Стина зарабатывала деньги по-своему. Держа в руках дощечку с надписью «Операция „Мосес“», она обходила дворы, пела и рассказывала сказки. Жители острова и дачники — одни охотно, другие только чтобы отвязаться от нее — давали девочке деньги. Не обошла она своим вниманием и Мелькера. Однажды, когда он стучал на своей машинке в саду, она тихонько подошла к нему и заявила:
— Сиди спокойно, дядя Мелькер, я расскажу тебе сказку. Это будет стоить пятьдесят эре.
Не успел Мелькер рта раскрыть, как она, захлебываясь и шепелявя, стала рассказывать ему про заколдованных принцев. Мелькер несколько раз пытался прервать поток ее слов, но его обезоруживала милая щербатая улыбка Стины. Она добросовестно зарабатывала деньги на выкуп Мосеса.
Получив заранее согласованную мзду, она было собралась уходить, и Мелькер облегченно вздохнул. Но потом, что-то надумав, она вернулась и решительно заявила:
— Я спою тебе еще песенку. Это будет стоить двадцать пять эре.
— А сколько будет стоить, чтоб ты не пела? — в отчаянии спросил Мелькер.
— Ничего не выйдет! Я уже пою, — сказала Стина.
Закатив глаза, Стина самозабвенно пела тоненьким голоском, подражая певице, которую как-то слышала в городе.
А Мосес жил своей собственной жизнью, не печалясь ни о чем и нисколько не заботясь об операции «Мосес».
Одинокие часы, проведенные в разных лодочных сараях, явно не пошли ему на пользу. Его едва можно было узнать. Он стал беспокойным и раздражительным, даже чуть озлобленным. Вопил и шипел он гораздо больше, чем раньше. А иногда пытался даже кусаться.
— Мосес не совсем то домашнее животное, которое бы я предпочла всем другим, — говорила Малин. Но говорила так, чтобы Пелле не слышал.
Пелле обожал Мосеса ничуть не меньше, чем Юкке, и когда Мосес шипел на него, он его только поглаживал.
— Бедный маленький Мосес, что с тобой? Тебе у меня не нравится?
Но Мосесу, как видно, всюду теперь не нравилось. Ему совершенно не хотелось быть ни в лодочном сарае, ни даже в пруду. Охотнее всего проводил он время на берегу моря, но Пелле боялся брать его туда, потому что дядя Ниссе предупредил его:
— Держи его в пруду, а не то он удерет в любой момент.
И Пелле держал Мосеса взаперти в пруду и с печалью думал о том, как бы хорошо завести себе животное, которое не хотело бы удрать. Юкке удрал — на свою собственную погибель, но Пелле надеялся, что с тюленем все будет иначе. Бедняга Мосес, почему он стал такой беспокойный?
Ножка Туттисена почти зажила, но ягненка все еще не вернули назад в овечий загон. Он ходил по пятам за Стиной, а Боцман за Чёрвен. Он не сразу рискнул это сделать, он был не из тех собак, что навязываются. Молча и спокойно занял он свое привычное место у крыльца и лежал там, пока не пришла Чёрвен и не обвила его шею руками.
— He-а, Боцман, здесь ты больше лежать не будешь, никогда в жизни!
Тогда он пошел за ней и с тех пор больше не отходил от нее ни на шаг.
Вот так и ходили Чёрвен со Стиной, а сзади — их животные. А у Пелле не было никого, кто бы следовал за ним по пятам.
— Хоть тюлень за тобой не ползает, все равно он твой, — говорила Чёрвен.
У Пелле был задумчивый вид.
— Мне кажется, что Мосес ничей, что он — сам по себе.
И вот настала суббота, день, когда Вестерман должен был получить сполна свои двести крон.
В лавке на Сальткроке было неспокойно. Пришло время считать деньги. В помещении было полно народу, потому что это дело интересовало весь остров. Никто из сальткроковцев не дал бы Вестерману ни одного эре. Обидеть Чёрвен, их Чёрвен, ну, они ему еще покажут! Все были на стороне девочки.
Вестерман это знал и потому держался развязнее, чем обычно, когда в назначенное время явился в лавку к Ниссе и протиснулся к прилавку. За прилавком выстроились в ряд все ребята, и все глазели на него — все Мелькерссоны и все Гранквисты. Сердитей всех глазела Чёрвен! Вот нахал! Хочет получить деньги за тюленя, которого сам же ей подарил. А сколько трудов стоило Чёрвен ухаживать за ним, сколько молока и салаки перетаскала она ему!
Вестерман ухмылялся и валял дурака:
— До чего ж ты ласково смотришь на меня, Чёрвен. Ну, как думаешь, достанется тебе тюлень или нет?
— Это мы посмотрим, — сказал Ниссе, высыпая содержимое копилки на прилавок.
Когда он начал считать деньги, в лавке воцарилась тишина. Никто не произносил ни слова. Слышен был только звон монет и бормотание Ниссе.
