— Карьера для тебя важнее, чем я? Так?
— Ника, это не выбор, это вообще несравнимые вещи — как микроб и трактор! — нудел Вик, как на лекции по социологии. — Я очень серьезно отношусь к тебе и считаю социальный успех основой для брака, как любой нормальный мужчина…
— Не любой! Для меня, например, семья важнее!
— Ника, ты не мужчина. Ты просто избалованная девочка, которая не хочет работать и ищет подходящий предлог. Фокси, согласись, я ведь очень хорошо тебя знаю!
— Вик, ты знаешь меня лучше всех!
Я зашнуровала ботинки потуже, встала, забрала ноутбук, задернула молнию на куртке до подбородка, зашагала к выходу и остановилась только у входной двери:
— Вик, ты ничего не забыл?
Очень трогательно. Правда.
Милый подошел и нежно поцеловал меня в щечку. Я улыбнулась, положила руку ему на плечо и отодвинула от себя:
— Вик, я про деньги. Ты мне должен!
— Хочешь, чтобы я прямо сейчас вернул тебе деньги за машину?
— Почему только за машину? Ты занимал на аренду квартиры, на два костюма, пальто, часы, пуловер, билеты на самолет, еще по мелочи…
— А ты хорошо считаешь!
— Потому что деньги не мои, а папины!
— Можно узнать, сколько всего я задолжал за завтраки и носки Георгию Алексеевичу? — Вик снял со спинки стула пиджак и демонстративно вытащил бумажник.
— Тридцать четыре тысячи фунтов…
— Откуда эта дикая сумма? У меня машина скромная, дешевле твоих побрякушек!
— Они не мои — это мне парень подарил. — Если Трифон называет меня «девушкой», вполне справедливо, если я назову его «парень» — ну хотя бы разок!
— Ника, у тебя нет никакого парня! Если ты прекратишь вести себя как ребенок, которому запретили съесть шоколадку, мы сможем найти конструктивное решение. Машина обошлась в пять тысяч, а костюмы с распродажи. Но я готов вернуть тебе эти деньги с ближайшего жалованья…
— А остальное?
— Что остальное?
— Проценты за использование кредитных средств, плюс моральный ущерб.
— Какой моральный ущерб?
— Знаешь, Вик, — я поманила милого пальцем, облизнула губы, приподнялась на цыпочки и придвинулась к самому его уху, — ты ни-че-го из себя не представляешь как мужчина!
И вышла, аккуратно прикрыв двери.
Суббота. 00:10
Дома было темно и тихо — как в нежилом сооружении. Отец еще не вернулся.
Я села на кровать и включила ноут. Писать мне некому.
Ни далеких женихов, ни близких друзей у меня нет.
Читать я тоже не собираюсь. Что толку читать, когда все истории с пышной свадьбой в финале — сплошной обман! Неправдоподобная сладкая компенсация несовершенства настоящей жизни, такая же бесполезная, как дурманящие духи от знаменитого модного дома. Я собираюсь считать.
Длинные, симметричные столбики цифр не создают иллюзий. Самая большая ошибка, которая может от них произойти, — ошибка арифметическая.
По дороге домой я думала. Думала, стиснув виски пальцами. Вик прав.
Вик всегда прав.
На самом деле мне не нужен муж. Мне даже секс не так уж нужен!
Я просто не хочу работать. Надо признаться в этом хотя бы себе и решить, как жить дальше. Неизвестный, но великий, еще более мудрый, чем гражданин Полторак, человек сформулировал впечатляющую максиму: кто понял жизнь, работу бросил.
Что меня ждет, если я брошу работу?
Не просто брошу работу, а при этом еще не выйду замуж за Трюфанова…
Скандал с отцом и отсутствие денег.
Денег я трачу довольно немного — наверное, с фантазией плохо!
Если отказаться от винтажного тряпья, которое мне все равно некуда носить, от дорогущей косметики, которая все равно без вкуса, цвета и запаха, от книжек и фильмов — их у меня уже припасено на много лет вперед, — от всей буржуазной шелупони, то денег мне надо очень скромно. Если жить в Лидсе, не придется платить за жилье, только жизнь в Британии не из дешевых!
А вот если сдать ту квартиру состоятельным русским студиозусам, а самой остаться жить здесь…
Я нащелкала в столбик расходы за трафик и телефон, съестные припасы и прочее имущество, без которого не обойтись совсем никак. Раз с отцом я поругаюсь кардинально, значит, придется приплюсовать еще и деньги на съем квартиры.
Надо вспомнить, сколько платила за квартиру Аленка. Так…
Какие-то деньги у меня уже есть. Вытащила заначку и пересчитала. Получилось до обидного мало — почти все мои доходы пришлось выгрести на взятки и подачки!
