– Понятно. Халтуришь, значит, – укоризненно заметил Синицын. – Люди тебе платят за тяжелый каторжный труд и муки творчества. А ты – раз-два, посидел за компьютером. Мошенник ты, выходит.
– Думаешь, кто-нибудь из них в состоянии это заметить? – Маевский радостно захохотал. И смех его тоже был явно неискренним. Да и сама встреча менее всего напоминала встречу друзей. Чрезмерная громогласность и говорливость хозяина – с одной стороны, псевдолюбознательность гостей – с другой. Чтобы как-то прикрыть неловкость, испытываемую им самим, Виктор спросил:
– Для себя что-нибудь пишешь?
– Некогда. Старые работы продал.
Черноусов вспомнил «Гомера и его героев».
– Мардеровскую копию ты тоже продал? – спросил он.
– Тоже.
– Я ее вчера видел, – сказал Виктор, обращаясь не столько к Маевскому, сколько к Синицыну. – В кабинете вице-президента «Юг-Финансы-2000».
– Точно, – после крошечной паузы сказал Маевский. – Он и купил.
– Ты с ним знаком? – спросил Синицын.
Верещагин пожал плечами.
– В каком-то смысле… – он пояснил: – Эта компания у меня заказывала несколько картин, для офиса.
Странный получался разговор – для встречи старых друзей, десять лет не видевших друг друга. Обмен короткими фразами – пауза – новая тема.
– Женя, – спросил вдруг Черноусов задумчиво. – А что все-таки произошло с твоим учителем?
Маевский не обернулся, но спина его напряглась и рука, которой он выписывал раскрытое крыло ангела, дрогнула.
– Учителем? – переспросил он. – Ты о ком, Витя?
– Да все о нем же. О Мардере.
На этот раз Маевский обернулся. На лице его видна была странная смесь недовольства и легкого испуга.
– А что это тебя вдруг заинтересовало? – спросил он. – Мардер умер давно. Еще до твоего отъезда.
– Да, верно. До моего отъезда. По-моему, он умер через неделю после того, как его посетил Семен Левин. Помнишь такого искусствоведа?
Маевский пожал плечами.
– Тоже, увы, покойник, – сказал Черноусов. – Не помнишь? Они умерли один за другим. Старик в конце октября 1982 года у себя дома, от сердечного приступа. А Семен Левин с женой Тамарой – от несчастного случая. В Лазурном. Решили в шторм порыбачить. В ноябре, примерно через неделю после Мардера. Не слышал?
Маевский отложил кисть, медленно вытер руки тряпкой. Подошел к свободному креслу, сел. Внимательно посмотрел на Синицына, равнодушно разглядывавшего картины, потом на Виктора.
– На что ты намекаешь? – подозрительно спросил он.
– Разве я на что-то намекаю? – Черноусов посмотрел на него с искренним удивлением. – Я просто вспомнил. Это ведь произошло незадолго до моего отъезда. Вот, вспомнилось. Так ты не ответил: знал ты Семена Левина или нет?
– Немного знал, – ответил Маевский. Настороженность в его взгляде сохранилась. – Дальше что?
Виктор перевел взгляд на недописанную картину.
– Так, ничего. Скажи, Мардер никогда не говорил тебе что-нибудь вроде «Школы искусств»? – спросил он с деланным безразличием. При этих словах Синицын оторвался от созерцания абстрактной композиции, сохнувшей на втором мольберте и с интересом воззрился на старых друзей. Но ничего не сказал.
Маевский помолчал немного, словно решая – отвечать ему на этот вопрос или нет.
– Он так лагерь называл, – неохотно ответил он. – Я же тебе рассказывал – старик отсидел при Сталине почти тридцать лет.
Синицын оторвался от рассматривания верещагинских шедевров и подошел к ним.
– А почему? – спросил он. – Почему он именно так называл лагерь, не помнишь?
– Мардер был человеком с юмором, – хмуро ответил Маевский-Верещагин.
– А где он сидел, ты не помнишь? – спросил Черноусов.
– Большую часть срока на Колыме, – ответил Маевский. – А до того, несколько лет, по-моему, где-то под Москвой.
– Не в Покровском?
– Не знаю… – Женя раздраженно отбросил кисть. – Да что вы мне тут допрос устраиваете? В чем дело?
Синицын и Черноусов переглянулись.
– А что это ты так занервничал? – спросил Володя обманчиво-ласковым тоном.
– Занервничаешь тут… – Маевский сел в кресло, в котором до того сидел Виктор. Некоторое время он сидел молча, уставившись в в стол. – Тобой тут интересовались, – сообщил он, не поднимая головы. – Вчера.
– Ну-ну… – протянул Володя. – Интересовались, говоришь? И кто же?
Вместо ответа Маевский дернул плечом – дескать, отвяжись, не знаю.
