– Выпей горячего чаю, Дунечка! – ласковый голос Маргариты Павловны не мог вывести девушку из состояния оцепенения. Дуня все события воспринимала будто издалека, толком не слушала голоса окружавших ее людей, ждала, что вот-вот кто-то из людей Ирбиса позвонит и сообщит о…
Нет! Дуня не хотела и мысли допускать о новых ранениях Георгий. Но тревога не отпускала, ядом отравляла сердце Дуни, вгрызалась нехорошим предчувствием в сознание.
– Не хочу, Маргарита Павловна, – мотнула головой Дуня и сжалась в комочек на диване в кабинете Георгия.
Это был тот самый диван. Тот, на котором Ирбис едва не взял Дуняшу против воли.
Кажется, вечность назад. В другой жизни. Другой Ирбис. Да и сама Дун была другой.
Ее муж, сильный и заботливый мужчина, не стал бы так поступать. Теперь Дуня это твердо знала. Он ведь невероятно благородный и несгибаемый. И насилие над тем, кто слабее – не входит в методы Ирбиса.
Дуня дрожала, но в комнате было тепло. А все равно казалось, будто холод пробирает до костей. И пальцы на руках озябли.
Вадим ежеминутно был рядом. То ли по команде начальства, то ли по собственной инициативе, но мужчина не оставлял Дуню ни на секунду. И с ним было спокойнее, да.
Не потому, что Дуняша кого-то боялась. А по той причине, что если люди Ирбиса во главе с Вадимом все еще находились в особняке, значит, ситуация не настолько критическая. В это хотелось верить девушке. А еще, в мыслях, не прекращая ни на миг, Дуня повторяла, что Георгий непременно вернется. Он просто не может оставить ее именно сейчас. Не в этот день. Не теперь, когда она по уши влюбилась в него, вышла замуж, поняла, как сильно он дорог ей.
И вот, когда нервы Дуняши звенели от напряжения, а весь особняк стал вдруг чужим и пустым, входная дверь распахнулась.
Дуня поняла, что в дом вошел совсем не Ирбис, и даже не Тахиров. Но все равно девушка подскочила со своего места, перепугав задремавшую Анютку, и помчалась в холл.
Вадим уже встречал гостя. Им оказался один из охранников. Молодой человек что-то тихо говорил телохранителю, приставленному к Дуне. Вадим только кивал, а после сделал один телефонный звонок.
Дуня ждала, не сводила обреченного взгляда с парней и ждала, когда уже ей сообщат последние новости.
– Евдокия Андреевна, – негромко произнес Вадим, а Дуня замерла, не дыша, кажется, даже сердце не билось, застыло под ребрами, – нужно ехать в клинику. На месте все узнаем.
Дуня кивнула. Она не собиралась переодеваться, торопливо ринулась к дверям, чтобы выйти на улицу.
– А мне можно? Можно с вами? – воскликнула Анюта, оказавшись за спиной Дуни.
– Да, наверное, так будет лучше, – секунду замешкавшись, согласился Вадим. – Машины готовы. Через минуту выдвигаемся.
Дуня поняла, что вот сейчас – самые тяжелые минуты неизвестности. Они тянулись настолько ощутимо, что, казалось, вытягивали из нее всю душу по тонким нитям. Дуняша умирала от тоски и неизвестности. И не знала, что ждет ее там, в клинике. Но молилась. Всем, Богу, высшим силам, судьбе, которая свела ее с Гошей. Мысленно твердила, как сильно любит его, а, встретив сейчас, непременно скажет об этом. Ведь терять уже нечего. И она совершенно не стеснялась своей любви. Гордилась ею. Гордилась тем, что Георгий Ирбис ее муж.
На крыльце частной клиники их уже ждали. Молчаливый и угрюмый Максим Воронков хмуро кивнул, придержал для Дуни и Анны дверь. И, так показалось Дуняше, странно посмотрел на Лариманову.
Холл показался девушкам пустым. Здесь не было никого, кроме людей Ирбиса, вооруженных и хмурых. Дуню и Анютку куда-то вели, по коридорам, потом они поднимались в лифте, а после, когда терпение иссякло, и нервы окончательно сдали, но дверцы кабинки лифта еще не распахнулись, Дуняша четко произнесла:
– Что с ним? Я хочу знать правду, Максим!
Дуне необходимо было узнать все прежде, чем она перешагнет порог палаты. Ей нужны были эти доли секунды, чтобы подготовиться. Чтобы собрать все силы и справиться с любыми новостями, чтобы преодолеть все испытания судьбы. А еще Дуня понимала, если охрана привезла их в клинику, выходит, шанс есть. И Дуня непременно воспользуется им. Вытянет своего Ирбиса, куда бы он не попал сейчас. Вымолит его у судьбы. Еще раз. Сколько угодно раз. Но отберет его себе.
– Да хреново все. Операция пока идет. Ждем, – выдал вдруг Максим, а Дуне показалось, будто мужчина избегал их с Анютой взглядом. Смотрел в пол или прямо перед собой, в стену.
Дуня крепко зажмурилась. «Хреново». Это слово испугало Дуню до дрожи. Но рыдать здесь, сейчас, когда кабинка лифта распахнулась, а на себе Дуняша ощутила взгляды верных Ирбису парней, девушка просто не могла позволить себе такую роскошь, как слезы. Она обязана быть сильной. Она – Евдокия Ирбис. Она – такая же, как и ее муж, несгибаемая и упрямая.
Два шага Дуня сделала стремительно, шла прямо, расправив плечи и вскинув подбородок. А парни перед ней расступались, пропуская вперед.
Наверное, Дуня и не видела ничего и никого перед собой. Шла вперед, куда вел ее живой коридор из охранников.
Но остановиться пришлось. Невидящий взгляд застыл на широченной спине, замершей перед стеклянной стеной. По ту сторону прозрачной преграды суетилась бригада медиков. А здесь, где было людно из-за охраны, никакого движения не было. Полнейшая тишина.
Дуня торопливо закрыла рот ладонью. Но негромкий всхлип все же вырвался. Именно он заставил обернуться обладателя широченной спины со следами крови и грязи на серой ткани свитера.
Дуняша осела бы на пол, но сильные руки вовремя подхватили ее. И вот девушка уже, намертво, точно клещ, вцепилась в перепачканную мужскую одежду.
– Гошенька, Гоша! – шептала Дуняша и позволила себе разрыдаться, уткнувшись в шею мокрым лицом.
– Ну, все, Дуняша, все, – уговаривал сиплый голос на ухо, а крепкие руки дарили чувство защищенности и опоры, – и не из таких передряг выползали. Наладится все. Вот увидишь.
Дуняша пыталась взять себя в руки. Она ведь обещала себе, что будет сильной, будет несгибаемой, как и сам Ирбис. Однако, кажется, Дуня пока не была настолько Ирбис, чтобы справиться с этой
