«Моя девочка сделала это, она большая молодец. Блин, я теперь полноценный папаша. Все отлично, вот только бы не эта решётка и расстояние. Быть бы сейчас с ними, видеть бесконечное счастье в ее глазах, смотреть на наше крошечное потомство, обнимать и целовать их, проводить с ними время, научиться всему необходимому по уходу за малышами и помогать жене, а не это все поганое дерьмо.»
«Эх, блин, ну ничего, прорвёмся. Я знаю, что она в надёжных руках, и у них все будет хорошо. Она никогда не пожалеет, что выбрала меня. Я выйду из чёртовой зоны и приложу все усилия для крошек, все для них сделаю.»
****
Настроение в День рождение хуже куда, но мужики-сокамерники молодцы, помогают его поднять. Прикалываются надо мной с самого утра. Ржут, как кони, когда Толян тянет меня за уши, мол расти большой. Я и сам тогда смеюсь от души. Аж на несколько минут чувствую себя снова ребёнком, ребёнком которому стукнуло 27 лет. На столе ставится пирожное со свечкой. Кто-то её поджёг.
— Блин, мужики, да вы…
— Да, ну, брось, — они хлопают меня по плечу и просят задуть свечу, загадав желание.
Я повинуюсь и с мыслями о Миле и девочках задевают свечку.
В это самое мгновение дверь в камеру открывается и появляется охранник. Сегодня совсем новый парнишка, мне ровесник. На бейджике на его груди читаю Тимофеев А.В.
— Значит, Тимофеев, — не замечаю, как произношу это вслух.
— Да, Андрей Викторович.
«Строит из себя начальника. Только бы против него это не обернулось».
Киваю ему и иду в комнату свиданий. Там сидят брат и батя. Подхожу, и брат вскакивает, чтобы приобнять и пожать руку. Отвечаю ему тем же.
— Ну, Димон, ты молоток. Не думал, что ты вот и батей станешь. Всегда таким раздолбаем был.
— Да, ладно, тебе, Миха. Тут же батя всё-таки.
Тот смотрит на нас и улыбается.
— Мальчишки, видела б вас мама. Поздравляю, сынок, — отец тоже пожимает руку и, притянув меня к себе, крепко обнимает.
— Бать, тише. Все кости переломаешь.
Мы смеёмся, сев за стол. Новый охранник волком смотрит. Бросаю взгляд на часы в центре зала, на стене. Минут двадцать у нас есть.
За это время гости успевают рассказать все о родах в деталях. Отец взахлёб говорит о дочках. Какие они хорошенькие, какие у них глазки, носики-курносики и маленькие пальчики на ручках и ножках. Называет рост и вес, но эти цифры мало о чем говорят. Главное, что они и их мама живы и здоровы.
Так же они рассказывают, что мама нашла нам хорошего педиатра с учёной степенью. Вручают стопку разных классных фоток с роддома и домашних хлопот модой мамы
— Помню, как мы тебя привезли с роддома домой, сначала ты спал мирно, уткнувшись в мини подушку щёчками, пока мы отмечаем, потом пришла время первый раз зять тебя на руки. Я страшно боялся этого, но хотел, мамка рядом стояла, поддерживала твою головку. А бабушка все причитала и причитала какой ты красивый, чтоб сделали из тебя хорошего человека, ну а потом ты бац и навалил кучу в свёрток, видимо не выдержав бабских причитаний
— Хахахах божее, пап
Глава 30 — Мила
Ровно год спустя.
— Надюша, Верочка, карамельки, идите к мамочке. Будем платья красивые надевать и поедем к папе в гости. День рождения отмечать ваш будем. Ну, же, мартышечки, — они сидят играют с конструктором и, словно меня совсем меня не слышат. Закручиваю волосы в пучок и беру с кровати платьице с золотой вышивкой на белой ткани.
— Верочка, солнышко золотое. Иди-ка, сюда, — усаживаю её на колени и натягиваю сначала лосинки на мою шустренькую девчушку.
«Вера всегда любознательнее, чем Надя. Она и внешне на папу похожа больше, хотя волосики её стали светлее, чем при рождении»
— Не вертись же ты, егоза ты моя, — когда кажется, что вроде бы приноровился к ее выкрутасам, а она снова тебя обставляет.
— Ах ты ж, какая красотка! — входит Миша.
Вера мигом слетает с колен и кидается к нему на шею. Он кружит её, пока оба не начинают звонко смеяться.
