ведьму.
Соболиные брови Борзунова поползли вверх.
— Кого?!
— Либо никакой сделки. — Перемазанный кетчупом пузан скрестил руки на груди — второго размера. Ultimatum.
***
Папка с литерой «М» нашлась в ящике шкафчика (Волгин, не мудрствуя лукаво выломал все замки в кабинете).
«Генерализированное тревожное расстройство» — писал доктор Тризны стремительным, убористым, однако внятным почерком. — «Пациентка Мухина жалуется на головные боли напряжения, пессимистично настроена в отношении себя как личности, своей внешности и своего будущего. Снижено либидо». — Анфиса выяснила у Интернета, что это, и покраснела. — «Выбор цветовой гаммы рисунков пациентки ошибочно трактован как признак биполярного аффективного расстройства. Предполагаю посттравматическое стрессовое расстройство. Амнезию: пациентка забыла травмирующее событие (утрату отца). Требуется разблокировать воспоминание, используя триггер (прим. возможно, фотографии отца, предметы его одежды, парфюм, посещение ассоциирующихся с ним мест). Рекомендуется принять бета-адреноблокатор для устранения негативных эмоций и находиться в обществе доверенного лица (друга) и специалиста (психотерапевта, психиатра). Профессор Чевизов с диагнозом согласен».
— Триггер — прошептала Мухина. — Фото — нет, я каждый день их вижу. Не одежда и не одеколон… Место? Лесное?
— Ты сейчас туда собралась? — ВВ названивал Финку с городского телефона (мобильные они выключили — хвала полицейским сериалам, про биллинг нынче слыхали даже в Береньзени).
— Сейчас, — сказала Анфиса.
Она устала ничего не делать! Просыпаться в квартире, где она — кто? Не живущая, проживающая. Привидение, связанное с реальностью изжогой и отчаянием.
— Без меня, — вздохнул Виктор Васильевич. — Я думал, Маскве тебя передам, и к жене назад.
— Понятно, дядь Вить! — Мухина улыбнулась, показав щель между передними зубами. Эх, не свезло ей. — Если больше не встретимся…
— Ты шо несёшь?!
— Меня могут закрыть за смерть Селижоры. Вас — за чинушу битого.
— Блин, і не паспрачаешся.
Волгин стиснул Анфиску в объятиях.
— Поспеху табе! Везде поспевай. Не просри жизнь, как я. За дебилия замуж не выскочи, как Эля. К умным в друзья набивайся, ты добрая, ты им нужна. И не крась, калі ласка, валасы у гэтую ржаучину!
Глава двадцать вторая. Интроверсия и адаптивность
Пяйвякое составляли фантомы.
Падающие на единственную мощеную дорогу-улицу тени: людей-невидимок, изб — резных и крепких… В реальности заросших травой по печные трубы.
Странный гул, словно от высоковольтной линии.
Запахи сдобы и сенокоса.
Сон (бред), явь, жизнь, смерть… всё смешалось.
— Здесь усадьба была, — рассказывала Синикка. — Графская. Корни с Золотой Орды, потом вливание петровских немцев… Очень просвещенная семейка. Маги, масоны. Они это место выбрали неслучайно. Вычислили по звездам, выкупили землю и построились. Их дом во-о-о-н там!
Он нависал над деревней. Не он, оно. Сооружение, представлявшее из себя копию шумерского зиккурата, как мавзолей на Красной Площади, но гораздо, гораздо более монументальную и тщательную. Само терракотовое, оплетенное ядовито зелёным вьюнком, издалека оно казалось горушкой, однако подспудно внушало ужас своей идеальной, компьютерной геометрией. Пять квадратных ярусов, сужавшихся кверху. Высота — метров сто. Ширина нижнего уровня — метров триста. Поселиться в таком «доме» могли лишь полные… масоны.
Федино воображение нарисовало их амфибия-подобными в стиле Лавкрафта. С диффузными токсическими зобами, как у Крупской. ФМ почти увидел бледнокожих долговязых мужчин и женщин, элегантных, уродливых, притягательных… Вот, они лениво загонят крикетными клюшками в воротца покрашенные черепки выдр. Вот, танцуют голыми дионисийскую пляску. Вот, едят сырое мясо, накалывая его на посеребренные иглы дикообразов. Их вытянутые лица вечно серьезны и печальны, будто у святых с византийских икон.
