Они спустились по лестнице, снова прошли мимо камина, но не вышли на крыльцо, а свернули в угол холла.
Там обнаружилась малоприметная дверца.
Фелипе открыл эту дверцу, втолкнул Аню (ей для этого пришлось наклониться), запер за ней дверь.
Аня оказалась в маленькой полутемной комнате с низким потолком, в который был врезан тусклый светильник. В комнате не было окон, почти не было мебели, так что только в шутку ее можно было назвать гостевой. Причем шутка эта была довольно мрачная.
Едва дверь за Фелипе закрылась, тупое безразличие исчезло из Аниных глаз. Она села на пол, сгруппировалась и протиснула ноги через связанные руки. Теперь ее руки были не за спиной, а впереди. Она поднесла связанные кисти ко рту, пошевелила языком – и изо рта высунулась железная пластинка, которую Аня нашла в багажнике машины.
Несколько уверенных движений – и она разрезала скотч, которым были связаны руки.
Аня размяла затекшие руки, сделала несколько быстрых круговых движений, восстанавливая кровообращение. Действие укола не вполне прошло, она еще чувствовала вялость и сонное одурение, но уже могла действовать.
Сделав несколько глубоких вдохов, Аня еще раз внимательно огляделась.
В комнате не было окон, единственная дверь заперта снаружи.
В углу на деревянном полу лежал тощий матрас, рядом с ним стояла простая сосновая табуретка.
Аня запрокинула голову к потолку, оглядела светильник, идущую к нему проводку.
Светильник был глубоко утоплен в потолок, значит, потолок был подвесным.
Аня подставила табуретку, вскочила на нее, заглянула в проем, где крепился светильник. Там действительно имелся небольшой зазор между настоящим потолком и подвесной панелью.
Слишком узкий для взрослого человека. Но там же, в этом проеме, Аня увидела решетчатую крышку вентиляционного туннеля.
Ну да, в этой комнате нет окон, и если бы здесь не было вентиляции, здесь можно было бы задохнуться.
Той же металлической пластинкой, которой до того она разрезала скотч, Аня вывернула винты, сняла ажурную крышку, подтянулась и влезла в вентиляцию.
Канал был узкий и тесный, но она все же сумела протиснуться в него и медленно поползла, извиваясь, как змея.
Она ползла очень медленно, сантиметр за сантиметром, но все же понемногу продвигалась вперед и вскоре поняла, что достигла края «гостевой комнаты». Теперь за стенкой канала был холл.
Она ползла дальше и дальше, медленно, упорно – и наконец увидела впереди едва различимый свет. Этот свет придал ей новые силы, и она поползла быстрее.
И скоро оказалась возле следующей решетчатой крышки.
Она выглянула через решетку и увидела небольшую пустую комнату.
Аня снова воспользовалась металлической пластинкой, отвинтила крышку и выскользнула наружу.
Михаил Викентьевич сидел на лавочке и смотрел на воробьев, которые шумно ссорились из-за куска забытой булки.
– Завтра я улетаю обратно в Аргентину, – проговорил он с легким оттенком грусти. – Я увожу с собой кое-какие тропеи…
– Тропеи? – Агния вздрогнула, услышав это слово. Слово из ее сна: «Ты отмечена и избрана… найди тропей!»
Значит, это слово ей не приснилось?
– Ну да, – Белоцерковский удивленно взглянул на нее. – Я приобрел здесь пару хороших гравюр, несколько этюдов…
– Что значит само это слово – тропеи? – спросила Агния Михаила Викентьевича.
– Ах, извините! – Тот виновато улыбнулся. – Наверное, я иногда переигрываю, употребляя устаревшие слова. Изображаю этакого мастодонта, последнего из могикан… Тропей – это всего лишь устаревшая форма греческого слова «трофей»…
– Всего-то? – Агния почувствовала легкое разочарование.
– Ну, у этого слова есть еще одно, специальное значение. В специальной литературе о раннем христианстве есть такой термин – «тропей святого Петра». Этот термин позаимствован из письма некоего римского священника первого века по имени Гай. Он говорил о том, что тропей святого Петра, то есть его мощи и принадлежавшие апостолу святыни, захоронен в тайном месте на Ватиканском холме. С тех пор предполагаемую могилу святого Петра и то, что в ней хранится, принято называть тропеем.
– Удивительно… – проговорила Агния. – Я об этом никогда не слышала…
– Ну, не корите себя, этот термин действительно устарел… наверное, только такие старики, как я, помнят его. Но вы, кажется, хотели меня о чем-то спросить?
