Впрочем, так оно и лучше, лишь бы ушла до возвращения Максимова. Вслух же она вяло произнесла:
– Очень приятно. Извините за беспорядок, я еще с уборкой не закончила.
Маргарита Ростиславовна взглянула на нее, удивленно склонив набок голову и приподняв брови.
– Что ж, тогда заканчивайте поскорее, переодевайтесь и возвращайтесь на кухню. Чаю попьем.
Яна молча кивнула и двинулась назад в гостиную.
– Вас, кстати, как зовут? – окликнула ее Маргарита Ростиславовна.
– Яна. Яна Викторовна Сорокина, – покорно представилась девушка и поспешила к швабре.
Пока она домывала пол, Маргарита Ростиславовна, судя по звукам, доносившимся с кухни, ставила чайник и накрывала на стол.
Яна уже успокоилась. Да и что ей, собственно, волноваться. Она же не в невестки явилась набиваться Маргарите Ростиславовне, просто вынужденно оказалась гостьей ее сына.
Да и вообще, не будем забывать, что при всем своем королевском великолепии Маргарита Ростиславовна приходится матерью человеку, нарушившему закон и даже сидевшему в тюрьме, а это вряд ли можно назвать поводом для гордости. Хотя, возможно, в случившемся и нет ее вины.
И тем не менее Яне себя стыдиться нечего. Она уважаемый член общества, умная, образованная, успешная, а вот переоденется, и вообще станет человеком, хотя и толстым.
Когда Яна появилась на кухне вновь, Маргарита Ростиславовна сидела за столом, но уже без шляпки, обутая в домашние тапочки на гейше и украшенные помпонами. Ее блузка с бантом и юбка-карандаш располагали к английскому чаепитию, впрочем, как и со вкусом накрытый стол. Взгляд мадам Максимовой стал каким-то иным. Мягче, что ли? Доброжелательнее? Лицо расслабилось и приобрело некую приветливость, которая шла ей куда больше высокомерно приподнятых бровей и брезгливо поджатых губ. И тем не менее Яна решила не расслабляться. Теперь она привела себя в порядок, сделала макияж, уложила красиво волосы и надела рабочий костюм, в котором мгновенно почувствовала себя как дома.
– Присаживайтесь, – пригласила ее Маргарита Ростиславовна, сопроводив слова царственным широким жестом. – Вам черный, зеленый? Молоко, сахар? Итак, вы новая девушка Тимофея? – полуутвердительно спросила она, не делая никаких пауз в разговоре.
Яна от такого предположения едва не рассмеялась. Чтобы мужчина, имеющий такую миниатюрную мамашу и украшающий стены спальни танцовщицами Дега, влюбился в такую плюшку, как она? Вот уж действительно умора. Правда, теперь понятно недавнее поведение Маргариты Ростиславовны, обыкновенная материнская ревность. Мальчик хоть и вырос, но, очевидно, до сих пор нуждается в опеке и присмотре. Пожалуй, было бы забавно, если бы Максимов вернулся домой именно сейчас, размышляла Яна, стараясь подавить неуместную веселость и все еще медля с ответом.
Но Маргарита Ростиславовна ее молчаливое гримасничанье расценила иначе.
– Вы извините, я, возможно, повела себя несколько жестко и провокационно, – заговорила она, не дождавшись Яниного ответа. – Но, видите ли, строго между нами, все последние пассии Тимофея были на редкость неприятными и даже нагловатыми особами. Отношения у нас не складывались, и Тимофей даже перестал меня знакомить со своими девушками. – Она, доверительно понизив голос, наклонилась к Яне и, как некую страшную тайну, поведала: – Он даже утверждал, что у него давно никого нет. Дел, видите ли, слишком много, некогда личную жизнь устроить! Спасибо соседке, – вновь переходя на нормальный тон, продолжила она. – Увидела, как вы мусор выносите, и тут же мне позвонила.
Яна слушала Маргариту Ростиславовну с двояким чувством. Во-первых, ее ужасно забавляло, что такого взрослого, самостоятельного мужчину, каким ей казался Максимов, так опекает мамочка, а во‑вторых, что ее приняли за его девушку. А в‑третьих, глазастая соседка. А в‑четвертых, она чувствовала себя героиней какого-то водевиля. Лицо ее при этом выражало лишь вежливый интерес. Что-что, а владеть собой Яна умела.
Интересно, как лучше поступить, сейчас сказать правду или дождаться возвращения Максимова, посмотреть на его реакцию? Пока девушка забавлялась сама с собой, Маргарита Ростиславовна продолжала изливать душу, воспринимая Янино молчание как согласие.
