Посреди комнаты стоял человек. Это был высокий, богато одетый молодой мужчина. Даже смертельная бледность и лихорадочно блестевшие глаза, глядящие вокруг с ужасом, не могли скрыть красоты и холодного благородства его лица.
Вдруг рядом с ним промелькнул какой-то силуэт — настолько быстро, что мнемосфера показала лишь смазанные очертания. Человек в каменной комнате тоже заметил это движение и, сдавленно охнув, дернулся в сторону. Тотчас за его спиной пронесся еще один неясный силуэт. В этот раз молодой мужчина рванулся вперед и, покачнувшись, с криком упал на четвереньки. И тогда появились они…
Словно просочившиеся сквозь каменные стены и белые занавеси существа были одновременно призрачными и материальными. Их тела были призрачны, а их руки с неправдоподобно тонкими и длинными пальцами — материальны. Материальными были черные провалы вместо глаз и широко раскрытые рты, сшитые белыми нитями, но овалы их лиц были призрачными. Однако самым реальным в этих существах были их голоса.
Мила видела, как человек в мнемосфере, все еще стоя на четвереньках, поднял голову и издал странный звук: то ли плач, то ли сдавленный вопль. Его лицо исказилось паническим отчаянием. И как раз в этот момент комната наполнилась стонами ужасных существ, словно они ответили на крик окруженного ими человека.
Испытание адской мукой, обещание адской муки — Мила уже слышала эти жуткие звуки, когда Северное Око показало ей ее последнее видение. С ног до головы она покрылась гусиной кожей, тело словно обдало холодом. А человек в сфере памяти вдруг пронзительно завопил, с силой зажмурив веки и обхватив руками голову.
Мила видела — жуткие существа даже не приближались к нему, но человек все кричал и кричал, уже корчась на полу, словно он испытывал непереносимую боль. А они стонали, обступив его плотным кольцом, и нити, которыми были сшиты края их безгубых ртов, натягивались до предела…
Мила почувствовала облегчение, когда каменная комната вместе со всеми, кто находился в ней, исчезла и мнемосфера вновь наполнилась клубящимся туманом. Это было так, словно Мила только что сама находилась в той комнате и ей каким-то чудом удалось выбраться оттуда.
— Что это такое? — хриплым шепотом спросила она Вирта, не отрывая потрясенного взгляда от его рук, прячущих мнемосферу обратно в шкаф.
— В твоих видениях были эти существа? — вопросом на вопрос отозвался Вирт.
Мила кивнула, не в силах сказать простое «да».
— Кто они? — спустя мгновение все же спросила она.
Вирт вернулся к столу, опустился на стул и откинулся на высокую спинку.
— Ордалии, — тихо сказал он. — Этих существ называют ордалии.
Мила сглотнула тугой комок, застрявший в горле, и сделала глубокий вздох.
— Что они такое?
Вирт посмотрел ей в глаза.
— Люди считают, что ордалии — это нечисть. Но эльфы видят лучше людей.
— Они не нечисть? — тщетно пытаясь избавиться от застывшей в сознании, словно наваждение, картинки, спросила Мила.
— Нет, — твердо качнул головой Вирт. — Этих существ создали люди. Ордалии — наполовину души, наполовину монстры. Они появились во времена охоты на ведьм. Тех, кого подозревали в колдовстве, истязали чудовищными пытками и сжигали на кострах… Как ты думаешь, что происходит с душой человека после смерти?
Мила покачала головой, словно говоря: «Откуда мне знать?».
— Есть два пути: светлый и темный. Светлые души уходят светлым путем, темные — темным. Среди тех, кто прошел тогда, во время охоты на ведьм, через страшные пытки, были люди, не совершившие в своей жизни никакого зла. Но после смерти они не пошли светлым путем.
— Почему?
Вирт задумчиво потер переносицу.
— Существует мнение, что страдания очищают душу… Но это неправда. Страдания погружают душу во мрак. Невинные души во мраке… Они просто не видели никакого пути после смерти, поэтому они не ушли — они остались. А так как среди сожженных на кострах были настоящие колдуны, то магия, освободившаяся после их смерти, витала в воздухе. А еще в воздухе было много зла. Пропитавшись им, эта магия и создала чудовищ — ордалий.
В голове Милы, словно поднятые на поверхность сознания безжалостной памятью, прозвучали стоны ордалий — стоны, в которых ощущалась непереносимая мука и обещание того же. Никогда Мила не слышала ничего более жуткого.
— Их создали люди, — продолжал Вирт. — Своей жестокостью.
