— Мэтт Рожер? Слабенький.
— Как и все целители, — кивнула Данита. Она иногда бывала бестактной. — Извини, Шайна. Просто… сама понимаешь…
— Понимаю. И не обижаюсь.
Вечером, когда мы собирались ложиться спать и Дин ушла в душ, я тихо спросила у Мирры:
— А что, этот Вэй… реально конкурент для Эвана?
«И для тебя», — подумала я, но вслух ничего не сказала.
— Нет, — рыжая покачала головой. — Знаешь, мне показалось, Нита просто немного завидует. Она всё-таки принцесса, а внимание все обращают в первую очередь не на неё, а на Дин.
— Так это из-за эмпатии. Дин же говорила.
— Говорила. Но я не уверена. Нет, конечно, влияние есть… но мне кажется, Рональдин преувеличивает его значение. Она просто милая, обаятельная, светлая, чистая…
— Стоп-стоп, — я замахала руками и рассмеялась, — я поняла. Дин самая-самая. Кхаррт, я ей даже завидую… В меня бы кто так влюбился!
Я пошутила, но Мирре, кажется, смешно не было. Она поглядела на меня очень серьёзно, нахмурилась и спросила:
— А куда ты ходила ночью?
Веселье как рукой сняло.
— Да так… по делам.
— Осторожнее, Шани. Если застукают, достанется. Хотя специально коридоры никто не патрулирует…
— Да, кстати, надо будет спросить у Дин, почему…
— Это я тебе и без неё скажу, — вздохнула рыжая. — Пока ты просто ходишь, ничего не происходит. Но если попытаешься применить магию — тут же окажешься в изоляторе до самого утра. Думаю, ректор считает, что этого вполне достаточно.
— Но можно же натворить дел, и не применяя магию…
— Например?
— Например, стены краской расписать. Или по голове кого-нибудь палкой ударить…
В тот вечер мы с Миррой просто посмеялись. Тогда мы даже не представляли, насколько пророческими в скором времени окажутся мои слова…
![]()
43![]()
Дрейк Дарх
Он любил утро. И удивительное ощущение безмятежности и покоя, которое охватывало его при пробуждении. Это ощущение длилось всего несколько секунд, но оно всё же было…
Но больше всего Дрейк любил смотреть на женщину, что лежала рядом с ним каждый день последние два года. Когда-то очень давно, когда она ещё звалась другим именем, он дал ей прозвище «Эмил» — «свет» по-эльфийски. С тех пор прошло много лет, но одно оставалось неизменным — это прозвище.
И их дружба.
Дрейк приподнялся на локтях и посмотрел на спящую Эмирин. Её волосы золотило утреннее солнце, ресницы чуть дрожали, и губы были похожи на лепестки цветков. Приоткрытые и чуть влажные… сладкие…
Он на секунду закрыл глаза, избавляясь от пронзившего тело желания обладать, вздохнул, выравнивание дыхание. Не сейчас, нет. Пусть поспит. Пусть хотя бы сон принадлежит только ей одной.
Белая шея, ключицы, два холмика груди. Одна грудь была закрыта уголком одеяла, а вторая обнажена, и Дрейк ожег взглядом розовый бутон соска. Сколько раз за эти два года он сжимал его пальцами — до её боли, до слёз в глазах? Кусал — до струек горячей солёной крови, и стонал от наслаждения, пока Эмирин, морщась, терпела это?
Дрейк ненавидел себя. Он никогда не насиловал женщин… до Эмирин. Кхарртово проклятье! Смертельная одержимость проявлялась не только в желании обладания, но и в потребности бить, сжимать, кусать… мучить. И когда она лежала под ним — со слезами в глазах и на щеках, с прокушенными сосками и синяками на бёдрах — на Дрейка накатывали особенно сладкие оргазмы. И как же было мерзко после.
