официального создания. Самые первые инструкции сибирским воеводам, например наказ пелымскому воеводе от 1597 года, предписывали собирать пошлину в одну десятую мехов и русских товаров, деньгами или натурой545. Государство осознавало влияние налоговой политики на торговлю и поэтому взимало десятинный сбор только с некоторых товаров. Товары из Центральной Азии, Китая, Индии и многие товары, производимые в самой Сибири, до конца XVII столетия пошлинами не облагались.
В самой Сибири взимались разнообразные дополнительные пошлины. Они варьировались в зависимости от местонахождения, груза, времени года и методов транспортировки. Как правило, купцам приходилось выплачивать пять-шесть дополнительных пошлин – записную, перекупную, пошерстную, роговую, банную, отъезжую, – но общее количество различных таможенных сборов могло превышать два десятка546. По-видимому, эти пошлины покрывали административные расходы. Как правило, каждая из этих пошлин была маленькой, но в сумме они могли составлять немалую часть общих прибылей. Например, в сентябре 1662 года, в начале осени, самой активной поры для торговцев, сумма всех разнообразных пошлин, собранных тюменской таможней за месяц, – поголовный сбор, постоялая пошлина, амбарная, пошерстная, роговая и т. д. – составила 48 рублей 8 алтын, или более одной десятой дохода за этот месяц547. Полный доход тюменской таможни за полгода, с сентября 1662‐го по февраль 1663 года, составил не менее 325 рублей548. На первый взгляд может показаться, что налоги в Сибири были более высокими, потому что десять процентов плюс что-нибудь больше, чем просто десять процентов. Но, возможно, это было не так. Поскольку оценочная стоимость мехов и восточных товаров была выше в Москве, нежели в Сибири, один и тот же груз мог быть обложен более высокими пошлинами в Москве, чем в Тобольске. Содержимое груза было важной переменной, менявшей общую величину пошлин.
Может быть, роль Уральских гор как границы двух континентов и надуманная, но различие между Русью и Сибирью было реальным и проявлялось в языке всех, кто пересекал этот скромный горный хребет. Концептуальное различие проявлялось в налоговой политике. Купец, плативший 10-процентный налог на Руси, должен был вновь заплатить 10-процентный налог в Сибири – таким образом, он платил дважды549. Это было серьезным препятствием. Если купец из Вологды мог продать свои товары в Европейской России, он полностью избегал сибирского налогового режима. И, однако же, купцы все равно ехали в Сибирь. Когда они достигали Сибири, десятинный сбор – в теории – взимался всего единожды, а разнообразные пошлины собирались на каждой таможне. Таким образом, на надзор и контроль тратилось чудовищное количество чернил и бумаги. Помимо прочего, система сбивала с толку. Наконец, в 1698 году, стремясь упростить процедуры, государство приняло решение, что десятая пошлина будет взиматься только в пунктах въезда в Сибирь и выезда из нее, в Верхотурье и Нерчинске550.
Всех волновал вопрос, кто будет иметь первоочередной доступ к доходам таможни, поэтому некоторые бюрократические изменения вызывали напряженность и сопротивление. На первых порах сибирские таможни были в ведении воевод, а для взимания таможенных сборов и пошлин назначались служилые. К 1620‐м годам появился пост таможенного головы, что сделало структуру учреждения в большей степени похожей на то, что было в городах Центральной России. В 1635 году административная структура была капитально пересмотрена: теперь таможенный голова в фискальных вопросах уже не зависел от воеводы, а подчинялся напрямую Москве551. Это была еще одна проблема – наряду с проблемами соперничающих приоритетов, хронического дефицита и сложной политики, – решением которой занималось государство, учившееся управлять своей сибирской империей (или, вернее, мучившееся с этим управлением). Государство так в полной мере и не смогло заставить своих служителей делать все по правилам, хотя и постоянно пыталось добиться, чтобы они не тащили все лучшее в свой карман и не обирали нижестоящих. Впрочем, пререкания по вопросам иерархии и казнокрадства не прекращались. В 1646 году государство повторило свою директиву о прямом подчинении таможенного головы Москве – это стало ответом на жалобы привилегированных купцов, что от них требуют пошлин как на таможнях, так и в созданных воеводами острогах552. Когда воеводы подчинялись, у Москвы практически не было средств определить, что таможенный голова прав, когда неправ воевода. В 1652 году, понимая, что казнокрадство продолжается, а доходы уменьшаются, государство пересмотрело свою позицию и снова сделало таможенных голов в некоторых вопросах подотчетными воеводам553.
Для государства Сибирь была чистым листом, на котором можно было писать свою экономическую политику. Хотя Россия печально знаменита своим противоречивым и иррациональным управлением, государство придерживалось определенного курса, пусть на первый взгляд это и не очевидно. Его стратегия была сосредоточена на получении доходов от налогообложения. Однако наивысшим приоритетом была стабильность. И хотя более старые работы ученых утверждают, что у государств раннего Нового времени не было устоявшихся экономических стратегий, Российское государство избрало инструменталистский подход к сибирской торговле, видя в ней средство обеспечить базовые нужды населения554. Чтобы развить торговлю, которая в полной мере обеспечит их, государство стремилось привлечь в Сибирь иностранных купцов, создавая для них благоприятную торговую среду и благоприятный режим налогообложения. В поиске верного соотношения между поощрением торговли и получением прибылей Московское государство использовало взгляд на человеческую природу, учитывающий силу инерции. Таким образом, на первых порах купцы из Центральной Азии не платили никаких пошлин и не испытывали почти никаких стеснений – аномальное явление в мире раннего Нового времени, объяснявшееся горячим желанием России сделать свои владения привлекательными для купцов. В первой грамоте Строгановым в 1558 году им было предписано не облагать пошлинами проезжих купцов, привозящих товары в область, дарованную им грамотой555. В новой грамоте Строгановым в 1572 году инструкции были более обширными – Строгановы получили предписание быть добрыми к проезжим купцам, позволить им торговать чем угодно и где угодно и никоим образом не мешать им и не препятствовать556. В подобном же тоне звучали и инструкции сибирским воеводам: тарскому в феврале 1595 года557, тюменскому в августе 1596 года. Эта свобода была необычной – все правительства раннего Нового времени, от Бостона до Константинополя, стремились контролировать место проведения торговли558.
Поняв, что привычка к торговле в достаточной степени укрепилась, государство начало вводить пошлины. В этой империи «персональных договоренностей» к подобной тактике прибегали вновь и вновь. Сибирские бухарцы представляют собой лишь один пример; дни их свободной торговли были сочтены. Как только удалось добиться регулярного появления центральноазиатских купцов в Сибири, государство начало откатывать назад свою политику laissez-faire. Оно приняло решение, что вся торговля должна проходить
