-Это гробницы, господин, - сказал один из кавалеристов. - Христианские катакомбы. - он сплюнул. - Они не хотят быть похороненными вместе с остальными в нашем некрополе, и мы не хотим, чтобы их трупы были там. - он снова сплюнул. - Если вы спросите меня, они являются причиной всех наших проблем. Боги заботились о нас, веками, держали империю в своих руках. Затем появляются эти христиане. Они отрицают существование богов, не приносят жертв. Боги раздражены, снимают свою защиту, и вы получаете смутное время. Это яснее ясного, - зажав большой палец между указательным и указательным, он отвел сглаз.
-Я мало что о них знаю, - сказал Баллиста.
-Дай боги, чтоб так оно и оставалось, доминус, - ответил солдат, переходя на шаг. - Что касается их болтовни насчет "не убий", я хотел бы посмотреть, как они отнесутся к этому, когда огромный хренов варвар засунет свой член им в задницу – прошу прощения, доминус.
Баллиста сделал отрицающий жест, как бы говоря: "Не думай об этом, я часто помышляю об анальном изнасиловании членов религиозных меньшинств".
Ущелье несколько сузилось, а затем расширилось, достигнув поймы Евфрата. Справа виднелись густые заросли тамариска, редкие тополя и дикие финиковые пальмы. Повернув налево, они подошли к воротам, встроенным в стену так, что для входа нужно было повернуть налево, открывая таким образом правую, незащищенную сторону. Ворота были простым сооружением, а стена - достаточно слабой, высотой не более двенадцати футов, но Баллисту нисколько не беспокоила скудость этих защитных сооружений. Чтобы приблизиться к ним, персам пришлось бы либо подойти со стороны реки – маловероятно, учитывая, что защитники реквизировали или потопили бы все лодки на среднем Евфрате, – либо следовать маршрутом, который только что использовал отряд Баллисты, – и это было бы безрассудно, поскольку это означало бы маршировать по бедной местности в течение нескольких сотен шагов, постоянно подвергаясь обстрелам из города.
-Деметрий, пожалуйста, запомни: мы разместим тяжелые камни на краю южного ущелья, чтобы обрушить их на любых персов достаточно глупых чтобы приблизиться оттуда.
Ворота распахнулись, и контуберний легионеров отдал салют. Баллиста и его люди спешились и поболтали с ними. Внутри стены у подножия утесов еще больше легионеров открывали вход в один из заколоченных туннелей. Баллиста посмотрел на склон и подавил дрожь при мысли о том, что лежало позади, о мокром темном туннеле, по которому он с тревогой пробирался два дня назад.
Они продолжили путь на север вдоль кромки воды. Повсюду царили суета и активность. Бурдюки с водой поднимались из реки с помощью веревок, натянутых на шаткие деревянные рамы, и тянулись ослами. Затем ослы и люди понесли шкуры вверх по крутым ступеням к Водяных вратам. Лодки приплывали с богатых полей за рекой, их палубы были полны инжира, фиников и связанных и возмущенных цыплят. Крестьяне, несущие или везущие свои товары, добавляли толкотни на ступенях, ведущих в город. С рынка доносился запах жареной рыбы.
Было уже далеко за полдень, время обеда давно миновало. Отряд Баллисты подошел к воротам, и один из солдат заказал им еду.
Их лошадей накормили, напоили и привязали в тени, пятеро мужчин сидели, пили вино и ели фисташки. Зимнее солнце было таким же теплым, как июньский день в доме детства Баллисты. Мужчины занялись приготовлением еды. Выпотрошенную рыбу готовили на гриле в металлической клетке, подвешенной над огнем на ветке дерева. Соки брызгали и шипели, клубился дым.
У подножия лестницы коза сбежала от своего хозяина, последовал яростный взрыв криков на арамейском языке. Баллиста не могла понять ни слова. Ирония заключалась в том, что он мог говорить на языках завоевателей этих народов, римлян, и их будущих завоевателей, персов, но не на языке тех, чья свобода была ему доверена.
