Муса: О, всемилостивейший…
Калиф: Это же, наверное, так скучно, целыми днями стоять у дверей гарема по стойке смирно.
Муса: Что вы! Мне нравится отворять двери вашему мудрейшеству.
Калиф: Правда?
Муса: Хотите, покажу, как ловко у меня получается?
Вскакивает на ноги.
Калиф: Не надо, я уже видел… А скажи-ка мне, Муса, далеко ли от дворца ты живешь?
Муса: Полтора часа верхом на лошади и два с половиной на ишаке.
Калиф: А ты на чем ездишь?
Муса: Я хожу пешком. Люблю подышать с утра свежим воздухом.
Калиф: И во сколько начинается твоя служба?
Муса: Как пропоют муэдзины.
Калиф: В такую рань! А еще говорят, что простой народ трудится до изнеможения. Да трудись простой народ до изнеможения, разве достало бы у него сил подниматься ни свет ни заря? (Евнуху). Как много интересного можно узнать, общаясь с простым народом! Наверное, мне все-таки стоит переодеться в бедное платье и побродить по городу инкогнито.
Евнух: Тогда, о мудрейший, вы сможете переплюнуть самого Гаруна-аль-Рашида… Со временем, конечно.
Все трое смеются.
Калиф: Клянусь, завтра я так и поступлю. А сейчас, Муса, мне бы хотелось отблагодарить тебя за откровенность.
Муса бухается на колени.
Денег не предлагаю, еще обидишься… А вот что мы сделаем. Эй, евнух, приведи-ка сюда какую-нибудь из наложниц! Давай эту, сопливую македонку, из последнего завоза. Пусть разденется и станцует что-нибудь из репертуара, пока мы докурим.
Муса вскакивает с колен. Ты чего?
Муса: Я сам сбегаю, только скажите, куда. Зачем вашему благородному евнуху утруждаться?
Калиф с евнухом валятся от хохота на подушки.
Сцена 4
На следующий день. Восточный базар. Евнух и Пэри (она, разумеется, в чадре) пробираются сквозь толпу, обвешанные покупками.
Останавливаются напротив гончарной лавки и нищего, просящего милостыню.
Торговец: Горшки! Покупайте горшки! Лучшие на базаре горшки!
Нищий: Подайте на пропитание! Подайте на пропитание!
Евнух тянет Пэри за руку.
Евнух: Пэри, нам пора возвращаться в гарем.
Пэри: Давай еще погуляем.
Евнух: Нет. Мы гуляем с самого утра и уже закупили все, что намеревались.
Пэри: А вот и не все, не все! Китайского жемчужного масла для подмышек не нашли!
Евнух: В гарем, я сказал.
Пэри: Ну Омар, Омарчик, Омарушка, ну пожалуйста!
Евнух: Пэри, не забывай, я не обыкновенный мужчина. На меня обычные женские уловки типа «Омарушки» и складывания губок бантиком не действуют. Говорю тебе, пора возвращаться в гарем.
Пэри: Куда торопиться?
Евнух: Ты у меня не одна. К тому же, ты просила подровнять твой лобок. Это требует времени.
Пэри: О да! Повелитель так меня обкорнал, что стыдно перед подружками. Эта гюрза Зульфия захохотала при виде моего лобка, как ненормальная. Омарушка, а ты не можешь наказать Зульфию за то, что она надо мной смеялась? Ну пожалуйста.
Евнух: Не могу.
Пэри: Почему, Омарушка?
Евнух: Потому что. Если бы я наказывал наложниц по взаимным доносам друг на друга, не осталось бы ни одной ненаказанной девушки. Только за последнюю неделю не менее полусотни наложниц просили наказать тебя как можно строже.
Пэри: Кто же это?
Евнух: Так я тебе и сказал.
Пэри: Ну и не говори, сама догадаюсь. Разумеется, не обошлось без этой гюрзы Зульфии. Еще…
Евнух: Гадай, гадай, все равно не догадаешься.
Пэри: Очень было надо.
Евнух: Дворец в той стороне.
Пэри: Ой, Омарушка, смотри, а вон, рядом с гончарной, еще одна торговая лавка с благовониями! Зайдем в нее.
Евнух: Эту лавку мы посещали утром.
Пэри: Та лавка была другая. Ну пожалуйста, Омарчик, зайдем ненадолго, у тебя же остались деньги. Калиф обещал подписать декрет о том, что любит только меня, и большую Диванную печать на нем поставить.
Евнух: Мне о сем неизвестно. Но то, что калиф позволяет тебе шляться по базару – недопустимое безобразие.
Скрываются в лавке.
