«Поняла, видите ли, какая же я дурочка. Настолько невнимательная, что не только тексты читаю, не воспринимая смысла, но беременею без сознания и живу – вот уже сколько? – апрель, май, июнь, июль, август… Почти уже пять месяцев, благополучно полагая, что все со мной в полном порядке. С меня бы вполне сталось и родить – не заметить».
– Так тяжко вздыхать может себе позволить только человек, истомленный тоской по родине. Хочу вас порадовать, осталось совсем немного. Завтра вы улетаете.
– Угу… Что? Как улетаю? – Ева не верила своим ушам.
– Расследование закончено. Передадите отчеты в архив и можете продолжать свой прерванный отпуск. Я вам не сообщал, но маньяк пойман, – Макс недовольно поморщился. – Вернее, погиб при поимке. Убийства, само собой, прекратились. По поводу вашего дела о наследстве – я передал в адвокатскую контору все справки по делу, дальше они будут разбираться сами. Вот документы на наследство, завещание… в общем, все здесь. Книги я поместил на хранение в университет. Рекомендую по возвращении вам все же пока пожить за городом. Охрану вашего дома сняли.
– Охрана, загород, – старательно повторила Ева попутно, слегка покоробленная «своим делом». – Что вы имеете в виду?
– Боюсь, в вашем состоянии опасно возвращаться к прежней жизни, – покровительственным тоном пояснил Макс.
– Прежней жизни, – Ева, не выдержав, расхохоталась, оказавшись в центре внимания всего ресторана. – Это замечательно – прежняя жизнь!
Изумленный Макс заинтересованно посмотрел на свою внезапно помешавшуюся сотрудницу. Ева вскочила, безумным взглядом окинула зал с людьми, талантливо изображавшими тему «ничего не случилось», и, опершись руками о край стола, нависла над Максом:
– Прежней жизни нет. Жизнь кончена! Вы что, до сих пор не в курсе? Все знают. Вот Поль, – ловко схватила она за рукав испугавшегося Поля, пожалевшего, что решил перед сменой позавтракать в отеле, – Поль все знает! Правда ведь, Поль?
– Доброе утро, мадемуазель Ив. – Поль в полнейшем замешательстве сделал слабую попытку освободиться из плена. – Как вы себя чувс…
– Вполне прилично, Поль, благодарю вас. Вполне нормально для мадемуазель в интересном положении, – весело заверила Ева. – Вас я тоже приглашу на бракосочетание, непременно!
Несчастный Поль, оглядываясь вокруг в поисках помощи, наткнулся на безжалостный взгляд абсолютно спокойного Макса, казалось наслаждавшегося спектаклем. Публика, уже не стесняясь, глазела на стремительно разворачивающиеся боевые действия: кто их разберет, этих местных, вдруг это милая деревенская традиция или специально отрепетированное шоу?
Но шоу закончилось так же внезапно, как началось. Безумная девушка, освободив юношу, издала напоследок победный клич и упорхнула из ресторана. Пролетела мимо портье, оформлявшего отбывающих, очередью стоявших у стойки, и, взмыв по лестнице, вернулась в свой номер.
Глава 23
Прощальный вечер
Раздавленная, она лежала на кровати, уткнувшись лицом в ароматную подушку. Плакать не хотелось. Хотя можно было бы. Говорят, помогает. Виола считала это действенным способом от легкой депрессии, например. «Можно ли неожиданную беременность считать причиной легкой депрессии?» – задумалась Ева. Плакать все еще не хотелось.
Скрипнула дверь.
– Извините, я не думал, что вы не знаете, – примирительно сказал Макс.
Бедняжка. И лгун к тому же, кстати.
– Могли бы постучаться для приличия, – недовольно пробурчала Ева в одеяло.
– Может, вы предпочли бы остаться здесь? Я могу устроить, – предложил он.
– Поеду домой. Мне ведь можно летать?
– Можно, – успокоил ее Макс– Если нужна будет помощь, звоните.
– Н-да… Спасибо. – Она испытующе посмотрела ему в глаза. – А вы?
– У меня еще несколько дел. Пока придется задержаться здесь.
– Понятно, ваши поиски? – осторожно поинтересовалась Ева.
– Кстати, все хотят с вами попрощаться. Сегодня будет семейный ужин, – не ответив, уже выходя из комнаты сообщил Макс– Может, вы себя чувствуете не совсем…
– Все хорошо. Конечно, я буду рада. Прощальный ужин, как мило!
– Прощайте, Ева.
– Да.
Он сделал было шаг в ее сторону, даже набрал воздуху, чтобы сказать что-то. Но, подавив порыв, нахмурил брови и выдвинул упрямый подбородок.