— Почему эти существа так меня пугают? — спросила Мила. — В своих видениях я иногда видела страшные вещи, но страха при этом не испытывала. А когда я увидела их… ордалий… Мне стало жутко.
Вирт помолчал.
— Было время, когда ордалии не просто наводили ужас на людей — они погружали мир в пучину безумия. Там, где они обитали, целые деревни сходили с ума.
— Как они это делали?! — испытывая шок, спросила Мила.
— Они могут проникать в сознание и насылать видения. Но если твои видения — это реальные события, которые должны произойти в будущем, то видения ордалий — это их собственное прошлое.
— То есть…
— Пытки. Человеку, одержимому видением ордалий, будет мерещиться, что его тело рвут на части, что ему под ногти вонзают иглы, что он горит на костре. И он будет чувствовать все так, как если бы это происходило в действительности. Ордалии были созданы страданиями — страданиями, которых было слишком много для одной души. После того как они стали тем, чем стали, ордалии одержимы только одним желанием — вернуть свои муки. Но душа, обитающая во мраке, не различает добра и зла — она наказывает всех подряд.
— Ты сказал «было время». А сейчас?
— Никто до сих пор не знает, как уничтожить ордалий, но маги нашли способ держать их под контролем и…
— Что?
— Пользоваться их услугами. — В голосе Вирта промелькнула горькая насмешка. — Преступников, чья вина доказана судом магов, отдают на суд ордалий. Не всех, только тех, кто совершил особо тяжкие преступления.
— Вроде убийства? — шепотом догадалась Мила.
Вирт кивнул.
Мила уставилась вперед пустым взглядом, вспоминая жутких существ, которых показывало ей Северное Око, вспоминая человека в мнемосфере, который корчился, словно от боли, и кричал, дико и страшно.
— О Боже, — еще тише прошептала она.
— Мила, я выиграю дело, — твердо сказал Вирт. — Я знаю, что выиграю. Тебя не осудят.
Мила смотрела на него, не в силах скрыть свой ужас, не в силах бороться с этим ужасом, потому что он был сильнее ее, сильнее всего, с чем она когда-либо сталкивалась в своей жизни!
— Ты не понимаешь, Вирт, — с трудом заставляя себя шевелить губами, шепотом произнесла она. — Я же их видела! Ты знаешь, что это значит? Все — абсолютно все! — что показывают мне видения, непременно сбывается!
Совсем не мигая, Мила продолжала смотреть на Вирта, а он смотрел на нее и ничего больше не говорил. В темных угольках глаз не было и тени уже привычной веселости.
Глава 12
Азы телекинеза и увлечение Белки
— Он такой обаятельный!
Мила уже в тысяча сто первый раз за день выслушивала, как Белка восхищается Виртом.
— Не влюбись, — сказала Мила, когда они вдвоем с Белкой шли на урок профессора Шмигаля. — Знаешь, он… несколько… старше тебя.
Белка покраснела:
— Я и не думала! — вспыхнула в первый момент подруга и сразу же принялась возражать: — И при чем тут возраст?! Старше на сколько? На три года? На пять? Разница в возрасте — это просто предрассудки, даже если он старше меня на десять лет.
Мила подняла глаза к потолку и мысленно подсчитала:
— Честно говоря, немножко больше, чем на десять. Если точно, то он старше тебя на пятьдесят шесть лет.
Белка от неожиданности остановилась на середине лестницы.
— На сколько?! — ахнула она.
— На пятьдесят шесть, — повторила Мила и, вспомнив слова Вирта, с улыбкой добавила: — Никогда не доверяй тому, как эльфы выглядят. Их внешность обманчива.
Мила поднялась еще на несколько ступенек, полагая, что Белка последует за ней, но подруга не сдвинулась с места и Мила была вынуждена снова остановиться. Обернувшись, она заметила, что Белка что-то бормочет и растерянно моргает. В этот момент их догнал Ромка.
— Если вы ждали меня, — жизнерадостно сказал Лапшин, — то вот он я. Можем идти.
Белка тем временем начала загибать пальцы. Мила посмотрела на нее, скептически изогнув бровь. Если Белка решила подсчитать, сколько же лет Вирту, то ей для этого однозначно понадобится на несколько пар рук больше. Видимо, Белка и сама догадалась об этом, потому что тряхнула руками, словно избавляясь от лишних и ни капельки не интересных подробностей, после чего снова просияла и, подняв глаза на Милу, сообщила:
— Но он же такой обаятельный!
Мила вздохнула и устало закатила глаза. Ромка рядом издал такой звук, будто раздавил ногой огромное слизкое насекомое и это обстоятельство вызвало у него непередаваемое отвращение.