— Точно, — рявкнул Богунов, — а в орденах отражаются красные мясистые рожи.
45.
— Ну, что, господин прапорщик, кажется опять проспали, — Кошевский приподнялся с мятой кровати, пошарил по столу в поисках сигарет.
Зазвенели опрокинутые кружки, посыпались на пол окурки.
— Точно говорят, не ищите вчерашний день, — капитан бросил пустую пачку на пол. — Кажется, прапорщик, у нас все кончилось… Ни курить, ни пить…
— Я сбегаю, — услужливо кивнул прапорщик, — мухой слетаю, товарищ капитан. Говорят же, водки не бывает много… Только мало, или слишком мало…
— Ну-у, нет, — сказал Кошевский нетвердым голосом, — хватит водки, я с утра не пью…
— Да кто ж пьет, — хихикнул прапорщик. — Мы ж только лечимся…
Кошевский потер виски обеими руками.
— Сколько же дней они без еды?..
— Кто ж они?
— Кто, кто-о?.. Дед Пихто-о?
— А-ах, эти? — прапорщик ухмыльнулся. — Голодранцы наши? Да уже три дня одну траву щипают из-под снега…
— Странно, — Кошевский поднял мутный взгляд, — очень странно… Как же они еще не передохли?
— Такой народ, — усмехнулся прапорщик, — живучий… Я вам по секрету скажу. Вообще-то им полагается паек для горных условий. Усиленное питание. Коробочки такие из картона. А в них, е-мае… чего только нет! И сгущенное молоко, и сухофрукты, и овощные консервы. Даже сухой спирт, чаю подогреть. Но только во-от им…
Прапорщик показал толстую фигу.
— Во-от им усиленное питание, голодранцам… Здесь тоже деловых людей хватает.
Прапорщик выпятил грудь.
— Умеем считать, что надо… Умеем списывать… Нолики добавлять… Эти голодранцы и на простом пайке побегают, как кенгуру. Между прочим…
Прапорщик хвастливо качнул плечом.
— За восемь дней операции знаете какая эк-кономия…
Прапорщик икнул и схватился за грудь пятерней.
— И выпить хватит, и закусить… А кое-кто купит себе дубленочку на файзабадском рынке. Во-о, как…
Кошевский хлопнул прапорщика по плечу.
— Значит, тоже ловите рыбку в мутной воде?..
— А-а, ка-ак же, — довольно протянул прапорщик. — Ловись рыбка и большая, и маленькая. Мы, правда, ловим помаленьку… Вот вам косяки идут… Завидую! Взяли бы меня к себе, товарищ капитан?
— Привлечем и вас в свое время, — засмеялся Кошевский. — Сейчас такие времена наступают, прапорщик, закачаешься. Такая будет ловля, рук не хватит…
— Это где? — встревожился прапорщик. — Где ловля будет?
— Там, — махнул рукой Кошевский на север. — Деловые люди скоро будут в цене. Скоро начнется великая перестройка, прапорщик. И тебя не забудем, пристроим рыбу ловить.
— Ага, — закивал прапорщик головой, — я вам пригожусь. Вам кителек почистить, Евгений Михайлович? Помялся немного мундирчик. Обтрухался чуточки. Я сейчас, сейчас…
Он подхватил с пола небрежно брошенный китель, стал стряхивать с него пепел.
— Давно пора уже большую рыбу ловить… А то уж руки тоскуют без настоящего дела. Прямо мочи нет…
Кошевский бросил взгляд на пыльные ботинки. Прапорщик тут же перехватил взгляд и заискрился весь:
— И ботиночки почистим, Евгений Михайлович. Айн момент… Будут сиять солнышком…
Кошевский довольно откинулся на подушки.
— Надеюсь, вас тут ценят, прапорщик?..
— А-а ка-ак же, — охнул прапорщик. — Еще как ценют. На самом лучшем счету в нашем штабе. Даже орден имеется, смешно сказать…
— Чего же тут смешного? — лениво спросил Кошевский.
— Да расскажу, не поверите… — прапорщик хихикнул и вытер ноздрю ладонью. — Как-то сдавали товар на рынке в Файзабаде. Сгущенное молоко, сахар и прочее… Пока деньги считал, зазевался. Тут у меня автоматик и сперли, сволочи. Я его к прилавку прислонил. Пацанва какая-то грязная под ногами вертелась. Отвернулся и фи-ить… Ищи-свищи-и… Я, конечно же, на связь… Так и так, докладываю… А мне велели, не доезжая до полка, стрельбу поднять. Чтобы изобразить нападение душман…
Прапорщик коротко хохотнул.
— Постреляли мы в воздух. Подняли трескотню. Даже полковую артиллерию привлекли. Шуму было-о, гро-охоту… Снарядов извели, тьма-а…
Прапорщик потер ладони.
— Ну, и что же в результате-то?.. Получил орден… Самый настоящий… За исключительные боевые заслуги… Во-о, ка-ак надо ордена зарабатывать…
— Молодец, — одобрил Кошевский. — Нам понадобятся люди с такими заслугами. Между прочим, боевые ордена в будущем будут хорошей вывеской для деловых людей.
