Первая статуя, к которой подошли Баллиста и Деметрий, стояла на высоком постаменте. "Агегос, сын Анаму, сына Агегоса", - прочитал Баллиста. "Должно быть, это отец нашего Анаму – он немного красивее". Статуя была одета в восточную одежду, и, в отличие от Анаму, у него была хорошая шевелюра. Они торчали тугими завитками вокруг его головы. Он носил густую короткую бороду, как и его сын, но также мог похвастаться роскошными усами, подстриженными и навощенными до кончиков. Лицо у него было круглое, слегка мясистое. - Да, красивее, чем его сын, хотя это нетрудно.
"За его благочестие и любовь к городу", – Баллиста прочитал остальную часть надписи, – "за его несомненную добродетель и мужество, всегда обеспечивающее безопасность торговцев и караванов, за его щедрые расходы на эти цели из собственных средств. За то, что он спас недавно прибывший караван от кочевников и от больших опасностей, которые его окружали, тот же караван установил три статуи: одну на агоре Арета, где он является стратегом, одну в городе Спасино Харакс и одну на острове Тилуана, где он является сатрапом. Твои познания в географии лучше моих, – Баллиста посмотрел на своего секретаря, – где находится Спасино Харакс?
-В начале Персидского залива, - ответил Деметрий.
-А остров Тилуана - это что?
-В Персидском заливе, у берегов Аравии. По-гречески мы называем его Тилос.
-И ими правит?
-Шапур. Отец Анаму правил частью персидской империи. Он был и генералом здесь, в Арете, и сатрапом Сасанидов. - Баллиста посмотрела на Деметрия.
-Так на чьей стороне защитники каравана?
Во второй половине дня, примерно в час meridiatio, сиесты, пошел дождь. Мужчина наблюдал за дождем из окна своего первого этажа, ожидая, пока высохнут чернила. Хотя он и не был проливным, как первые дожди в этом году, он был сильным. Улица внизу была пуста. Вода стекала по внутренней стороне городской стены. Ступени, ведущие к ближайшей башне, были скользкими от воды и предательскими. Одинокий грач пролетел слева направо.
Решив, что чернила высохли, мужчина зажег лампу от жаровни. Он высунулся из окна, чтобы закрыть ставни. Он закрепил их и зажег другую лампу. Хотя он запер дверь, когда вошел в комнату, теперь он огляделся, чтобы убедиться, что он один. Успокоенный, он достал надутый свиной пузырь из того места, где он его спрятал, и начал читать. Артиллерийский магазин сожжен. Все запасы болтов уничтожены. Северный варвар собирает запасы продовольствия для осады. Когда он соберет достаточно, их подожгут. Нафты хватит еще на одну эффектную атаку. Он объявил, что некрополь будет сровнен с землей, многие храмы и дома разрушены, а его войска расквартированы в тех, что остались. Он освобождает рабов и порабощает свободных. Его люди раздевают и насилуют женщин по своему желанию. Горожане ропщут на него. Он призвал горожан в армейские подразделения, которыми будут командовать защитники караванов. Воистину, глупец был ослеплен. Он отдаст себя связанным по рукам и ногам в руки Царя Царей.
Его движущийся палец остановился. Его губы перестали беззвучно произносить слова. Это сойдет. Риторика была несколько высокопарной, но обескуражить персов в его планы не входило.
Он взял две фляги с маслом, одну полную и одну пустую, и поставил их на стол. Он развязал открытый конец свиного пузыря и выдавил воздух. Когда он сдулся, его почерк стал неразборчивым. Вынув пробку из пустой колбы, он протолкнул пузырь внутрь, оставив его отверстие выступающим. Приложив губы к пузырю и молча поблагодарив за то, что он не еврей, он снова надул его. Затем он завернул торчащую свиную кишку обратно в носик фляги и перевязал ее бечевкой. Когда он обрезал излишки острым ножом, пузырь был полностью скрыт внутри, один контейнер спрятан в другом. Он осторожно перелил масло из полной фляги в пузырек в другой. Когда он вставил пробку в оба, он снова огляделся, чтобы убедиться, что он все еще один.
Он посмотрел на фляжку с маслом в своих руках. Они усилили поиски у ворот. Иногда они вспарывали швы мужских туник и швы их сандалий; иногда они срывали покрывала с респектабельных гречанок. На мгновение у него закружилась голова, голова закружилась от того риска, которому он подвергался. Затем он взял себя в руки. Он смирился с тем, что вполне может не пережить свою миссию. Это не имело никакого значения. Его народ пожнет плоды. Его награда - на том свете.
В очереди у выхода курьер ничего не узнает. Фляжка не вызовет никаких подозрений.
Мужчина достал стилус и начал писать самые безобидные буквы.
"Мой дорогой брат, дожди вернулись…"
С колоннады перед своим домом Анаму с неприязнью смотрел на дождь. Улицы снова были по щиколотку в грязи: из-за дождей ему пришлось нанять носилки и четырех носильщиков, чтобы отвезти его на ужин во дворец Дукс Реки. Анаму не хотелось подвергаться ненужным расходам, и теперь носилки опаздывали. Он попытался смягчить свое раздражение, вспомнив полузабытую фразу одного из старых мастеров-стоиков: "Тюрьму делают не стены". Анаму не был уверен, что процитировал правильно. "Эти каменные стены не делают тюрьму". Кто это сказал? Мусоний Руф, римский Сократ? Нет, скорее бывший раб Эпиктет. Возможно, это были вовсе не стоики – возможно, он написал это сам?
Согретый тайной фантазией о других людях, цитирующих его слова, совершенно незнакомых ему людях, черпающих утешение и силу в его мудрости в трудные времена, Анаму смотрел на залитую дождем сцену. Каменные стены города потемнели от стекающей по ним воды. Зубчатые боевые галереи были пусты; стражники, должно быть, укрылись в соседней башне. Идеальный момент для внезапного нападения, за исключением того, что дожди превратили землю за городом в трясину.
Когда носилки в конце концов прибыли, Анаму посадили в них, и они отправились в путь. Анаму знал имена других гостей, которые должны были прибыть во дворец. Мало что происходило в городе Арет, о чем Анаму узнавал не сразу. Он заплатил хорошие деньги – много хороших денег – чтобы убедиться, что так оно и было. Вечер обещал быть интересным. Дукс пригласил всех троих защитников каравана, у каждого из которых были жалобы на обращение варваров с городом. Дочь Ярхая тоже будет там. Если когда-либо у девушки на алтаре горел огонь, то у нее. Не один платный информатор сообщал, что и варвар-дукс, и надменный молодой Ацилий Глабрион хотели заполучить ее. И был приглашен софист Каллиник из Петры. Он делал себе имя - он добавлял культуру к смеси напряженности и секса. Имея в виду последнее, Анаму достал клочок папируса, на котором ранее, в уединении, он написал для себя небольшую шпаргалку из "Deipnosophistae" Афинея, "Мудрецы за обедом". Широко известно, что Анаму очень любил грибы, и, скорее всего, в знак уважения дукс поручил бы своему шеф-повару включить их в меню. Чтобы быть готовым, Анаму поднял несколько подходящих эзотерических цитат из классики о них.
-А, вот и ты, - сказал Баллиста. - Как говорится, "Семь - это обед, девять - драка".
После его довольно впечатляющего риторического выступления у ворот Баллиста в глазах Анаму падал все ниже и ниже. Грубое приветствие северянина никак не помогло восстановить положение. - Давайте пройдем к столу.