***
Фил однажды проводил кастинг стриптизёрш для Bachelor party приятеля. Процедура проста: она танцует, ты спрашиваешь пенис — yes or no? Пенис Борзунова отбраковывал: а) переизбыток силикона, родинок, татуировок, роста и жира б) наличие — носовой горбинки, шрамов от кесарева, стрий и выпуклости пупка. Но если красивые девушки (даже на вкус самого взыскательного пениса) не являлись дефицитом, с колдунами все обстояло хуже. Их-то не существовало!
Борзунов поступил по схеме богатого командировочного при выборе проститутки — решил купить шкуру (шарлатана) с highest прайсом. Раз дорогой, — рассудил Фил Сергеевич, — авось, брешет складно.
Полковник никогда так не ошибался!
Вип-астролог Борзунова-старшего Юльнара понесла околесицу о планете Нибиру, причём, искренне, взахлёб, затем продемонстрировала Филу кривой портрет усатой синекожей богини, якобы, пришедшей к ней во сне после гибели её сына. И разревелась. Фил с содроганием подумал, КТО рекомендовал отцу услуги шизофренички. Там же доступ к ядерному оружию!
Припудренный коксом мамин шаман Аюр на середине видеоконференции снял трусы. А победитель телешоу сербский экстрасенс Драгомир Джокович (по паспорту Дмитрий Курицын, безработный радиоинженер из Мытищ) заявил, что ему нужна предоплата, подробный сценарий, что говорить лоху, и, помявшись, присовокупил, что брата из тюрячки неплохо бы ещё вызволить — ни за что баланду хлебает: одиннадцатилетние шмары сами хотели его писюн посмотреть!
В итоге Фил позвонил в special department ведомства, где создавали «лом-ов» — лидеров общественного мнения (например, Матильду Шор — транссексуалом притворялась лейтенант Смолина, походившая на переделанного в бабу мужика больше, чем некоторые переделанные в бабу мужики).
— Убедительного Кашпировского сможете за час слепить? — спросил Борзунов.
— Пол? Возраст? Раса?
— Не имеют значения.
— Вас понял. Ждите, — ответила трубка.
Фил со спокойной душой сел за фабрикацию ингерманландского кейса. Коллеги — профессионалы, они справятся!
***
Ледяной кусачий туман окружил Федю, Финка и Синикку. Секунда, и графский зиккурат скрыла белая пелена. Фермерша вытащила из рюкзака фальшфейер, подожгла его.
— Бежим, — скомандовала она.
Евгений Петрович пропустил психотерапевта вперёд. Тот снял худи оппозиционного политика N и натянул его как веревку — Федя держал один рукав, Финк — другой. Свободной рукой мистер Тризны ухватился за хлястик куртки госпожи Ульёнен. Попетляв в пустоте, они кубарем ввалились в избу, прокопчённую пожаром. Синикка затворила дверь.
— Выбросы. — Она передала по кругу флягу с коскенкорвой. — Скорби. В округе тьма народу полегла в гражданской войне.
— И по всей стране, разве нет?
— Разве да, Фёдор. Только чувствуешь это не везде. А тут ты это видишь!
Из воздуха возникли — сгустились — мерцающие фигуры. Их яркость, их достоверность превосходила по качеству голливудские спецэффекты.
— Отец говорил, что, когда графья дали дёру, в Пяйвяком окопались инкери — человек пятьдесят. — Евгений Петрович водил пальцем по выцарапанной в стене надписи. — Onnea ei voi omistaa, mutta surulle voi laittaa suitset…
— «Счастьем овладеть нельзя, можно обуздать печаль». Стихи Ларин Параске, нашей сказительницы, — перевела Синикка. — Те инкери воевали за белых. Генерал, герой русско-японской, кучка офицеров, врач и поэтесса. Они сгорели заживо. Прямо здесь. Их горе влилось в нашу реку скорби.
***
— Супер-ведьма Маргарита, — представил Владе Фил Сергеевич чернявую бабенку средних лет. Она квартировала в Якутске