Я попыталась вспомнить, кто и сколько денег мне заплатил за прошлый «отчетный период», и грубо прикинула, как долго мне придется проработать, чтобы потом просто жить и радоваться…
Ё… Не месяцев, а много лет! Мне придется сперва мантулить годы и годы, а потом едва сводить концы с концами…
Тем более жалко тратить деньги на одежду — но весь мой зимний гардероб остался в Англии! Я ничего не брала с собой, я ведь собиралась туда возвратиться. Придется попросить Вика, чтобы отправил вещи сюда курьерской почтой. Или не стоит…
Вик и так за последние дни пережил слишком много стрессов.
Человеку, который спит в пижаме с логотипом фан-клуба Гарри Поттера, вообще будет сложно строить карьеру в реальных условиях российского рынка.
Надо помочь ему адаптироваться.
Суббота. 11:10
Рабочий день
Плотный облысевший мужчина в сереньком гражданском костюме снял круглые очки, положил на стол рядом с газетой и стал увещевать Вика:
— Посмотрите в окно, молодой человек, что вы там видите? — За пыльным стеклом по потускневшим улицам мчались потоки грязной дождевой воды, уносили в небытие последние осенние листья, а на небе тоскливыми клиньями уплывали в будущее вчерашние серые тучи, — Это Россия! И какого консула я могу вызвать здесь российскому гражданину?
Мужчина сочувственно посмотрел на Вика:
— Виктор Владленович, история про пятьдесят фунтов клерку в билетной кассе, разумеется, характеризует вас как порядочного человека — но я в нее не верю. Уж простите — должность обязывает! Для вас же будет лучше вспомнить, кому из сотрудников посольств или консульских учреждений, здесь или в Британии, и при каких обстоятельствах вы передавали взятки. Вспоминайте, а я пока ознакомлю вас с тревожной статистикой, — Он снова водрузил на крупный нос очки и стал просматривать газету, — Число лиц, пропавших без вести, в нашей области растет…
Вздохнул, оторвался от печатного текста:
— А ведь я, Виктор Владленович, беседую с вами только из уважения к Веронике Георгиевне. Я здесь — добрый следователь! Был бы недобрый — порылись бы ребята у вас в вещичках, нашли кокаин или того хуже — тротил. Приедет сюда некий Чупаха, станет объяснять мне, следователю с тридцатилетним стажем, как надо проводить дознание, и отпинает вас ногами так, что арабский вспомните! Человек в федеральном подчинении, считает, что ему все можно. А я не сторонник таких методов. Я представитель старой школы — советской, и мне за это не стыдно. Я — гуманист, за каждой единичкой в статистике привык видеть живого человека. Ну, не будь я гуманистом — я давно позвонил бы Шеремету…
Иглин холодно посмотрел на Вика и тщательно вытер носовым платком ладони.
— Вы еще очень мало знаете своего работодателя, он человек с обостренным чувством справедливости! Учитывая все обстоятельства, вы не просто лишитесь работы, — он развернул газету перед Виком и отчеркнул ногтем нужную строку, — вы приумножите вот эту вот печальную статистику! Исчезнете. Вас просто не будут искать…
Изображение прервалось помехой и снова появилось. Заметно побледневший и очень испуганный Вик опасливо устраивался на стуле.
— Виктор Владленович, надо быть осторожнее! Мебель у нас старенькая, можете снова упасть и получить бытовую травму. Мой вам хороший, добрый, почти отеческий совет — не выносить сор из избы, а все подписать! Ведите себя разумно, и вы успеете на самолет, уже сегодня будете в Лондоне!
Я отвернулась.
Мне очень жалко Вика, но помочь ему я уже не могу — он сейчас летит в самолете в Лондон и скоро приступит к новым должностным обязанностям, а я смотрю видеозапись содержательной беседы, в которой Вику пришлось участвовать перед отлетом, и читаю аккуратно заверенные нотариусом долговые расписки.
— Огромное спасибо!
Александр Исаевич Иглин, известный в широких кругах как Берия, предпочитал скромный серый костюмчик полковничьему мундиру, кабинет имел опрятный и не по должности скромный, а деньги считал быстро, как банковский служащий. Пересчитал и выложил передо мной четыре американские сотни и двести фунтов в купюрах разного достоинства:
— Часы брать у него не стали — они новые максимум пятьсот долларов стоили, а остальные вещички очень скудные, — Александр Исаевич отечески похлопал меня сухой холодной ладонью по запястью: — Вероника, если вы хотите, чтобы эта история пришла к благополучному финалу, вам надо сказать папе…