Торговец: Горшки! Покупайте горшки! Лучшие на базаре горшки!
Нищий: Подайте на пропитание! Подайте на пропитание!
Из толпы выходит калиф, переодетый в платье странствующего дервиша.
Калиф: Насколько же ты безразмерна, родная сторона! Нет тебе ни конца и края! Тянешься ты от бухарских до китайских границ по горизонтали и от диких гор до бескрайнего океана по вертикали. И на всем твоем протяжении обрабатывают рисовые поля трудолюбивые крестьяне, скрипят по дорогам повозки торговцев, и муэдзины затягивают с верхушек мечетей заунывные песни. Возможно ли, при виде такой изумительной картины, не поразиться талантам и духовной щедрости восточного народа, не полюбить его со всей истовостью и страстностью, на которую только способно человеческое сердце?
Торговец: Горшки! Покупайте горшки! Сделаны из лучшей глины лучшими мастерами! Лучшие на базаре горшки!
Нищий: Подайте на пропитание! Подайте на пропитание!
Калиф в восторге разглядывает горшки.
Калиф: Какие красивые горшки.
Торговец: Вай-вай-вай! Да разве они просто красивые, чудакчеловек? Погляди повнимательней, дорогой. Каждый из них произведение искусства, послушай.
Калиф: Как вас зовут, торговец?
Торговец: Мамед.
Калиф: Завтра я прикажу выкупить весь ваш товар, Мамед.
Мамед: Вай-вай-вай! Почему завтра, почему не сегодня? Завтра все раскупят, забирай сегодня.
Калиф: Сегодня не могу, сегодня я знакомлюсь с чаяниями простого народа.
Смотрит на нищего.
Нищий (со вспыхнувшей надеждой): Подайте на пропитание! Подайте на пропитание!
Калиф: Я бы с удовольствием вам помог, уважаемый, но разве вы голодны?
Нищий: Конечно.
Калиф: А как же бутерброд с ветчиной, который вы жуете?
Нищий: Разве им наешься?
Калиф (удивленно): А разве нет? Он же такой большой.
Нищий: Чего ты пристал ко мне, дервиш? У меня редкая болезнь – я никогда не наедаюсь, поэтому всегда голодный.
Калиф: Поэтому вы просите милостыню, уважаемый?
Нищий: Наконец-то, дошло.
Калиф: Извините, что спрашиваю, но… На работу устроиться не пробовали?
Нищий: Какая работа, когда я насквозь больной? Я же только что объяснил. Иди, дервиш, своей дорогой, не приставай к обездоленным инвалидам.
Калиф: Так вы еще и инвалид? Какая жалость! Мне только что пришло в голову предложить вам выгодное место.
Нищий: Не интересуюсь.
Калиф: Это такое место, которое смогло бы удовлетворить любой, самый неумеренный аппетит.
Поворачивается, чтобы уйти.
Нищий: Эй, дервиш! Постой, ты куда? Что это за работа, которую ты хотел мне предложить?
Калиф: Вы не сумеете!
Нищий: Почему это?
Калиф: Вы инвалид, а для работы, которую я намеревался предложить, необходим тренированный человек.
Нищий: Я инвалид на голову, а с остальным у меня полный порядок. Можешь пощупать мускулы под халатом.
Сгибает руку в локте.
Калиф: Этого мало. Нужен человек не только сильный, но и привыкший не отворачиваться от опасности.
Нищий: Да я ей в лицо каждый день гляжу! Опасней работы, чем профессиональный нищий, не сыскать. В любом случае я мало что потеряю.
Калиф: Это грязная работа. Могу сказать, что сам от нее не в восторге, о чем заблаговременно предупреждаю.
Нищий: Не грязней, чем моя теперешняя.
Калиф: Работа с оружием.
Нищий: Дервиш, с каждым твоим словом мне становится интересней и интересней. Продолжай, да сохранит Аллах твой язык в неприкосновенности!
Калиф: И чтобы не слишком заботиться о своей совести. Лучше вовсе забыть о ее существовании.
Нищий: Я привык полагаться единственно на волю Аллаха.
Калиф: Вы, уважаемый, когда-нибудь имели дело со смертью?
Нищий (шепчет, оглядываясь по сторонам): Если твоя работа, дервиш, связана с тем, чтобы покарать по милости Аллаха какого-нибудь неверного, ты обратился по адресу. Мы договоримся – если, конечно, ты по достоинству оценишь мои профессиональные услуги.
Калиф: Тысяча динариев в месяц.
Нищий (роняя ветчину в дорожную пыль): Назови имя и считай названного тобой человека мертвым.
