и ее будущего питомца.
– Правда? Нам можно его оставить? – с надеждой в голосе и радостной улыбкой уточнила Дуня, отыскав взглядом мужа.
– Правда, при условии, что спать он будет не в нашей постели, – сурово изрек Георгий. – Мне левые свидетели ни к чему.
Дуня смеялась, играя с щенком. И не сразу заметила, как мужчины обменялись крепким рукопожатием. Да и не слышала, как Ирбис произнес:
– Ну чего решил, Рома?
– Староват я в пиджаках таскаться. Не мое это, – так же тихо ответил Кузьмичев.
– Понял, – мотнул головой Ирбис и убрал руки в карманы брюк, а сам не сводил взгляда с девушки, которая что-то говорила щенку, наглаживая мягкую шерсть.
– А вот на усадьбе, здесь, не отказался бы помочь, – кашлянул Роман, – псы мои в хозяйстве пригодятся. Прикроют, если что.
Георгий кивнул, скупо улыбнулся. Должно быть, мужчины достигли соглашения по вопросу трудоустройства.
Дуня, наконец, подошла к Ирбису. Держа щенка на руках, подняла голову. Гоша смотрел на девушку сверху вниз, отметил выбившийся из прически локон, румянец на щеках, горящие радостью и огнем глаза.
– Точно можно оставить щенка? – шепнула Дуня.
– Тебе все можно, Дуняша, – также тихо ответил Гоша и, опустив руки на девичью талию, – а пока пусть Рома присмотрит за живностью. У меня к тебе разговор.
– Хорошо, – осторожно кивнула Дуня и, отстранившись, передала щенка бывшему владельцу.
Ирбис увел Дуню в дом. Кузьмичев с псами и щенком отправился навестить приятеля, заодно хотел обсудить с Ефимычем фронт будущих, так сказать, работ. Если уж согласился охранять владения Ирбиса, нужно бы все хорошенько изучить.
А Дуня занервничала. Ранее Гоша не приглашал ее столь официально на разговор, еще и в кабинет. Все вопросы, если и возникали, решались либо в спальне, либо в столовой, вовремя завтрака, или ужина. Несколько раз Гоша даже возил ее в ресторан, так сказать, в свет. А еще они вместе ездили на работу к Дуне. Девушка помнила и до сих пор смущалась от тех событий. И подумать не могла, что директор престижного заведения так долго и витиевато будет извиняться перед ней за неправомерное увольнение.
Конечно же, Дуня понимала, что причиной извинений, разумеется, стал Ирбис и его влияние. А все равно остался неприятный осадок. Не хотела Дуня работать в коллективе, где ее не уважали. А принимали исключительно из-за страха перед ее влиятельным мужем.
И потом, Ирбис четко обрисовал свою позицию, сославшись на то, что у них медовый месяц. Уехать из города они пока не могут, слишком много важных дел накопилось. Но отпуск им, вроде как полагался.
Словом, Дуня не стала спорить. А всю свою энергию направила на обустройство особняка. И опять же, с Анюткой все было сложно. И Дуня помогала, как могла.
И теперь заволновалась, предчувствуя не самые хорошие новости. Иначе зачем тогда Гоше говорить с ней наедине?
– Что-то случилось? Гошенька! Не нужно скрывать от меня ничего! Что-то с Тамерланом? – затараторила Дуня, как только Гоша закрыл за ней двери кабинета.
Мужчина вздохнул, расслабил галстук на шее.
А Дуня нахмурилась еще больше. Нервничает? Ирбис? Все, точно что-то стряслось!
– Гоша! – поторопила Дуняша мужа и накрыла ладонями широкую грудь, скрытую белоснежной тканью рубашки.
– Да ничего не случилось, девочка, – пробормотал Ирбис и обнял девушку крепче. – Так, мелочи.
Дуня вскинула взор на мужа. Мелочи? Врет он все. Видно ведь, что взволнован. А Ирбиса крайне сложно вызвать на эмоции. Это Дуня знала, как и любой человек в области. Правда, знала Дуняша и совсем другое. Что все эмоции доставались исключительно ей одной. И это Дуняшу очень радовало. Потому что купалась в обожании этого сильного и несгибаемого мужчины. Испытывала изощренное удовольствие от того, как сильно способна обжечь страсть Ирбиса. И не только обжечь. Георгий открывался ей одной, показывал себя настоящего.
– Венчаться хочу, через две недели, – скупо обронил Ирбис и застыл, навис над ней, всматриваясь в глаза.
Дуня не сразу поняла, что именно он сказал. Тонула в темном тягучем взоре. Понимала, что стоит привстать на цыпочки и прижаться в поцелуе к твердым губам, как ужин придется отложить на неопределенное время. А нельзя. У них ведь гости в доме.
– Венчаться? Со мной? – прошептала Дуня эхом.
– А с кем же еще? – грубовато рыкнул Ирбис, нахмурился. – Или ты не хочешь? Со мной? Чтобы перед богом?
Дуня украдкой подметила, как Ирбис перехватил своей широкой и теплой ладонью ее пальцы. Там, где красовалось дорогущее кольцо. Обручальное. Гоша сам надел его на ее безымянный палец. Не при свидетелях, а так, в их спальне. Молча надел. И сам носил массивный перстень, на том же пальце. Что до сих пор удивляло Дуняшу, ведь она понимала, что Ирбис не склонен к украшениям и аксессуарам. Разве что носил часы, и теперь вот, мужской перстень.
– Хочу! – резко возразила Дуняша. – Пусть все знают, кому принадлежит Ирбис.
– Да кому я сдался, – криво усмехнулся Георгий. – Шитый, перешитый, сто раз подстреленный.
– Мне! – заулыбалась Дуняша и крепче обняла мужа, обвив руками талию, а щекой прижалась к широкой груди. И глаза прикрыла, слушая, как размеренно бьется сильное сердце ее мужа.
– Я ж тебя никогда не отпущу, Дуняша, – пробормотал Ирбис в ее макушку, а Дуня еще шире заулыбалась, когда мужчина, на выдохе, крепче обнял ее руками, закрывая от всего мира.
– Я тебя тоже, Георгий Матвеевич, – пригрозила Дуня, прикрывая глаза от удовольствия.
* * *
Глава 22
Георгий ждал Дуняшу в кабинете. С вечера в доме народу немного прибавилось. Правда, Тахирова пришлось доставлять едва ли не под дулом пистолета, но Макс справился. Лариманова тоже приехала. Хотя, Дуня говорила, что у подруги были иные планы. Девушка собралась переезжать к отцу.
Не новость, конечно. Без особой огласки люди Ирбиса пробили отца Анюты. И судя по отчету, отношения у Ларимановой с отцом и мачехой были неплохими.
На переезд Анны Тахиров не отреагировал. Впрочем, друг после выписки из клиники мало на что реагировал. Ирбис испытывал желание хорошенько
