед вами.
Фиолетов взял узкую полосу бумаги и пробежал глазами отпечатанную на машинке фразу:
«Ваше мнение не способствует делу и выяснению истины.
Полковник Шварц».
— Истина всегда способствовала делу, — тихо, но твердым голосом сказал Фиолетов и положил телеграмму на стол.
— Идите, — хмуро ответил полковник, поднимаясь из кресла, — и всегда об этом помните, господин поручик.
Отдел снабжения армии занимал двухэтажное здание купеческого особняка. Во дворе, окруженном бревенчатым забором, стояли конные фуры, дымила полевая кухня и бродили солдаты с кнутами, засунутыми за пояс, в сапогах, стоптанных по-мужицки. Пахло сеном, раструшенным по земле. В раскрытых воротах деревянных лабазов виднелись штабеля мешков. Со двора в особняк вела черная лестница — с побитыми ступенями и обшарпанными стенами.
