Молодой: Врешь!
Пожилой: Вполне может быть. Должен же калифу кто-нибудь задницу подтирать? Не с грязной же ему ходить?
Молодой: Интересно, сколько он получает.
Пожилой: Кто, калиф?
Молодой: Подтиратель его задницы.
Пожилой: Да уж побольше твоего.
Молодой: Думаешь?
Пожилой: Чего тут думать? Тебе за твой ежемесячный оклад в один динарий что доверили? Городские ворота. А тому человеку доверили задницу самого калифа, чувствуешь разницу?
Молодой (завистливо): Неужели два динария?
Пожилой: Может и три, откуда я знаю? А ты бы взялся за три динария подтирать калифу задницу?
Молодой (гордо): Нет, за три динария не стал бы.
Пожилой: А за четыре?
Молодой: И за четыре не стал бы.
Пожилой: А за тысячу?
Молодой: За тысячу, наверное, стал бы. Разве можно такие деньги упускать?
Из толпы выделяется Мамед. Он бросает в сторону стражников обернутый в бумагу камень. Камень попадает в нарды, опрокидывая и рассыпая их по земле.
Пожилой стражник: Эй, уважаемый, ты что делаешь?
Молодой: Зачем камни кидаешь? Зачем безобразничаешь?
Пожилой: Стой, тебе говорят!
Мамед убегает.
Молодой: Нет, ты видел, ты видел? Рассыпал партию, которую я почти выиграл.
Пожилой: Еще неизвестно, кто выиграл.
Молодой: Да я выиграл, я. Мне до победы пара бросков оставалось.
Пожилой: По одежде гончар.
Молодой: Пьяный, наверное, в стельку. Или просто хулиган.
Пожилой: Эти гончары в последнее время совсем распустились. Чуть что не по-ихнему, сразу начинают права качать.
Молодой: Моего свояка на базаре недавно избили, только за то, что арбуз на контрольных весах взвесил.
Пожилой: Это что, свободно могли и ножом пырнуть.
Молодой (оглядываясь): Я слышал, они на прошлой неделе ткачей на пустыре насмерть порезали. Человек пятнадцать, мне взводный рассказывал. Приезжают по вызову на пустырь, а там крови-ищи, тру-упов… И все ткачи. Своих-то раненных они с собой уволокли, а чужих кого добили, кого на земле умирать оставили. Взводный сказал, это гончары заварушку устроили.
Пожилой: Кто ж еще, как не гончары? У них с ткачами старые счеты. Не могут поделить территорию.
Молодой: Я слышал, в гончарную слободу даже регулярные войска заходить бояться. Их камнями из-за заборов забрасывают.
Пожилой: И налогов гончары не платят. Все сословия платят, даже ткачи платят – одни гончары не платят.
Молодой: О Аллах, что в стране делается!
Пожилой: Смотри-ка, а камень, которым этот гончар в нас швырнул, какой-то непростой. По-моему, он в бумагу обернут.
Молодой: Давай посмотрим.
Разворачивают бумагу и разглаживают ее на коленях.
Пожилой: Что-то написано.
Молодой: Прошение?
Пожилой: Чего гончару у калифа просить, когда они не спросясь берут? Ладно, прекращай с ней валандаться, все равно ничего не поймем. Грамота военному человеку ни к чему. По начальству после смены доложим, как полагается.
Молодой: Расставляй нарды, дружище.
Пожилой: Хорошо. Только чур, теперь я буду везунчиком.
При этих словах пожилого стражника молодой немедля получает камнем в глаз. Камень кинул Абдул, который и не думает убегать, а танцует и поет:
Абдул: У меня для вас записка! У меня для вас записка!
Машет запиской, которую должен передать.
Молодой стражник: Караул! Убивают!
Пожилой: Да они что, сбесились сегодня, эти гончары! Совсем охренели.
Хватает Абдула за шкирку и валит на землю.
Абдул: У меня для вас записка!
Пожилой стражник: Я тебе покажу, записка.
Абдул: Помогите!
Пожилой стражник: Я тебе покажу, помогите.
К воротам подходят евнух и Пэри, обвешанные покупками.
Евнух: Эй, стражник, что здесь происходит?
Пожилой стражник: А, это вы, достойный евнух… Смотрите, безобразие какое. Моему напарнику голову кирпичом проломили.
Пэри: Ой, бедненький, у него все лицо в крови!
Молодой стражник: Теперь неделю не заживет.
Евнух: Этот, что ли, кидался?