– Ах да! – спохватилась Агния. – Я хотела спросить вот о чем… – Она собралась с духом: – Помню, вы говорили, что вдова Овсиенко… того специалиста из Эрмитажа, который подписывал фальшивые экспертизы, носила свою собственную фамилию.
– Ну да, и сыну она дала ее же, после того, что случилось с его отцом. Не хотела, чтобы он носил на себе пятно отцовского позора, чтобы это испортило ему жизнь…
– И какая же это фамилия? – спросила Агния с волнением.
– Ее фамилия была Солуянова.
Агния застыла как громом пораженная.
Впрочем, нет – в глубине души она это подозревала…
Кусочки мозаики, кусочки пазла, в которые превратилась после смерти деда ее жизнь, встали на свои места.
Так вот он кто – сын того самого человека, жизнь которого так ужасно прервалась в тюрьме, и он думает, что причиной этому послужил ее дед! Вот почему он взял ее на работу!
– Куда вы, Агния, что с вами? – кричал Белоцерковский, но она даже не оглянулась, сломя голову неслась в офис. Она должна во что бы то ни стало увидеть этот файл, файл под кодом «И»!
В приемной Агния столкнулась с уходящей Нелли Леонидовной.
– Я на обед, – сказала та, – в кабинете убрали, а шефу позвонила невеста, позвала его на ланч, так что его теперь долго не будет. Я скажу на коммутаторе, чтобы все звонки вам, Агния, переадресовывали.
– Угу… идите спокойно.
Агния с тоской смотрела, как секретарша ужасно медленно копалась в сумке и красила губы малиновой помадой. Наконец дверь приемной закрылась, и Агния шагнула к кабинету шефа. Он был заперт, но она знала, где Нелли Леонидовна хранит ключ.
В кабинете было чисто, вместо разбитой вазы мейсенского фарфора стояла на столике у окна бронзовая статуэтка богини Дианы с двумя бронзовыми же собаками.
Экран компьютера светился голубым мягким светом.
Агния нажала все нужные кнопки.
Ага, вот он файл, названный просто «И». Естественно, так просто открыть его не удалось, потребовался пароль. Дрожащими руками она набрала заглавными буквами слово «месть».
Файл открылся, Агния присела в кресло, потому что ноги внезапно стали ватными.
Первая же фотография едва не заставила ее застонать. На полу лежал человек, вокруг головы его расплывалась лужа крови и впитывалась в ковер. Этим человеком был ее дед, Николай Львович Иволгин, Агния узнала его даже со спины. Еще она узнала обстановку его кабинета и эту треклятую лампу, что послужила орудием убийства.
Агния закрыла глаза, и перед ней тотчас встала картина, которую увидела она тогда, два с половиной года назад, и уже никогда не сможет забыть – дед лежит на ковре, который покраснел от крови. То есть кровь уже впиталась, и тело деда уже остыло. Но здесь, на этом снимке, кровь еще только расплывалась лужей вокруг головы.
Это снимал убийца, поняла Агния, он убил деда и снял это на пленку.
Она закусила губу до крови и, усилием воли удерживая себя на грани обморока, просмотрела другие снимки. Вот она сама, ее глаза, буквально больные от горя, вот похороны деда – много народу, все скорбят, женщины плачут, вот она одна на могиле – ну да, она вернулась туда после всех, чтобы побыть в одиночестве. И далее в таком же духе…
– Боже… – едва слышно прошептала Агния. – Боже мой, что же это такое!
Она сказала это, чтобы разрядить, разбить вязкую тишину, что стояла в кабинете, как затхлая, застоявшаяся вода. Ей казалось, что тишина давит на нее, как будто высокий потолок с лепниной приближается, и вот уже остается совсем мало места, вот она не может уже больше стоять, ей хочется лечь на пол и закрыть голову руками, а там будь что будет. Если потолок раздавит ее – что ж, так тому и быть, она не может больше терпеть эту тяжесть и эту боль. И видеть эти фотографии, и так картина смерти стоит у нее перед глазами…
– Догадалась… – прошипел сзади незнакомый голос, – додумалась, умница наша…
Агния обернулась и увидела, что в дверях кабинета стоит ее шеф Андрей Солуянов. Но как же он изменился!
Раньше он выглядел вполне прилично, не то чтобы красавец, но и не урод, одет аккуратно и даже с некоторым вкусом, костюм хорошо сидит, всегда чисто выбрит и подстрижен в дорогом салоне. Манеры не всегда хороши, но этому так просто не выучиться. А на первый взгляд Солуянов был вполне приличный мужчина.
Теперь же перед Агнией стоял совершенно другой человек. То есть одежда и аксессуары те же, и кабинет его, но сам внешний вид оставлял желать лучшего.
