Я подумала, я надеялась, что капху гирнгси уйдет после убийства сыновей Вай Фэна, но он не ушел. Он остался в холмах, ел зверей и птиц – и становился сильнее. Днем мужчины искали его и пытались на него охотиться, а по ночам мы сидели взаперти в наших домах. У молодой женщины в деревне был украден младенец. Один из охотников не вернулся. Сама земля начала умирать. Сохли деревья, и бамбук, и рис в полях. Не стало животных. Один старик, Тай По, хотел предложить капху гирнгси жертву, веря, что чудовище можно умиротворить. Он предложил, чтобы мы отдали ему девственницу, но я знала, что это не сработает, и сказала им о этом. Они знали о моей силе и поверили мне.
В конце концов мы решили уйти. Отец думал, что лучше начать новую жизнь в Кантоне, чем оставаться в Чанксане и вообще в провинции Хунань. Уехали несколько семей: наша и еще шесть других. Я не знаю, что произошло с теми, кто остался. Мы выжили. В Кантоне я нашла учителя, у которого узнала о повадках духов и демонах имо, узнала, как защищаться от капху гирнгси, но никогда их больше не видела.
Ветер на улице стих, и в доме вдруг стало тихо, очень тихо.
– Такие монстры существуют, Сьюзен. Они были всегда. Они будут всегда.
Сью как-то неуклюже изменила позу. Она не знала, что сказать. Она по-настоящему не верила в вампиров, но история, рассказанная бабушкой, напугала ее, и она не могла бы сказать, что совершенно не верит в нее.
Старушка похлопала внучку по руке.
– Позже мы еще поговорим об этом, когда ты будешь не такой усталой. Мы знаем, кто есть снаружи, и наша обязанность – остановить его.
Она встала с кровати и ушла в темноту.
«Наша обязанность – остановить его». Что это означало? Сью хотела спросить у бабушки, но та уже вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Придется ждать утра, чтобы получить ответ на свой вопрос.
Сью слышала, как бабушка вернулась в свою спальню. Она все еще сидела на кровати, но уже не чувствовала усталости. Девушка слышала, как говорят друг с другом родители, комната которых была дальше по коридору; их голоса звучали тише, чем обычно, и слов нельзя было разобрать. Они все это время проговорили? Сью думала, что они спали. Она затаила дыхание, стараясь не шуметь, но, хотя и старалась расслышать, что они обсуждают, понять ничего не смогла.
Сью сидела в темноте, продолжая сжимать край простыни, глядя в задернутое шторами окно, и ей было холодно. Она не знала, верить рассказу бабушки или нет, но должна была признать: с тех пор как побывала в школе в тот вечер, она чувствовала что-то в воздухе, какую-то неправильность; что-то было не так, как должно быть.
Возможно, ее бабушка права. Возможно, у нее есть ди лю ган – шестое чувство. Девушка легла, и ее голова утонула в мягкой подушке. Она старалась вспомнить о том, приходилось ли ей когда-либо в своей жизни ощущать некие сверхъестественные флюиды, но ничего не вспомнила.
Вскоре Сью заснула, и ей приснился разложившийся труп; кровь стекала с его ухмыляющихся губ, когда он скользил сквозь туман в горной китайской деревушке, искал ее и произносил ее имя.
На следующий день в ресторане Сью пыталась держаться подальше от бабушки, насколько это было возможно, и старалась не оставаться с ней наедине. Ей было неприятно и стыдно из-за этого, но днем, при ярком свете, разговоры о ди лю ган и капху гирнгси казались абсолютно глупыми. Девушке было неловко за бабушку, и она, чувствуя себя виноватой, начала опасаться, не начала ли старушка терять рассудок.
К обеду в кухне стало почти непереносимо жарко и влажно. Система вентиляции была включена, но ее отец готовил сразу в четырех котлах, а также жарил креветок для двух заказов, и воздух, несмотря на вентиляцию, был душным и жарким.
Сью взяла пластиковую чашку с нарезанным луком со стола и протянула ее отцу.
– Еще цыплят, – сказал он на английском.
Она поспешила по кафельному полу к огромному холодильнику, открыла его и достала пакет с нарезанными куриными грудками, заготовленный отцом сегодня утром. Сью прошла мимо Джона, смотревшего телевизор, облокотившись на стойку.
– Почему ты не помогаешь? – спросила девушка.
Он улыбнулся ей, приподняв брови.
– Отец!
– Джон, помоги своей сестре.
– Почему мне приходится делать всю работу? Это нечестно. Ей можно проводить дни в этой тупой газете, а мне приходится торчать здесь постоянно и все делать.
– Ты ничего здесь не делаешь, – сказала Сью. – У меня могло быть еще пять других работ, но я все равно помогала бы больше, чем ты.
– Прекратите спорить, – сказал им отец на китайском. – Сьюзен, ты поможешь мне. А ты, Джон, поможешь матери в зале… Джон!
– Приятно повеселиться, – сказала Сью брату на английском.
– Сьюзен!
Джон пулей выскочил из кухни, а Сью вернулась к отцу. Тот бросил на девушку сердитый взгляд, но по выражению его глаз она поняла, что он притворяется, и, пока отец раскладывал готовых креветок по двум тарелкам, девушка улыбалась.
Джон скоро вернулся, вежливый, смиренный и подобострастный. Он слегка постучал по ее плечу.
– О Сью, величайшая из сестер, когда-либо ходивших по земле…
Она улыбнулась.
– Чего ты хочешь?
– Поменяйся со мной. Позволь мне работать в кухне. Там, в зале, парень из моего класса по естественным наукам, и я не хочу, чтобы он видел меня здесь.
– Почему?
– Потому.
– Почему потому?
– Мама пытается говорить с его родителями.
Сью почувствовала всплеск знакомых эмоций, связанных с ее собственным прошлым, и утвердительно кивнула; она поняла, что имел в виду брат, и без объяснений. Она так же стеснялась своей матери, своего отца, всего, что ее родители делали или говорили, причем в гораздо большей степени, чем это происходит со всеми подростками, стесняющимися поведения своих родителей. Бо́льшую часть тех лет, когда Сью училась в средней школе, она старалась отрицать любую связь со своей семьей.
Она помнила, что стеснялась даже их двора, удивляясь, почему ее отец решил привлечь к себе внимание, навязывая окружающим свое искусственное представление о природе пустыни, вместо того чтобы, как и все остальные, приспособиться к местному ландшафту. Возле всех остальных домов на их улице во дворах был песок или гравий, на которых росли местные виды растений: кактусы, полынь, мясистые растения-суккуленты, запасающие воду. А ее отец посадил газон, цветы и две нелепые ивы, обрамлявшие въезд во двор.
Даже сейчас Сью не была вполне уверена в том, как относится к своей семье.
Годами она не хотела, чтобы ее видели в публичных местах вместе с родителями, избегала поездок за покупками, дней открытых дверей и школьных вечеров. Она видела ухмылки на лицах одноклассников и слышала их насмешки, когда мать пришла забирать ее из школы и позвала ее на китайском. Целый год в третьем классе в школьном дворе Сью слышала бесившую ее дразнилку: «Китаёзы, япошки, грязные ножки, узкие лупёшки!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
