Первыми в камеру вошли два стражника с алебардами и заняли места по обе стороны стола. Следом появился обтрепанный писец, вмиг разложивший на столе бумаги и утвердивший на нем огромную медную чернильницу. Когда все приготовления были закончены, в камеру с величественным видом небожителя вошел пожилой полицейский комиссар в черной судейской мантии, с бесцветными глазами и черепашьей шеей, предосудительно торчавшей из черного засаленного воротника. Усевшись за стол напротив д'Артаньяна, он огляделся со столь подозрительным и унылым видом, словно полагал решительно всех вокруг, в том числе своего писца и стражников, закоснелыми злодеями, скрывавшимися от кары исключительно благодаря своей недюжинной пронырливости.
— Ваше имя и звание, — произнес он невыразительным голосом, напоминавшим шуршание шерстяной ткани.
— Шарль де Батц д'Артаньян де Кастельмор, дворянин из Беарна, — ответил д'Артаньян с разозлившей его покорностью.
— Занятие?
— Кадет второго батальона роты рейтаров Королевского Дома, — ответил д'Артаньян, с грустью констатировав, что эти слова не произвели на комиссара никакого впечатления.
— Имеете ли образование?
— Домашнее, пожалуй что, — сказал д'Артаньян чистую правду, уже немного овладев собой. — Но и оно, по чести признаться, осталось незавершенным. Увы, мой домашний учитель, как ни бился, не смог добиться того, чтобы его усилия вошли в гармонию с моей натурой и своеобразием ума. Когда его видели последний раз, он с изменившимся лицом бежал к пруду — а пруды, надо вам знать, сударь, у нас в Гаскони глубокие, иные даже с водяными… С тех пор беднягу в наших краях не наблюдали…
— Ваши местные власти были поставлены в известность об исчезновении данного господина? — с каменным лицом спросил комиссар.
Д'Артаньян, сбившийся с мысли, удивленно уставился на него, но вскоре вынужден был признать, что г-н полицейский комиссар не отвечает шуткой на шутку, а спрашивает вполне серьезно. Растерянно помотал головой:
— Вроде бы нет, не помню…
— Напрасно, — сухо сказал комиссар. — О внезапном исчезновении лица, имеющего постоянное проживание в данной местности, следует, согласно предписаниям, немедленно заявлять властям… Итак… Ваш парижский адрес?
— Предместье Сен-Жермен, улица Старой Голубятни, меблированные комнаты Бриквиля под номером восемнадцать.
— Женаты или холосты?
— Холост.
— Вероисповедание?
— Католическое.
Писец, склонив голову к левому плечу и высунув от усердия кончик языка, скрипел скверно очиненным пером, которое запиналось и брызгало ему на рукав, и без того покрытый засохшими пятнами чернил.
Воспользовавшись паузой, д'Артаньян наконец решился и спросил довольно-таки негодующе:
— Соблаговолите объяснить, сударь, на каком основании меня сюда засадили и в чем, собственно говоря, обвиняют!
— В злоумышленном нарушении одного из положений Нантского эдикта, — преспокойно ответил комиссар, не выказав никакого раздражения. — То есть в том, что вы с заранее обдуманным намерением вызвали на дуэль сразу двух дворян…
Д'Артаньян мгновенно воспрянул духом: как-никак речь зашла о вещах, которые любой дворянин, живший в то беспокойное время, знал назубок…
— Нет уж, сударь, позвольте! — решительно прервал д'Артаньян. — Не знаю, насколько вы сведущи в таких делах, но я-то, я, честное слово, могу вас поучить! Дуэль — это заранее подготовленный поединок, когда один вызывает другого, назначает время, место, оружие, уточняет насчет секундантов… В моем же случае имела место несомненная встреча. То есть непредвиденная, вовсе не готовившаяся заранее стычка. С тех пор, как стоит мир, не было такого, чтобы осуждали дворян, попавшихся на встрече!
Он ожидал взрыва ярости, но плешивый инквизитор с черепашьей шеей, вот диво, закивал ему с видом доброго учителя, довольного ответом прилежного ученика:
— Вот именно, шевалье, вот именно… Вы очень точно обрисовали разницу меж дуэлью и встречей… но как быть, если есть заслуживающие всякого доверия свидетели, которые единогласно показывают, что произошла как раз дуэль?
— Да где они, эти свидетели? Покажите!
— А вот этого я вовсе не обязан делать, — мягко сообщил комиссар. — Согласно законам королевства, достаточно и того, что их показания, соответствующим образом записанные, находятся вот здесь, — и он похлопал ладонью по груде зловещих бумаг перед собой. — Этого вполне хватит, чтобы вам предоставили пожизненный стол и квартиру в тихом доме под названием Бастилия… а то и, что вероятнее, отвезли опять-таки за казенный счет на одну из парижских площадей, Гревскую или Трагуарского креста…
— Да что вы такое говорите… — севшим голосом промолвил д'Артаньян, начиная терять уверенность в себе. Он настолько пал духом, что даже не возмутился при упоминании площади Трагуарского креста — что для столь родовитого дворянина было несомненной обидой, ибо там казнили приговоренных исключительно низкого звания.
— Всего лишь объясняю, что ждет нарушителя королевских эдиктов вроде вас… в конце. А в ближайшем будущем вам предстоит столкнуться с весьма неприятной процедурой под названием Supplice des brodequins…
— Это еще что такое?
— Испытание сапогом, — любезно разъяснил комиссар. — Ноги допрашиваемого вкладывают в деревянные колодки, а потом меж ними неторопливо забивают деревянные клинья, пока мясо не смешается с раздробленными костями… Если мы с вами не договоримся ладком, вы прямо отсюда отправитесь в подвал, где сведете знакомство накоротке с мастером этих унылых церемоний… И не козыряйте вашим дворянством, право. Эти сапожки надевали людям и познатнее вас, а на плахе оказывались и герцоги, и маршалы… Неужели вы об этом не знаете?
Д'Артаньян понурил голову, чувствуя, как в душу понемногу закрадывается отчаяние.
— Но это же несправедливо! — вырвалось у него помимо воли. — Почему, в таком случае, схватили меня одного?
— До остальных еще дойдет очередь, — пообещал комиссар. — Что вам толку о них думать? Вам следует побеспокоиться о себе, пока не оказались в подвале. Здесь не шутят, молодой человек. Вы попали в прескверную историю! Злонамеренно вызвали на дуэль мушкетеров нашего христианнейшего короля…
— Это была встреча!
— У нас другие сведения. Особенно когда свидетели показывают против вас…
— Это какой-то дурной сон! — воскликнул д'Артаньян.
— Ничего подобного, молодой человек. Это — правосудие… — Он вдруг изменил тон, теперь его голос звучал вкрадчиво и медоточиво: — Однако надобно вам знать, что правосудие видит свою высокую задачу отнюдь не в том, чтобы непременно обрушить топор на шею человека, а и в том еще, чтобы помочь ненароком сбившемуся с пути молодому, неискушенному провинциалу вроде вас…