«Ну и пожалуйста, и катись к чертовой бабушке! – Она горестно вздохнула. – А я к прабабушке…»
Дверь так же бесшумно закрылась. Все ясно. Теперь ей больше никогда не увидеть Макса. А в голове все стучало, стучало двухтактовое однообразие. Одно слово – два слога. Уй-ду. Лю-блю. Бу-ду. Не уходи! Уй-ди. Сердце споткнулось и дало краткий сбой. И так привязалась к Максу за последнее время! Надо же, как назло… Ева всхлипнула. Наверное, еще и из нежелания заканчивать их отношения, их совместное расследование, их частые встречи она не признавала очевидные факты. И, утомленная донельзя своей позорной выходкой и запоздалыми открытиями, стала засыпать.
Спать, и правда, она стала очень много. Теперь-то все объясняется. Что еще известно о беременностях, беременных и (о-о-о-о-о-о!) детях? Вопреки всем ожиданиям не было ощущения зараженности каким-то вирусом или паразитом.
Противно не было. И страшно тоже. Вернее страх присутствовал, но не перед ними, а за них.
Страх перед будущим. Оттого что отныне вся ее жизнь будет связана с кем-то, кроме нее самой. Перед зависимостью от их будущего благополучия, здоровья, счастья. Да, это страшно. Но и страшно увлекательно. «Будут меня любить… А вдруг не будут? За что меня любить! Но я хочу, чтобы они меня любили, хочу! Детки мои», – попробовала Ева на вкус незнакомое выражение. Молоко, мед, цветки ромашки… Вкус теплый и мягкий, как молоко, нет, пожалуй даже, как сливки.
Сливочный привкус во рту и разбудил Еву.
Не открывая глаза, она нащупала свой живот – детский домик. Все на месте. Она гладила себя по мягкой, бархатной коже, здороваясь с ними, признавая их, прощая им все заранее.
В дверь постучали, и голос портье напомнил, что через час ее ждут внизу. Благодарная ему за то, что он не стал звонить, а потрудился подняться к ней лично, Ева все же не встала сразу, крикнув из-за двери, что соберется вовремя. Проспав весь день, она не чувствовала себя ни разбитой, ни утомленной долгим одиночеством. Было почти невыносимо легко.
В ресторане уже все собрались и ждали только ее. В убранном большим количеством цветов зале было шумно и весело. Некоторой грусти, спутницы всякого расставания, никто не замечал. Жан, как обычно, оказался на высоте. Окружающие старались не напоминать ему про обет и круассаны, зато на все лады расхваливали его сегодняшние произведения, а он с видом воплощенной скромности и не думал противоречить или отказываться. Завоеванный кубок красовался на отдельном столике, и каждый участник вечеринки мог полюбоваться им.
Мягкий свет свечей объединял всех участников ужина, золотым светом наполняя глаза, отменяя на время все проблемы и разочарования. Ева старалась запомнить все как можно лучше, сложить и упаковать воспоминания об этом вечере, чтобы потом когда-нибудь насладиться ими, каждой деталью, каждой секундой и поворотом.
Непременно должно быть такое место в ее Доме. Где все друг друга любят, прощают маленькие слабости, где так вкусно, тепло, негромко и неярко. Попав в зону действия идеального по гармоничности сочетания света, цвета, звука и запаха, она постаралась запомнить такое близкое к счастью ощущение.
Счастье все еще плескалось в ней, когда на следующее утро она садилась в такси и в последний раз прощалась с людьми, которые окружали ее в этом городке. Бертран с выправкой военного и Поль на шаг позади него. Жан и Мари в фартуках и колпаках (оторвались на минуту от кухонных забот). Портье с официантом, выстроившиеся в ряд за своим предводителем горничные. И даже девушка Поля, стесняясь, стояла в сторонке, теребя свою толстую пшеничную косу.
– До свидания и спасибо вам за все. – Ева улыбалась всем и каждому в отдельности.
– До встречи, мадемуазель Ив, приезжайте снова. – Бертран поцеловал Еву в лоб и похлопал ее по плечу.
– Непременно ждем вас на Рождество, я испеку лучшие круассаны, какие только можно вообразить. – Жан от переизбытка чувств пустил самую настоящую слезу. Мари же, не стесняясь, утирала мокрое лицо фартуком.
Часть III
Рождество
Глава 1
Дневник Лары
Уезжать всегда намного легче, чем провожать и оставаться. Это помогло Еве справиться с некоторой завистью к тем, кого она оставила здесь. А впрочем, уже там. Теперь ее «здесь» – это вокзал, поезд, аэропорт. Чем ближе был ее город, тем труднее было дорожным заботам заслонить стремительно надвигающееся возвращение. Оставив внизу, под серебристой плоскостью крыла самолета лето, расследование – весь этот кусок жизни, она смотрела на слои облаков, расстилавшиеся внизу, и видела свой город, дом, родных.