Почему Эмирин не ненавидела его так же, как он ненавидел себя? Он видел, с каким выражением на лице она смывала кровь с тела — морщась, когда прикасалась к особенно истерзанным местам, — но стоило ей поднять голову и посмотреть на Дрейка, как на её губах появлялась ласковая ободряющая улыбка. Она словно говорила: «Ничего страшного, видишь? Я в порядке». Хотя этот «порядок» заключался только в том, что она ещё была жива.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но он до сих пор не убил Эмирин за эти два года лишь по одной причине. Она была оборотнем, и следовательно, её способность к регенерации была намного выше, чем у людей и эльфов.
Дрейк вздохнул. Да, проклятье уже должно было расправиться с ними обоими… Интересно, хоть кому-то удавалось так долго противостоять смертельной одержимости? Вряд ли.
Эмирин пошевелилась во сне, и одеяло сползло чуть ниже, обнажая вторую грудь и живот. Дрейк облизнул губы, чувствуя и понимая — ещё немного, и его накроет новый приступ. Все эти воспоминания и чувство вины растревожили метку… А она лежит тут, такая доступная…
Пока не стало слишком поздно, Дрейк скинул одеяло с Эмирин, переместился чуть ниже и легко прикоснулся губами к одному из самых чувствительных мест на теле женщины, будя её.
— Дар… — Голос был сонным, но от этого желание стало только сильнее. — Что ты делаешь…
— Мне нужно, Эмил… Пожалуйста…
— Хор-р-р-рошо… — то ли сказала, то ли прорычала она, схватила его за волосы и притянула к себе. Сжала голову бёдрами, стиснула, позволяя проникнуть языком глубже… ещё глубже… и ещё…
Дрейк слушал её урчание, ощущая, как желание причинять боль уходит прочь, оставляя другое желание. Желание доставить удовольствие…
— Обещай мне кое-что.
— Больше не будить тебя подобным образом?
Она улыбнулась.
— Нет, Дар, кое-что другое. Но сначала я расскажу тебе одну историю… А ты дашь слово, что не станешь рубить с плеча и хорошенько подумаешь. А ещё — что никому ничего не расскажешь, пока не придёт время.
— А как я узнаю, что оно пришло?
Она погладила его по щеке, положила голову на грудь и вздохнула.
— Поверь мне, ты узнаешь. Сердцем почувствуешь… И это случится очень скоро.
— Не пойму, о чём ты говоришь. Это хорошая новость или плохая?
Эмирин рассмеялась.
— Хорошая, Дар. Очень хорошая…
***
Шайна Тарс
Два дня до пятницы пролетели как один миг. Как сказала Дин — так и все пять лет пролетят, даже не заметим. Но если основные предметы я ещё могла «не замечать», то индивидуальные занятия с куратором — нет. Как тут не заметить, если ждёшь их с нетерпением и страхом?
Причём в эту пятницу на встречу с куратором шла я одна. И Дин, и Мирра, и даже принцесса — все были освобождены. Их кураторы предпочитали встречаться с подопечными раз в две недели. Поэтому пока я торчала у Дрейка, девчонки втроём направились в библиотеку — делать накопившееся домашнее задание.
Я же ровно в три часа постучалась в дверь кабинета магистра.
— Входите, Шайна.
Эх, что же ты не ушёл никуда? Я так на это надеялась…
Но Дрейк был тут, сидел в кресле за небольшим столиком. Позади него горел камин, создавая ощущение покоя и уюта. На столике были разложены какие-то книги, чуть дымилась чашка с чаем.
Мы с мамой любили сидеть так по вечерам. Мама читала мне что-нибудь, а я забиралась в кресло с ногами и слушала, слушала, слушала…
— Присаживайтесь.
Мама тоже начинала зажигать камин с осени. Она вообще часто мёрзла. И пледы любила, и платки всякие…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Добрый вечер, магистр, — сказала я, пряча глаза.
Дрейк молчал, и мне почему-то чудилось, что он всё знает. Всё-всё. И про то, что я его дочь, и про проклятье. И теперь изучает меня, словно не представляя, что делать с этим своим знанием…
Горло перехватило, захотелось кашлянуть.
— Чаю?
— Нет, спасибо.
— В среду на занятиях по боевой магии я кое-что понял про вас, Шайна. Вам надо подтянуть этот предмет. Целительство, я полагаю, у вас на высоте. Я помню вступительный экзамен. Но боевая магия…
43