дважды. Один раз целиком, второй — наполовину. Оба в августе далекого семьдесят восьмого. В один и тот же день. В разных жизнях. Финал первой попытки сломал мне судьбу. Финал второй подарил надежду. Что сулила попытка третья? Я не знал. И, что греха таить, знать заранее не желал. Для себя я давно решил — пусть все идет своим чередом.
Как там говорила моя бабуля? Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах? Я отвернулся к окну, усмехнулся. Бабуля была мудрой женщиной. А, значит, обойдемся без планов. Будь, что будет.
За стеклом проносились перелески. Светлые, кружевные на фоне чистого голубого неба. Голые ветви, лишенные листвы, придавали пейзажу необычайную легкость и прозрачность. Любил я это время, что греха таить. Любил смотреть, как просыпается природа, потягивается, делает первый вдох, рассыпает по земле звезды подснежников, опушает ветви зеленой кисеей.
Вика протянула мне новую чашку с отваром.
— Выпей и поспи еще. Тебе сейчас нужно больше спать. За три последних дня ты исчерпался до донышка.
— Это ничего, — я улыбнулся в ответ, — силы восстановятся. С такой-то целительницей иначе и быть не может.
Но отвар, конечно, выпил, после него мне действительно становилось легче. Только клонило в сон. Вика выдала мне думку, расшитую красными петухами, я подсунул ее под ухо, прислонился к двери и как-то сразу задремал.
Во сне видел золотые шары, под окном деревенского дома. На ступенях щурился от солнца Васенька. Видел пустую литровую банку, давно некрашеный забор, церковные купола и себя самого пацаном. Чувствовал запах близкого моря, слышал…
— Олег! Олег, просыпайся.
Викин голос прервал мои грезы. Я открыл глаза, с удовольствием потянулся. Был я отдохнувшим, бодрым и вполне себе счастливым.
— Сколько сейчас?
— Почти двенадцать.
— Дрыхнешь ты, как сурок! — Тут же вмешался Влад.
Я открыл дверцу и вышел из машины. Солнце стояло в зените. На улице было свежо. Вера на крышке багажника расстелила вафельное полотенце и теперь разливала чай. Я опять с удовольствием потянулся. Сказал:
— Ничего, зато отдохнул. Сейчас разомнусь и заменю тебя за рулем.
Влад глянул пытливо, увиденным остался доволен.
— Не мешало бы, — согласился он. — Я уже засыпать начал.
Дальше… Дальше все было, как всегда: кустики, девочки налево, мальчики направо, быстрый перекус, полупустая дорога, музыка фоном, сигаретный дым в приоткрытое окно. Я ловил чистый кайф. Наверное, это осталось с далекого детства — поездки я обожал. Обожал шум движка, шуршание шин. Обожал вид мелькающих пейзажей за окном.
Влад сменил меня уже в сумерках.
На дороге не было фонарей. Притихшие девчонки дремали на заднем сидении. Ехать оставалось еще добрых полтысячи километров. Дорога стала совсем хреновой. Будто чинили ее последний раз при царе Горохе. В темноте ночи, без фонарей и разметки объезжать колдобины было трудно.
К трем часам ночи Влад сдался. Зарулил в широкий карман на обочине, предложил:
— Давай чутка переждем? Утром посветлу снова двинемся в путь.
Я был с ним абсолютно солидарен.
— Уже приехали? — Вера шумно зевала.
— Нет, — ответил ей Влад, — спи мы чуть отдохнем, как рассветет снова тронемся.
Я молча уставился в окно. Звезды были близкие-близкие, яркие, как елочная гирлянда, южные. Жутко хотелось протянуть руку и пощупать. С этой мыслью и уснул.
* * *
Калачовку увидели, когда часы показали десять утра. От долгого сидения ныла спина. В глаза словно насыпали песку. Справа вдали серым зеркалом сверкало море. В воздухе разливался терпкий соленый запах. Вика шумно вздохнула:
— Жаль, купаться нельзя. Холодно.
— Успеешь еще, успокоила ее Вера. Мы здесь не на один день.
Я про себя подумал, что, вероятно, даже не на один месяц. Потом свернул с шоссе и стал держать курс на церковные купола. Дом бабы Дуси был где-то рядом.
Найти его с первой попытки все равно не смог. Удивительно, но за это время деревенька сильно разрослась — обзавелась магазинами, клубом, школой. Превратилась в полноценный поселок. Я покрутился бес толку, раздосадовано плюнул, попросил:
— Вик, поможешь? Я заблудился.
Она словно очнулась. Вынырнула из своих мыслей.
— Да, конечно. Здесь налево за площадью.
Я повернул. Дальше команды следовали одна за другой. «Лабиринт Минотавра» поворачивал то налево, то направо, то вспять. Но, в любом случае, вел нас к цели. Лишь когда машина уперлась в синий, сто лет не ремонтированный забор, я вздохнул с облегчением. Приехали.
— Все? — Вера почти не верила, что долгому пути пришел конец.
— Бабушкин дом, — подтвердила Вика.
Влад вышел из машины, прошел по траве, дернул калитку. За пять лет створка почти вросла в землю. Открывалась с трудом, оставляя за собой черную борозду.
— Как-то у вас тут, — проворчал парень недовольно, поймал хмурый Викин взгляд и тут же исправился, — подремонтировать бы, говорю.
Я хмыкнул, отодвинул его, первым прошел во двор и оторопел — на дорожке, поросшей одуванчиком, на самом солнцепеке спал кот. Черный, огромный, в белых носочках. Знакомый до икоты. Не соврала Баба Дуся. Действительно оставила его мне. Я выдал пораженно:
— Ничего себе! Васенька? Сколько же тебе, — с трудом сдержал рвущегося с языка «паразита», поспешно заменил, — радости нашей, лет?
Кот поднял голову, одарил меня фунтом презрения. Потом неспешно поднялся, потянулся, зевнул, показав полный набор белоснежных зубов, и с непередаваемым достоинством направился к дому.
Я стоял и смотрел ему в след. Вопрос был один: «Как эта скотинушка может быть одновременно и там, у бабки, и тут в натуральном виде?» Ответа, ясное дело, не было ни одного.
В спину меня подтолкнули.
— Олег, ты с кем это говоришь?
— Как с кем, — я даже не успел удивиться, — с Васенькой.
Сзади повисла пауза. Первым подал голос Влад:
— А Васенька это кто?
Меня удивила его бестолковость. Вроде бы Владу это не было свойственно.
— Да кот бабкин.
Я указал рукой. Василий демонстративно уселся на крыльцо, уставился на меня совиными глазищами.
— Какой кот? — Это уже была Вера.
Спятили они все что ли после ранней побудки, после переезда?
— Обычный кот. Черно-белый. Вон, на крыльце сидит! Я его еще в семьдесят восьмом видел. Бабуля твоя его прямо здесь на ступеньках кормила молоком из блюдечка.
Васенька задрал лапу и с чувством принялся намывать бубенцы. Даже отсюда мне было слышно, как он со смаком причмокивает. И я отчетливо осознал, что этот паразит