Виктор помрачнел. Синицын неторопливо подошел к столику, сел напротив Маевского. Тот бросил на Володю короткий взгляд и отвернулся.
– Семена Левина десять лет назад зверски убили, – Володя произнес это негромко, вполне обыденным тоном. – Твоего учителя – Мардера, кажется? – видимо, тоже. И твоего друга Черноусова собирались отправить вслед за первыми двумя. Тогда не удалось – Пробуют сейчас. Так что – давай, выкладывай. Кто интересовался, чем именно. Не заставляй меня думать о тебе плохо.
Маевского эти слова словно вдавили в спинку кресла. Руки, лежавшие на подлокотниках, судорожно сжались.
– Т-ты это серьезно? – он перевел взгляд на Виктора, неподвижно стоявшего посреди мастерской. – Т-ты… насчет убийства… серьезно?
– Нет, – ласково ответил Синицын. – Это мы так шутим. И чтобы поддержать шутку, Женя, ты нам сейчас расскажешь, кто интересовался Виктором. Хорошо?
Маевский судорожно кивнул.
– Вот и ладно, – сказал Синицын, удовлетворенно откидываясь в кресле. – Так кто? Твои заказчики? Из фирмы «Юг-Финансы-2000»?
Художник снова кивнул.
– А что их интересовало?
– Виделся ли он когда-нибудь с Мардером… – Маевский немного помолчал. – Что знает о «Школе искусств». И еще о каком-то каталоге.
– И что ты ответил? – спросил Синицын.
– Ответил, как есть. Что, насколько помню, с Мардером он не встречался. И вообще: у меня еще не появлялся.
12
– Что-то твой старый друг скрывает, – сказал Синицын. – Темнит что-то. Жаль, не спросили его о тех знакомых.
– О каких?
– Ты же говорил, он тебя тогда ключ от их квартиры дал. В Лазурном. Как думаешь, совпадение?
Черноусов покачал головой.
– Вряд ли, – произнес он задумчиво. – Я уже давно перестал верить в совпадения. Их слишком много. А если совпадений слишком много, значит, это не совпадения.
– Вот-вот. Знакомых у него в Лазурном, скорее всего, не было.
– Чья же квартира?
– Тех, кому нужна была твоя поездка туда.
– Бессмысленно было спрашивать, – угрюмо произнес Виктор. – Десять лет прошло. Помнишь, как легко обзаводились тогда знакомыми? И сколько их было? Ну, ответил бы он: «Не помню». И что? Может, и правда, не помнит… На кой черт спрашивать, и так понятно.
– Другое непонятно, – задумчиво произнес Синицын, когда они отъехали уже на порядочное расстояние. – Непонятно, что связывает всю эту историю с мардеровской «Школой искусств» и твоим желанием проинтервьюировать престарелого американского дедушку? Допустим, они не хотят разговоров о делах десятилетней давности…
– Ты же сам говорил: такие свидетельства сегодня никого не пугают, – заметил Черноусов.
– Верно, – согласился Синицын. – Никого не пугают. Это я условное допущение сделал. Понимаешь? Даже если бы пугали – при чем здесь одно к другому? В огороде бузина, а в Киеве дядька…
– Не скажи, – медленно проговорил Черноусов. – Не скажи. Я вот сейчас вспомнил.
– Что вспомнил?
– Галлер тогда приезжал в Союз.
– Когда?
– Десять лет назад.
– В Крым?
Виктор покачал головой.
– В Москву.
– Ну и?…
– Ну и ничего. Не знаю. Но ты же сам только что согласился: в этом деле нет никаких случайных совпадений.
– Кроме смерти парня-москвича.
– Да, – Виктор кивнул. – Кроме убийства этими сволочами моего соседа в пансионате…
– Маевский сейчас звонить пойдет, – сказал вдруг Синицын. – Своим заказчикам, – последнее слово Володя произнес с особым нажимом. – Что, дескать, появился у него старый друг из Израиля. И что приходил он специально на предмет порасспросить о Мардере и о «Школе искусств».
– Да, возможно… – Виктору не хотелось об этом говорить. Синицын не стал продолжать тему, молча следил за дорогой, становившейся по мере продвижения к центру все оживленнее. – Так где тебя высаживать?
– Подбрось-ка в центр, – попросил Черноусов. – Если у тебя еще есть время. Хочу немного прогуляться.
– Пожалуйста.
С Киевской они свернули на проспект Кирова и поехали в сторону Дома Советов. Солнце уже стояло достаточно высоко, отражаясь в пестрых витринах, тянувшихся по обе стороны проспекта.
– Странное зрелище, – сказал Черноусов. – Разбитая дорога и обилие дорогих машин.
– Контрасты нового времени, – проворчал Володя. Его машина была прежней – темно-вишневая «тройка» с продавленными сидениями.
– А ты что же? – спросил Виктор с усмешкой. – Тоже вроде бы частный собственник. Можно сказать, фермер.