– Признаться, увидев вас в одежде сына и его тапочках, я как-то сразу же воспылала к вам неприязнью, совершенно необоснованно. Надеюсь, вы меня простите. – Она протянула девушке узкую маленькую лапку, украшенную массивным перстнем, и произнесла с ласковой улыбкой: – Мир?
Яне ничего не оставалось, как пожать ее. Теперь уж она твердо решила расставить все точки над «и». Но Маргарита Ростиславовна вошла во вкус и продолжала свой монолог, не обращая внимания на Янины попытки вставить хоть слово.
– У Тимофея давно не было в квартире такого порядка. Я всегда считала, что любящая женщина обязательно будет хорошей хозяйкой. К тому же по вам сразу видно, что вы состоявшаяся личность, а не какая-то там размазня-прилипала. Лишь бы за чью-то шею уцепиться, – фыркнула презрительно Маргарита Ростиславовна, очень польстив этим Яне. – Вы кем работаете?
– Я начальник отдела продаж в крупной компании, занимающейся…
– Прекрасно! – перебила ее Маргарита Ростиславовна. – Тимофей всегда предпочитал деловых девушек. Возможно, вы не знаете, но я преподаю в Академии русского балета имени Вагановой. Тимофей вам не рассказывал?
– Нет.
– Ну разумеется! Это не та тема, которая интересна девушкам, – покивала она. – И тем не менее, хочу вам заметить, он всегда был равнодушен к моим ученицам. И к артисткам вообще. Даже удивительно.
– Действительно, – искренне согласилась Яна.
– Возможно, это своего рода пресыщение, – делая глоток чая, задумчиво проговорила Маргарита Ростиславовна.
Сервиз, из которого они пили чай, был на редкость изящный, такой же, как и сама Маргарита Ростиславовна. Тонкий костяной фарфор с нежным рисунком, изысканной формы чашки. Яна с тайной завистью наблюдала за матерью Максимова и с горечью думала о том, что ей самой к старости грозит превратиться в неуклюжего бегемота. Ничего аристократического, ничего элегантного. Маргарита Ростиславовна даже сейчас, в свои годы, могла легко затмить Яну, что было совсем уж несправедливо. Эти посторонние мысли все время отвлекали ее, поэтому, когда Маргарита Ростиславовна вдруг поднялась из-за стола и сообщила девушке, что опаздывает на работу, та все еще не собралась с мыслями и так и не успела объяснить причину своего появления в квартире Тимофея Максимова.
Последствия своей нерешительности она смогла оценить, лишь когда за Маргаритой Ростиславовной закрылись двери лифта.
Елки, она же позвонит сынуле и наверняка сообщит, что познакомилась с его новой девушкой, и та ей даже понравилась. Яна отчего-то ужасно перепугалась, ей вдруг показалось, что Максимов после такого решит, что она ему навязывается, пытается втереться в его семью или влюбилась в него, что было совсем уж дико и неприемлемо. И тут Яна в очередной раз вспомнила о несостоявшемся поцелуе и пришла в еще больший ужас. Точно решит, что влюбилась!
– Что же делать? – полными ужаса глазами посмотрела она на свое отражение в зеркале, совещания с самой собой вошли у нее в последнее время в дурную навязчивую привычку. – Надо срочно звонить Максимову и объясняться. Желательно опередить его мамочку.
Так она и сделала.
Саша маялась. Она все утро бессмысленно бродила по квартире, совершенно не понимая, чем себя занять. Это было странно, потому что Сашка любила оставаться дома одна. В редкие дни прогулов она до обеда валялась в кровати, испытывая неземное блаженство, потом устраивала себе пенную ванну, потом готовила всякие вкусности типа горячих бутербродов или взбитых сливок с печеными яблоками. В общем, получала от жизни максимум удовольствия. Но сегодня все шло наперекосяк.
Во-первых, ее подкинуло ни свет ни заря. Мать еще была дома. Во-вторых, с тех пор она бессмысленно бродит по квартире. Даже не завтракала еще толком.
Саша плюхнулась на стул возле письменного стола и сердито уставилась в окно. Там накрапывал мелкий тоскливый дождик. В принципе ей бы радоваться, что в такую погоду не надо никуда бежать, но не тут-то было.
Если раздобыть фотографию Рогутского и начать опрос жильцов дома, причем опрашивать всех подряд, то наверняка хоть один свидетель да найдется. А еще надо обязательно опросить всех автовладельцев во дворе Огородниковой и на всякий случай в соседних дворах. Наверняка он припарковался подальше от нужного подъезда. Хотя…
Как считает Тимофей, убийство было незапланированным, и она с ним в этом согласна. А значит, зачем Рогутскому было парковаться за сто верст? Саша выпрямилась и словно налилась изнутри энергией.