мяса.
Брызги крови разлетались, словно полчища мух с потревоженного трупа, но теперь, когда они уселись по стенам гаража, это больше напоминало звездное небо на негативе фотографии – тысячи тысяч разнообразных темных точек, причудливо толкущихся на светлой поверхности. Невероятно красиво и завораживающе.
Однако теперь придется все это отмывать, заливать перекисью водорода и парочкой специальных средств, чтобы невозможно было определить эти пятна при экспертизе. А может быть, и снова перекрашивать гараж. Линолеум теперь нужно куда-то увозить!
Ну что же, вот так постоянно! Ну почему с тобой так трудно, Ева?
Мы с Евой были знакомы давно, и, как это ни иронично звучит, она у меня была первой настоящей женщиной. Конечно, не в том плане, что до нее у меня никого не было… Были, конечно, но таких ярких, выворачивающих наизнанку ощущений мне испытывать еще не приходилось.
Ева была моим мифическим животным, моим единорогом, моим грифоном, моим белым китом. И хотя долго охотиться за ней не пришлось, я рассматриваю случай с Евой как самый неудачный из всего множества случаев моей охоты.
Мне не нужно было ничего придумывать, ничего разыгрывать, ничего подготавливать. Немного самой обыкновенной слежки, и вот мы как бы случайно столкнулись на автобусной остановке недалеко от выхода из метро.
Она шла к себе домой, а в моих руках были пакеты из «Магнита» и предложение подбросить ее по старой памяти до дома, так как «все равно по пути».
После небольшого неловкого разговора, который длился около пяти минут, нескольких хороших шуток с моей стороны, пары милых улыбок с ее, и застарелая кровяная короста, покрывавшая рану наших отношений, с трудом, но все же отвалилась. Под ней, конечно, был виден шрам, который никоим образом не украшал нас обоих, но все же боли уже не было, и, возможно, через некоторое время мы бы уже с юмором рассказывали о том, как и где умудрились получить эту душевную рану, как иногда некоторые «храбрецы» рассказывают, как они каким-нибудь необычным образом заработали перелом или пару серьезных шишек.
Мы сели в мой Ford Galaxy, который до этого был приведен в идеальный вид. Он был вымыт изнутри и снаружи, по салону несколько раз прошлись пылесосом и тряпкой, на заднем сиденье для отвлечения внимания был брошен розовый детский рюкзачок, на панели оставлена пара веселых плюшевых игрушек. Все говорило о простом счастье, семье и добром достатке.
– У тебя есть дети? – спрашивает Ева.
– Да, – отвечаю я, вскользь бросая взгляд на ее левую мочку уха с изумрудной сережкой, небольшую прядь волос, упавшую на шею, белую ароматную кожу, от которой тянет свежим цветочным запахом и под которой бьется сонная артерия. – А у тебя?
– Нет, – отвечает Ева.
Я завожу двигатель и тянусь к рычагу коробки передач, что находится прямо у самых колен Евы.
Шокер в прошлый раз меня подвел, потому теперь более предпочтительный способ – быстрым ударом вколоть наркотик в соблазнительное бедро, выглядывающее из-под черной, слегка задравшейся юбки, потом окунуться на пять-десять секунд в шок и непонимание в ее глазах и пережить секунд тридцать отчаянного сопротивления и попыток выбраться из машины.
В итоге ее тело обмякло, голова упала мне на колени, и все опять банально свелось к гаражу и стулу, прикрученному к полу.
Ева была старше меня. Не знаю, почему какая-то сила свела ее со мной, но знаю только одно – мне хотелось, чтобы ее улыбка со слегка искривленным боковым зубом справа; чтобы ее вьющиеся русые волосы, выкрашенные ближе к концам в платиновый блонд; чтобы ее маленькие веснушки, проявляющиеся ближе к июню; чтобы ее небольшая чувственная грудь; чтобы ее раскрашенные природой, словно пятнистая шкура ягуара (но в оттенки зеленого и синего) глаза с черным адовым углем зрачка в середине; чтобы ее хрупкая фигура, впопыхах одетая в абсолютно не подходящие друг другу трусики и лифчик; чтобы ее дыхание, когда мы целовались; чтобы ее мелкая дрожь по всему телу, когда она подходила к финалу; чтобы мой кофе ей по утрам; чтобы ее решение остаться у меня еще на одну ночь – мне хотелось, чтобы все это никогда не покидало меня.
Но в итоге Ева ушла от меня к другой женщине. К какой-то молодой, поднимающейся на высокие ступени шоу-бизнеса певичке или порноактрисе – не имеет значения. Банально. Просто! Без объяснений! Ушла! Грубо. Без сожалений. Эгоистично. Обидно. Цинично. С ясным рассудком. Понимая, что она делает, и радуясь этому. Без слова утешения.
Ее привычка делать все не так, как другие, проявилась и в том, что она долго не могла прийти в себя после моего укола.
Наверное, в первый раз мне не удалось рассчитать правильную дозу вещества.
В ожидании ее пробуждения мне посчастливилось закончить «Американского психопата» Брета Истона Эллиса.
Как и ожидалось в самом начале, роман вызвал у меня только разочарование. Ни дух, ни атмосфера, ни идея романа мне не открылись, или, точнее сказать, моя сущность их не приняла. Кровь, кишки, секс, мода и бессмысленный треп. На очереди «Целуя девушек» Джеймса Паттерсона.
Когда Ева очнулась, она решила испортить мне все удовольствие, не произнеся ни слова и не выдавив ни звука. Я все же грешу на передозировку.
Ведь мало кто в моей практике не истекал бы слезами и соплями, обнаружив себя связанным в здании без окон (с одной «лампочкой Ильича» в центре потолка) и кучей (действительно кучей в пол человеческого роста) всякого хлама из железа.
Особенно когда над всем этим вырисовывалась моя тень. Я не в балаклаве. Скрываться уже бесполезно. Я не призрак без лица, который слоняется по свету. Я призрак с лицом из прошлого, который пришел именно к тебе. Зачем? Ты сама все знаешь.
Это должно было пугать еще больше.
Так вот Ева молчала, поэтому стандартная процедура фотографирования началась неимоверно скучно и до отвращения неприятно.
Она не говорит ни слова. Я же делаю свое дело.
Но вот ближе к середине, когда мой раздраженный и не до конца рассчитанный сильный удар рассек Еве губу об ее же собственный зуб, что-то произошло с ней. Глаза ее вспыхнули, голова гордо вскинулась.
– Ты никчемная жалкая