Воды Евфрата искрились в солнечном свете, когда они ехали дальше, исполненные довольства жизнью. Баллиста задумался, насколько прочна оборона на ближайшем острове. Если бы персы не обзавелись лодками, это могло бы стать убежищем, если бы город пал, хотя и ненадолго. Было жизненно важно иметь какую-то форму стратегии отхода. Он сделал бы все, что в его силах, чтобы защитить этот город, но у него не было намерения, чтобы Арет стал полем его последней битвы.
Перекинувшись несколькими словами со стражниками, отряд выехал через северные ворота, похожие на южные словно близнецы. Склоны северного оврага тоже были крутыми, но на его голых склонах не было тропинок. Фигурки далеко и высоко на зубчатой стене над задними воротами казались крошечными.
Дожди обрушили часть скалы под городскими стенами, и обвалившиеся камни и земля тянулись в ущелье как плохая осадная насыпь. Он выглядел неустойчивым, его поверхность была предательски ненадежной. Некоторые нападавшие могли бы взобраться на нее, но при использовании она, скорее всего, провалится у них под ногами и отправит на дно ущелья. Все еще пребывая в приподнятом настроении, Баллиста знал, что если бы он был на вершине, то испытал бы сильное искушение натравить на нее своего скакуна, просто чтобы посмотреть, смогут ли они спуститься целыми и невредимыми.
-Онагр, - тихо сказал один из солдат.
Дикий осел пасся примерно в сотне шагов дальше по ущелью. Его голова была опущена, белая морда выискивала верблюжью колючку.
Один из солдат передал Баллисте свое копье. Баллиста никогда не охотился на онагра. Древко копья из кизилового дерева было гладким и твердым в его руке. Легкое нажатие его бедер, и конь медленно пошел вперед. Осел поднял голову. Задним копытом он почесал одно из своих длинных ушей. Он уставился на приближающегося всадника, затем развернулся и, подобрав под себя ноги, отскочил в сторону. Баллиста пустил своего скакуна в галоп. Хотя онагр и не приближался к полному галопу, он двигался быстро, в высшей степени уверенно на неровном, частично пересохшем русле. Его желто-коричневая спина с характерной белой полосой с черными краями тянулась вперед. Баллиста перевел коня в легкий галоп. Каким бы уверенным ни был мерин, Баллиста не хотел рисковать своим скакуном на зыбкой почве. Времени было предостаточно. Это будет долгая погоня. Им некуда было идти, кроме как вверх по ущелью.
Ущелье сомкнулось вокруг них. Баллиста чувствовал, что Максим и остальные отстают. Онагр подошел к развилке. Без колебаний он прыгнул в правый проход. Отпустив поводья, Баллиста огляделся. Склоны утесов здесь были отвесными. Он должен был находиться примерно на одном уровне с западными укреплениями, но его не было видно со стен города и равнины. Изгиб тропинки скрыл его от преследователей. По собственной инициативе конь Баллисты последовал за ослом в правый проход.
Здесь, внизу, летняя жара, казалось, все еще отражалась от скал. Тучи мошек, вымытых дождями из воздуха наверху, жалили лицо Баллисты, попадали в глаза, вторгались в рот. Дальше и дальше, все выше и выше поднималась тропинка. Копыта онагра поднимали клубы грязи, когда он без устали скакал вперед. Скачка утомляла. Баллиста ускорил шаг.
Внезапно конь яростно шарахнулся в сторону. Молотя копытами, он остановился как вкопанный и нырнул влево. Без предупреждения Баллисту бросило вперед. Единственное, что помешало ему улететь за правое плечо мерина, - это удар животом в передний правый рог седла. Лошадь, с широко раскрытыми от паники глазами, вращалась быстрыми, узкими кругами. Это движение выталкивало Баллисту все дальше, толкая его за точку невозврата, где он должен был упасть. Инстинктивно он все еще сжимал копье в правой руке, его острие стучало и стучало по камням. Вцепившись изо всех сил в бедра, Баллиста протянул руку и ухватился левой рукой за ближайший седельный рожок. Судорожным усилием, порожденным отчаянием, он начал подтягиваться обратно. Он почувствовал, как седло соскользнуло, подпруга ослабла.