Пелле влез на ящик с маргарином за прилавком. До чего противно слушать звон этих монет. А что, если денег не хватит? Бедняга Мосес, что, если Вестерман возьмет и продаст его Петеру?
Но тут у Пелле мелькнула мысль, больно кольнувшая его. Кто сказал, что Мосесу от этого будет хуже? Может, плавать по морю с радиопередатчиком на спине куда приятнее, чем плескаться в пруду на Сальткроке. «Хотя тюленю, — думал Пелле, — приятнее всего плавать по морю на воле без всякого радиопередатчика или чего-нибудь еще, свободно плавать вместе с другими тюленями».
Занятый своими мыслями, он вдруг услышал голос дяди Ниссе:
— Сто шестьдесят семь крон восемьдесят эре.
Вздох разочарования пронесся в сальткроковской лавке, и все укоризненно воззрились на Вестермана, словно он был виноват в том, что в копилке не хватало денег. Ниссе в упор смотрел на Вестермана:
— Может, уступишь?
Вестерман тоже в упор посмотрел на Ниссе:
— А разве ты в своей лавке торгуешься?
Внезапно перед Вестерман ом выросла Чёрвен:
— Вестерман, знаешь что, я никогда не просила у тебя этого тюлененка, помнишь, ты сам мне его подарил?
— Ну, опять заладила свое, — сказал Вестерман.
Чёрвен смерила его взглядом с ног до головы:
— Знаешь что, Вестерман, скверный ты все-таки человек!
Но тут вмешалась Мэрта:
— Нельзя, Чёрвен, не говори так!
— Да, но ведь так говорит папа, — возразила Чёрвен, и все от души рассмеялись.
Вестерман побагровел от злости. Он мог вытерпеть что угодно, только не насмешки.
— Где тюлень? Я его забираю!
— И не мечтай, Вестерман, — сказал Мелькер, который до этого не проронил ни слова. — Я плачу разницу.
Но тут Вестерман, страшно разозлившись, закусил удила:
— А мне-то что, можешь платить! Только у меня найдется покупатель почище!
И тут случилось невероятное: в тот самый миг дверь в лавку отворилась и вошел не кто иной, как покупатель Мосеса. В дверях стоял Петер Мальм, принц их Малин. И когда Малин увидела его, она задрожала. Как она скучала по нему сразу же, как только он уехал, и особенно в дни гибели Юкке! Она так скучала по нему, что ей казалось: где бы он ни был, он должен это почувствовать. И вот он здесь, он вернулся. Значит, он тоже скучал по ней.
— Ты что, поселилась в этой лавке? — спросил Петер, взяв ее за руки.
Он весь сиял от радости, потому что безуспешно искал ее до этого по всей Столяровой усадьбе. Слава Богу, он нашел ее, она здесь, ее глаза потеплели и заблестели, когда она увидела его. Но первые ее слова прозвучали как упрек:
— Петер, неужели тебе уж так нужен этот тюлень?
Не успел Петер ответить, как к нему с довольной ухмылкой подошел Вестерман. Пусть теперь эти сальткроковцы вылупят глаза, он покажет им, как Калле Вестерман обделывает делишки. Калле Вестерман продает своих тюленей кому хочет, не спрашивая на то разрешения ни у кого на острове.
— Вы пришли в самый раз, — сказал он. — Здесь как раз заварушка с этим тюленем, я его продаю. Три сотни крон — и ударим по рукам!
Петер Мальм вежливо улыбнулся:
— Три сотни — не дороговато ли за тюленя? Мне совсем не охота переплачивать!
Чёрвен и Стина окинули его презрительным взглядом. Если бы он знал, что они думают о нем. И зачем только они поцеловали ту лягушку!
— Ну ладно, идет, две сотни, — быстро согласился Вестерман.
Петер продолжал любезно улыбаться, он был вежливый малый.
— Да, две сотни — это недорого. Только мне никакой тюлень не нужен.
— Не нужен?.. — Вестерман глупо разинул рот. — Да, но вы ведь говорили… — начал он.
— Спасибо, не нужно мне никакого тюленя, — сказал Петер Мальм. — А этого и подавно.
Тут в сальткроковской лавке началось ликование, а Вестерман в бешенстве кинулся к двери. Но Ниссе крикнул ему в спину:
— Бери хоть эти деньги и будь доволен!
Но Вестерман был сыт по горло торговлей тюленями. Да и ему было совестно — не потому, что он вел себя как последний сквалыга, а потому, что все в лавке считали его сквалыгой. Он не хотел больше ни денег, ни тюленя, ни вообще ничего. Единственное, чего он хотел, — поскорее убраться из лавки и не видеть никого из тех, кто живет на Сальткроке.
— Забирай своего паршивого тюленя, Чёрвен, — сказал он. — Пропади он пропадом, и вы вместе с ним.
