главным образом, партия саддукеев, в той мере, в какой ей это было позволено римлянами. Еврейская правящая верхушка всегда прилагала усилия к тому, чтобы сохранить хорошие отношения с оккупационной властью. Саддукеи были прагматичными политиками; они дошли до того, что молились в Храме за римского Цезаря. Это было равносильно политике «услуга за услугу» за ряд привилегий, дарованных евреям римским государством: освобождение от воинской службы, разрешение соблюдать субботу, а также в целом жить согласно еврейским законам и традициям.
Нельзя игнорировать вероятность того, что саддукеи, особенно входившие в окружение Каиафы, были рады так просто избавиться от пророка-еретика из Галилеи, баламутившего народ, от этого «плотника-демагога». Возможно, они сами арестовали его и передали римлянам; возможно, они оклеветали его и тем самым побудили римлян вмешаться; или же они просто бездействовали перед лицом ареста, инициированного римлянами, предоставив события их естественному ходу. В любом случае, предполагается, что эти люди «из рода первосвященнического» (Деян. 4, 6) впоследствии также преследовали членов первых христианских общин. Поступая подобным образом, они должны были проявлять осторожность, дабы не вызвать гнев у народа (Деян. 5, 26). Именно фарисеи, и прежде всего уважаемый рабби Гамалиил, защищали христиан от гонений и добились решения Синедриона отпустить их и дать им неограниченную свободу проповеди (Деян. 5, 34–42). Это еще одно доказательство того, что фарисеи не были врагами Иисуса, и что их приверженцы были даже готовы восстать против властей в том случае, если бы они предприняли меры против христиан. Для фарисеев христиане были вполне безобидными и беззащитными.
Правящие круги Иудеи, как и любого другого государства, были консервативными, недоверчивыми к эволюционным или революционным тенденциям любого рода. Они имели социальные привилегии и приспособились к эллинистическому образу жизни, а потому старались не подавать поводов к сомнению в своей верности Риму. «Современные исторические исследования показали, что основная доля ответственности за распятие Иисуса лежит на римлянах, что еврейские „начальники”, принимавшие в этом участие, были не представителями своего народа, а римскими марионетками, осуществлявшими скорее римскую, нежели еврейскую, политику».[351]
Бен-Хорин рассматривает проблему под другим углом зрения и приходит к тому же выводу:[352]
Если мы тщательно исследуем ситуацию, в которой еврейский народ страдал под гнетом оккупантов в собственной стране, мы ясно увидим, что подотчетные римлянам власти обязаны были выдавать им безвредных агитаторов, таких как Иисус из Назарета, который собирал вокруг себя толпы людей, а также политических активистов наподобие Иуды Искариота.
Следующий аргумент, выдвинутый Штауффером, звучит столь же убедительно:[353]
Со времени низвержения Сеяна в октябре 31 г. н. э. Каиафа также находился под постоянной угрозой, а полиция имперского режима продолжала свои рейды в поисках заговорщиков. Если бы в это время какие-либо вести о мессианских движениях в Палестине достигли Рима, Каиафа лишился бы своей священнической позиции. По этой причине Иисуса следовало уничтожить, пока не стало слишком поздно.
Тем не менее необходимо указать на одно слабое место данной теории. Говоря о низвержении Сеяна в октябре 31 г. н. э., Штауффер датирует смерть Иисуса Пасхой 32 года. Однако это не согласуется ни с датами синоптиков (11 апреля 27 года или 23 апреля 34 года), ни с датой Иоанна (7 апреля 30 года). Более того, Штауфферу следовало упомянуть еще об одной важной детали, раз уж он заговорил о Сеяне. Этот печально известный ненавистник евреев, который в 23–31-м годах был кем-то вроде премьер-министра и ведал правительственными делами, пока Тиберий, удалившийся от дел, находился на Капри, был покровителем и близким другом Понтия Пилата. Пилат был обязан ему своей должностью военного правителя.[354] После казни Сеяна страх потерять власть, который, по предположению Штауффера, мучил Каиафу, еще больше должен был терзать Пилата.
Евангелие от Иоанна сообщает о том, как «проблема Иисуса» рассматривалась в Синедрионе, рисуя впечатляющую картину (которая, однако, не претендует на историчность):
Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили: что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут римляне и овладеют и местом нашим и народом. Один же из них, некто Каиафа, будучи на тот год первосвященником, сказал им: вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб. (Иоан. 11, 47–50)[355]
Конечно, трудно представить, что содержание дискуссии между членами верховного совета могло стать известным последователю Иисуса. Тем не менее некоторые члены авторитетного органа, вероятно, симпатизировали Иисусу (Иоан. 12, 42–43); среди них, возможно, были Никодим и Иосиф из Аримафеи.
Для нас важно не столько то, подтверждается ли документально описанная Иоанном дискуссия в Синедрионе, сколько то, является ли само описание последовательным. Из него вытекает, что это было не судебное заседание Синедриона, а встреча членов Совета. Далее показано, что собравшиеся не были с самого начала настроены казнить Иисуса: члены Совета не знали, как им следует поступить с раввином из Галилеи. У Каиафы возникла идея пожертвовать Иисусом, дабы предотвратить бедствие, которое грозило всему народу со стороны римской оккупационной власти.
Еврейские власти, вероятно, отреагировали так же, как встревоженный Ирод Антипа в Галилее отреагировал на деятельность Иоанна Крестителя. Если бы они вовремя не вмешались и вынудили римлян сделать первый шаг, их бы обвинили в некомпетентности. В любом случае, верховный совет нес ответственность за сохранение мира между еврейским населением и оккупационной армией. Лапид пишет следующее:[356]
Мы можем предположить, что Каиафа, предложив пожертвовать Иисусом, пытался тем самым сохранить ту степень свободы, которая предоставлялась в обмен на политическое подчинение Риму. Подтверждением того, что он был готов признать фактическую невиновность Иисуса, является тот факт, что он назвал его «один человек» (Иоан. 11, 50), а не клеймил его как «мятежника», «заговорщика» или «лжепророка».
Таким образом, Каиафа поступил как настоящий политик.
С другой стороны, размышления вроде тех, которые приводятся в Евангелии от Иоанна (11, 47–50), особенно в свете политического оправдания в стихе 48, всегда толковались христианами как фактически смертный приговор, вынесенный Иисусу верховным советом. Однако даже наиболее антиеврейские и проримские описания суда над Иисусом, приведенные в евангелиях, не игнорируют того факта, что без приказа Пилата и без его выполнения римскими солдатами Иисус не был бы распят, даже если бы весь народ Израиля пожелал этого.[357]
Возможно, верховный совет был рад взять под стражу человека, о котором позже можно было бы сказать, что он выдавал себя за
