Точно! «Дура, непроходимая дура! Но как, как же я не заметила?! Разве такое возможно с нормальным человеком! С нормальным – никак. Со мной – вполне», – вынуждена была констатировать Ева. Скрепя сердце она признала, что и возможностей, и невнимательности, и откровенного наплевательства на себя и свое тело у нее вполне хватит, чтобы забеременеть, не будучи в курсе о таком «незначительном» факте. В ее обстоятельствах – сделала она скидку, сжалившись над собой.
Но чтобы такое?! Ева, вскочив с кровати, принялась расхаживать по комнате. Время от времени она останавливаясь в полном замешательстве и потирала свой разгоряченный лоб.
Встав перед зеркалом, в полный рост отражавшим ее, она замерла. Потом развернулась и стала осматривать себя в профиль. «Дело не только в плюшках и круассанах Жана. Я определенно изменилась. Все ясно. Я беременна. На-на-на-на». Мелодии духового оркестра крепко въелись в ее память.
Присев в полнейшем изнеможении на разворошенную постель, она, печально вытянув руки, стала внимательно осматривать свои ногти. Сначала, в сумятице неверия, отчаяния и горя, она не могла ни о чем толком думать. Потом пришли стыд и страх – «…что же скажут родные и знакомые?». А следом появились и мысли о будущем.
Итак, рожать или не рожать? Вот в чем вопрос. Вдруг что-нибудь пойдет не так. Врачи неправильно завяжут пуповину, не заметят. Ребенок истекает кровью. Клиническая смерть. Остановка сердца. Мозг без кислорода. Мертвый мозг. Мертвый ребенок. Или еще страшнее – живой, но слабоумный человек.
Я-то сильная. Никому не дается крест, который он не вынесет. Я – вынесу, это факт. Но я не хочу выносить это! Я не хочу быть сильной, чтобы выживать самой и помочь выживать ему. Не убить. Убить? Аборт. Убить сейчас – его. Убить – потом его. Убить – себя сейчас. Конечно, лучше себя, чем его. О чем разговор? Зачем споры?
Выбора нет. Я бы не выбрала этого сама – я и не выбирала. Я жила себе сама. Сама по себе. Отдельно от всех. От семьи, от матери, от себя. Среди зимы. Лед – отделен от всего. От жизни, от смерти. Он сам по себе, как белый цвет, как серый туман – все объединяет, все во всем… Но теперь кто-то сделал выбор за меня. Я беременна. Меня «забеременили». И у меня теперь нет выбора. Надо рожать. Надо вынести. Надо выносить. Я потеряла себя. Я никто. Я пустота.
Я только колба,Я стакан.Людская злобаВшита в тканьЛюдских сердец.Всему – конец,И только.
Что? Что делать – не тот вопрос. Как быть – уже решено. Все уже предопределено – и без моего участия. Это – нечестно! Так нельзя, но так оно и есть.
Ужас металлическими шариками перекатывался вдоль позвоночника с внутренней стороны, внезапно ставшей доступной всему и всем. Сверху вниз. Снизу вверх, оставляя стальной привкус во рту. Это кровь, слишком губу закусила, – подумать, как театрально! На белоснежном лице струйка алой крови, вертикально вниз, испуганная, с огромными, широко раскрытыми глазами. «Ну и вид! Быстро спать», – приказала себе Ева и, как ни странно, послушно заснула до самого утра.
Наутро, собравшись наскоро, не позавтракав, она побежала в городскую больницу, от всей души надеясь, что все врачи в любой стране (рожают ведь повсеместно?) знают, что надо делать. Посидев в холле, увешанном постерами со счастливыми матерями, обнимавшими своих детей, она зашла, наконец, в кабинет. Там кое-как с помощью жестов она объяснилась с седовласой дамой-врачом.
Затем, сдав положенные анализы и расположившись на кушетке, в хлопчатобумажной распашонке на завязках, она, стесняясь, позволила намазать свой живот прохладным гелем и стала, выворачивая шею, рассматривать черные и серые пятна на мониторе ультразвукового аппарата.
– Ну, мадемуазель, насколько я могу судить, – доброжелательно произнесла врач, сосредоточенно вглядываясь в абракадабру на экране, – дети в полном порядке!
– Дети? – осторожно поинтересовалась Ева.
– Пол определить пока невозможно, они не в самых удобных для просмотра позах, – извинилась врач.
– Но нет ли какой ошибки? – настаивала Ева. – Понимаете, э-э-э, бывает же… я слышала о мнимой беременности…
– О, мнимая беременность! Чепуха, вы вполне здоровая будущая мамочка вполне здоровых детей, – успокаивающе улыбнулась дама.
– Но, понимаете… я не знала… Как можно, вернее, можно ли… э-э-э… – Знаний языка не хватало, чтобы втолковать свою теорию мнимой НЕбеременности.