Кивает в сторону схваченного Абдула.
Пожилой стражник: И этот, и другие тоже. И все норовят какие-то записки передать, как будто, если у тебя записка во дворец, стражникам можно головы камнями проламывать.
Евнух: Какая записка? Кому передать? Ничего не понимаю.
Пожилой стражник: А вот сами поглядите, уже третья… Мы их на ящик складываем.
Евнух опускает свертки на землю, берет с ящика одну из записок, разворачивает и читает:
Евнух: Нахожусь в плену. Меня держат в гончарной слободе, в доме гончара юсуфа. Со мной еще двое заложников: дэв, который умеет оборачиваться чистокровным арабским мерином, и стражник Муса. Да охранит нас Аллах. Калиф.
Пожилой стражник (мечтательно): Всегда завидовал грамотным людям.
Евнух: Все равно не понимаю. Кто это написал?
Пожилой стражник (Абдулу, строго): Кто это написал?
Ты?
Абдул: Написал! Написал! Теперь у меня будет много денег!
Пожилой стражник: Да он юродивый.
Евнух: юродивый такого не написал бы. Калифу записку уже показывали или еще не успели?
Пожилой стражник: А вот как он вернется, так сразу и покажем.
Евнух: Разве калиф уехал? Куда, в загородный дворец?
Пожилой стражник: Если бы, достойный евнух. Зачем-то переоделся дервишем и пошел на базар посмотреть, как живет простой народ.
Евнух: Пэри, немедленно возвращайся в гарем.
Пэри: Мне тут интересно!
Евнух: Немедленно. (Стражникам). А вы хватайте свои секиры и поднимайте остальных. Зовите всех, кто может держать оружие, – калиф в опасности. Только прежде свяжите юродивого, чтобы не сбежал. Возьмем его с собой, расспросим по дороге.
Пожилой стражник: Калиф в опасности? О Аллах, какое несчастье! Тревога! Тревога! (Молодому стражнику). А ты чего своими царапинами любуешься? Наш высокочтимый калиф в опасности! Быстрей беги в караулку и кричи, чтобы трубили общий сбор.
Евнух: Я знаю, где гончарная слобода. Я вас поведу.
Наступает на один из свертков.
Пэри (в ужасе): Мое китайское жемчужное масло для подмышек!
Общая тревога и суматоха.
Сцена 7
Через неделю. В гарем входит Калиф. Встает у окна и смотрит вдаль.
Появляется евнух и, видя калифа, опускается перед ним на колени.
Евнух: О, величайший из великих, могущественнейший из могучих, знаменитейший из прославленных…
Калиф: Оставь эти формальности, евнух.
Евнух (поднимаясь с колен): Как я рад, что после кратковременного перерыва вы изволили посетить наш гарем.
Калиф: Давно это было.
Евнух: Забудьте как дурной сон, о незлопамятный.
Калиф: Я бы рад, да сон продолжается наяву.
Евнух: Развейтесь. В ваше отсутствие поступила замечательная партия девушек из солнечной Армении.
Калиф: Правда?
Евнух: Правда. Особенно рекомендую одну, по имени Зайнара. Эта юная красотка чиста и темпераментна, как изливающийся из ледника горный поток.
Калиф: И так же холодна?
Евнух: Так согрейте ее, о раскаленнейший! Значит, я зову Зайнару?
Калиф: Может быть, в следующий раз?
Евнух: Тогда, о утружденнейший из измученных, выберите китаянку Чунь-Жи. Вы давно, с позапрошлого месяца, не пробовали китаянок.
Калиф: Так ты говоришь, китаянку?
Евнух: Да, или японку, хотя выбор японок в нашем гареме ограничен. Наложниц японского происхождения не более пятнадцати.
Калиф: Действительно, мало.
Евнух: Прикажите, и я пошлю заготовительную экспедицию на Окинаву. Отборщики доставят в ваш гарем лучших девушек Японии.
Калиф: Так уж и лучших? Не очень-то впечатляющих успехов они добились, когда путешествовали в горный Тибет.
Евнух: Зато шкуру какого горного барана привезли! Она до сих пор висит в парадной. Девушки чистят ее щеточками каждую неделю.
Калиф: Этому горному барану тоже не повезло.
Евнух: О мрачнейший из огорченнейших, ну нельзя же так себя изводить! Не хотите посылать экспедицию на Окинаву, не посылайте, но девушки-то здесь при чем? Они скучают по своему повелителю.