Я улучаю момент и беру Надю и сажаю её на колени теперь. Та же схема, но тут проще. Надюшка как я, скажешь сидеть и будет сидеть, как вкопанная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну, что, красавицы, пойдём сандалики надевать, — Мишка берет их на руки и несёт в прихожую.
Смотрю на него и то, как девочки слушаются его, любят дядю Мишу. «Интересно, а с папой они также будут?»
Беру платье, надеваю и сажусь на пуфик перед зеркалом, чтобы сделать макияж. Никаких излишеств, немного туши, телесных теней с блёстками и бесцветный блеск для губ.
— Мамочка, а мы готовы, — возвращается Миша.
— Ничего себе. Вы и косички успели заплести. Ну надо же! Только сандалики-то все-таки перепутали.
— Ой, ну это они меня сбили с понтолыку, — смеётся Миша и мигом меняет все по своим местам.
— Вот теперь мы готовы! — улыбаюсь я, глядя на эту троицу, беру пакет с подарком. И мы, вчетвером, выходим.
Спускаемся вместе с родителями Димы вниз, к подъезду и садимся в две машины. Уже по пути звоню родителям, они говорят, что ждут нас. Тогда Миша заезжает за ними и все вместе мы едем в колонию.
Девочки засыпают, как мы выехали на шоссе. Да я и сама вот-вот отключусь. Клюю носом в мамино плечо. Она и папа делятся последними новостями с Мишей. Их голоса, как щебетание птиц для моего слуха. Улыбаюсь и удобнее устраиваюсь на плече мамы. Тишина, в смысле девочки не голосом, как оглашённые и не лезут черти куда. Так хорошо.
Речь оживляется. Мишка весь день такой тихий был, сам не свой, а тут разошёлся. Даже у меня сон, как рукой сняло.
— У меня тут, — говорит он, — новости для вас. Особенно для тебя, Мила. В общем, дело такое, мне работу классную в Москве предложили. Да, жилье служебное, двушку дают.
— Да, ты что! — выпрямляюсь я, — Оксана-то теперь небось как рада.
— А, то! чемоданы пакует. Будем вас числа второго — третьего на проводы ждём.
— Вот, же ж ты молоток, Мишка, — улыбается отец, сидя на переднем пассажирском сиденье, — очень рады за тебя. Это ж кем ты теперь будешь?
— Маркетолог. В «Сильвер-стоун», в самом центре Москвы офис.
— Молодец, Миша. Достойно, достойно, — хвалит его мама, сидевшая рядом со мной.
— Спасибо, вам всем. Реально. Сам рад, что так все вышло. Тут ещё такой момент. Наша ж квартира пустая останется. Так вот, Мил, вы можете с девочками и Димой туда переехать жить. Это будет вам подарочек тройной.
В машине повисла неловкая пауза. На Мишку разом уставились три пары глаз.
— Господи боже! — как ребёнок радуюсь я, — Ты это серьёзно, Миш. Я…
— Конечно, пусть лучше в родных руках остаётся. Да и Вере с Надей будет где разгуляться.
— Погоди, ты сказал тройной?
— Ну, да девочкам на др, к годовщине свадьбы и к освобождению Димки.
— Что? Его…
— Да, за примерное поведение на два года раньше. Только тихо, я вам ничего не говорил.
— Конечно, мы могилы, — в один голос заявляем мы.
Приехав в этот раз к Диме, мы узнаем, что та комната для свиданий, в которой мы обычно сидим пока на ремонте, и поэтому нас отводят в просторный светлый кабинет.
Стол тут хоть меньше того, но все же мы расставляем на нём лимонад, салат в контейнере и стопку ложек рядом. Пока мы ждём нашего бойца, Надюша молча осматривает комнату, прижавшись ко мне, а Верочка на руках мамы все лезет к ложкам и салату, несмотря на запреты взрослых, настырная мартышка наша.
Как только мы слышим, что к кабинету подходит Дима, я мигом встаю из-за стола с ребёнком на руках, мама тоже, и готовимся к его заходу, а Миша с моим и своим папой обсуждают что-то про автомобили.
В комнату заходит Дима в сопровождении нового конвойного. Димины глаза сияют радостью и счастьем. Невероятно широкая улыбка растягивает его губы.
«Господи, как же я по ним скучала».
Не терпится прижаться к ним в страстном поцелуе, но стою как вкопанная и улыбнуться ему не могу в ответ.
«Ох, помню, как он впервые увидел девочек. Держал на руках, к груди прижимал и сиял, как медный таз. Малышкам тогда что-то около четырёх месяцев было, а я тараторила и тараторила тогда. Все наговориться не могла. Аж, язык устал. Вспоминаю и улыбка лезет на лицо.»