– А что живот небольшой, так радуйтесь, еще походите вперевалку, – продолжала гинеколог. – Все остальное тоже случается, тем более с вашей конституцией, при легкой простуде выделения вполне допустимы.
«А при легком отравлении как? – хотелось закричать Еве, – а при легком убийстве?..» А врач все продолжала журчать:
– Тем более в случае двойни. Когда, вы говорите, в последний раз посещали клинику?
– Э… спасибо. – Ева никак не могла признаться в своей неосведомленности насчет количества предполагаемых детей на столь почтенном сроке. Потрясающая мать!
– Вы не волнуйтесь, все пока в пределах нормы. Точнее мы сможем сказать после исследования анализов. Но, основываясь на моем опыте, могу заверить, что у вас вполне прелестные, здоровые малыши, – доктор успокаивающе похлопала Еву по руке.
Держа в руках фотографии размытых черно-белых пятен, ошеломленная подтверждением своих самых страшных предположений, Ева покинула больницу.
Жизнь шла своим чередом. Птицы пели, цветочница спешила в лавку с корзиной, полной цветов, утреннее солнце деловито осваивало позабытые за ночь просторы выложенных холодным серым камнем стен. В воздухе разлилась та особая прозрачность и звонкость, которая появляется только с приходом осени. Осень уже наступила, вне всяких сомнений.
Она готова была теперь согласиться со всем. Что еще ей оставалось? Сломленная сознанием того, что в ней, в самой сердцевине ее тела отныне живет кто-то еще, она, с трудом передвигая ноги, шла вверх по улочке. Ева с детства представляла себе человеческий организм в виде хлебного человечка. Внутри – сплошное тесто, однородное, беспримесное. Одинаковой плотности в руке и голове. Поэтому она не могла принимать лекарства. Не верила она медицине. Ну как можно добиться эффекта таким способом воздействия? Все равно что воткнуть семечко в одном конце огорода и ждать куста сирени в другом. Если засунуть таблетку в рот – как же может исчезнуть боль, скажем, в ноге? Чушь, ерунда или того хуже – мистика! Хлебный человечек. Кто же она теперь – пирожок с начинкой?
Остановившись уже у самого отеля, она удивленно оглядывалась на сновавших там и тут людей, туристов и местных, привлеченных обильным и разнообразным меню ресторана. Жизнь. Люди. Все как и раньше. Но как же так? Ей казалось, что жизнь должна остановиться, земля перевернуться и люди, при виде Евы, как минимум, падать оземь и кататься в истерике, к которой сама она была так близка.
– Ева, вы так рано после вчерашнего праздника. – Холодный и спокойный, как всегда, голос Макса прервал апокалипсические фантазии. – Уже позавтракали?
– Да… То есть нет. – Собравшись с мыслями, она попыталась еще раз: – Я пока не завтракала. Решила прогуляться.
– Понятно. Вы себя хорошо чувствуете?
– А что? Да, вполне, спасибо. – Она с трудом выплывала из бурного моря своих проблем в тихий омут настоящего.
– Не возражаете, если я составлю вам компанию за завтраком? – Ничуть не сомневаясь в положительном ответе, Макс увлек ее в ресторан при отеле.
Невзирая на вчерашний триумф, Жан и Мари трудились как обычно. Даже больше – туристы перед отъездом пользовались возможностью отведать произведения призера знаменитого конкурса. Официант сбивался с ног. О том, что творилось на кухне, можно было только догадываться. Выбрав уголок потише, они заказали только по чашке кофе, как свои, стараясь не загружать кухню.
– Ева, сегодня вы чересчур тихи. Это, право, настораживает, – пошутил Макс.
– Да-да… Как вы полагаете, может человек сойти с ума и не заметить этого? – Она пытливо посмотрела ему в лицо.
– Маловероятно. Теоретически, пока человек осознает себя всего лишь способным на умопомешательство, он в здравом уме. Так считали многие философы и мыслители. А почему?..
– Да так, мысли вслух, – вяло ответила Ева. – Где вы пропадали?
– С вами определенно что-то не так, – задумчиво постановил Макс, оставив без ответа вопиюще нескромный и необычный для его сотрудницы вопрос– Вы утомлены – расследованием, праздником. Но ведь есть что-то еще?
– Да так… – Ева упорно помешивала свой кофе ложечкой. – Ничего особенного.
«Поняла, видите ли, какая же я дурочка. Настолько невнимательная, что не только тексты читаю, не воспринимая смысла, но беременею без сознания и живу – вот уже сколько? – апрель, май, июнь, июль, август… Почти уже пять месяцев, благополучно полагая, что все со мной в полном порядке. С меня бы вполне сталось и родить – не заметить».