46.
— Ты слышал, Ванюха, сегодня летим домой.
— Как летим? Крыша, что ли, поехала? Не может быть!
— Передали по радиостанции. Выходим на посадочную площадку, а там нас ждут «вертухаи» и фи-ить… домой…
— Повтори, повтори…
— Когда? Сегодня?..
— Не может быть?..
— Летим. Ей-богу, летим! Чтоб мне лопнуть!..
— Да ты и так уже сдулся. Не свистишь?
— Ребята, летим…
— Точно летим…
— Идем на посадочную, а там под винтами, и тю-тю…
— Привет «Зубу»!
Лихорадочная новость поднимала, будила на рассвете орловскую «Метель». Солдаты тормошили друг друга, натягивали на глаза оторванные меховые козырьки грязных ушанок, хлопали по плечам. Конец операции… Неделю они уже ходили по горам. И сегодня живыми, без ран, пусть истощенными, изнуренными, изнеможенными, но живыми полетят в полк. Да еще как полетят. Пассажирами десантных салонов. С музыкой. Животами вверх.
Солдаты улыбались. Растирали подзамерзшие за ночь щеки. Стряхивали иней с плащ-палаток.
— Может, и накормят напоследок.
— Не раскатывай губы…
— А, между прочим, по радиостанции обещали накормить.
— В полку пожрем.
— Серьезно. Говорили, на посадочной площадке будет ждать обед.
— На белой скатерти.
— С салфетками и слюнявчиками.
— И с танцами под бубен.
— И наш Осенев исполнит танец живота.
Раздался хохот. Слишком худым стал маленький пулеметчик для подобного танца. Осенев выглянул из окопа. На побледневшем усталом лице выступали заметенные пылью морщины. Глаза солдата глубоко провалились в черные проемы глазниц. Грудь его неожиданно свело в судороге. Усилием воли он расправил плечи, подавил у самых губ рвущийся из легких хрип, усмехнулся:
— Хватит трепаться. Какой из меня танцор?..
— Ничего, Осень, не переживай. Животом трясти легче, чем окопы копать.
— Хлопцы, домой летим.
Осенев откинул крышку ствольной коробки. Начал драить зубной щеткой закопченное нутро пулемета. Вздохнул:
— Что мне так не везет? Другие в армии и в длину, и в ширину прибавляют. А я ведь за два года так и не поправился. Как был метр шестьдесят, так и остался. Не поверят дома, что я, такой недомерок, на боевые операции ходил.
— Да, Осень, невидный ты парень, но ты не сомневайся, — отозвался кто-то. — Ты отвечай, что боевой опыт на метры не меряется, а сила воли не в килограммах взвешивается. А по этим параметрам ты у нас в роте самый большой великан.
Орлов собрал возле себя командиров. Шульгин пристроился рядом с ротным и принялся менять аккумуляторы на радиостанции. Взводный Алешин, лихорадочно блестя глазами, поглядывал по сторонам. На желтой коже блестели бисеринки пота. Нездоровая синева сгустилась вокруг глаз. Временами он зябко вздрагивал.
Старшина Булочка, самый старший среди присутствующих и самый младший по должности, снисходительно поглядывал на молодых лейтенантов и уважительно опускал взгляд на Орлова.
Щеголеватый Смиренский, командир второго взвода, уже успел тщательно вычистить обмундирование и сидел на камне, покачивая носком начищенного сапога.
Командир третьего взвода высоченный Моргун, тоже недавний выпускник военного училища, улыбался от уха до уха, влюбленно поглядывая на своего командира и с легкой насмешкой на остальных.
— Алешин пойдет первым. — Орлов с хрустом перекусил сухую соломинку. — Что-то ты неважно выглядишь сегодня.
— Трясет, не пойму чего-то… — Алешин повел плечами, плотнее запахнул овечью телогрейку, теплую трофейную вещицу. Однако сегодня его не грела и густая овечья шерсть.
— Постой-ка, — Орлов выкинул вперед сухую ладонь, коснулся липкого, распаренного лба Алешина.
— Да ты просто горишь, Сашка. Простуда у тебя, если не похуже. Может быть, и малярия. От нее, лихорадки заразной, тоже трясет хорошо.
— Ладно-ладно, не сахарный, не растаю, — через силу улыбнулся Алешин. — До вертолетной площадки спокойно дойду. Сил хватит…
Алешин упрямо сжал зубы.
— Ну что ж, Саша, пойдешь первым, — вздохнул задумавшийся Орлов. — Придется тебе выбирать дорогу всей роте. Спускаться будем без тропы, — Орлов сделал паузу, — на тропе нас могут ждать опомнившиеся «духи». Но мы и на этот раз окажемся там, где нас не ждут. Замечу, товарищи офицеры, что на этой операции душманы слишком хорошо знают наши планы, — Орлов нахмурился, внимательно посмотрел на оперативную карту. — Обратите внимание, когда мы действуем самостоятельно, душманы нас теряют и не наступают нам на пятки. Поэтому сегодня мы снова действуем по своему плану. Именно сегодня нам рисковать нельзя…
