было не по-майски холодно. Идти домой я не рискнул — опасался получить нагоняй от матери. Долго сушился, сидя в соседнем дворе на скамейке. Я тогда жутко замерз в мокрых брюках и ботинках. И все равно воспоминание рождало во мне светлую грусть по тем временам, когда люди были неравнодушны друг к другу. Когда могли просто так прийти друг другу на помощь.
В тот день совершенно незнакомая женщина пожалела меня и просто позвала к себе домой. В гостях меня поили горячим киселем с ватрушкой. Брюки сушили утюгом… Нагоняй от матери я все-таки получил. Правда, не за мокрые ботинки, а за то, что сидел на улице и мог простудиться. Как давно это было. Практически в другой реальности…
А сейчас в девяносто первом я перелистал программу телепередач, не нашел там первомайской демонстрации и удивленно спросил:
— Демонстрацию показывать не будут?
Влад изумился куда сильнее.
— Ты что, дураков нет.
— Не понял, что здесь такого?
— Он не помнит, — сказала Вера.
Ребята захмыкали. Я почувствовал себя сущим анахронизмом, возмутился:
— Хватит ржать! Объясните толком.
Сжалилась Вика.
— Все просто, — сказала она, — никому не охота позориться. В прошлом году устроили маевку. Горбачев встречал демонстрацию, как положено, на мавзолее.
Пока я не услышала ничего необычного. Но тут Вику перебил Влад:
— Только народ туда пришел с весьма занимательными плакатами!
Он поднял брови и строго по Станиславскому взял паузу.
— И?
Мне захотелось его пристукнуть, чтоб не тянул кота за хвост.
— И, — повторил Влад совсем другим тоном, — транспаранты были против КПСС. Люди требовали прекратить дефицит, вернуть нормальную жизнь…
До меня стало доходить. Что-то такое смутно вспоминалось. Слишком много времени прошло. Кажется, тогда вся, стоящая на мавзолее номенклатура, не придумала ничего лучше, как слинять под шумок от разозленных сограждан. И второй раз повторение позора не было нужно никому.
Влад правильно понял мои мысли.
— Так что, и не мечтай, — он совсем невесело улыбнулся и повторил: — Дураков нет.
Нет, так нет. Я задумался. День был чудесный, солнечный. Лично мне хотелось провести его с удовольствием, пусть и без привычной демонстрации. И я предложил:
— А давайте забацаем шашлыки?
Вика захлопала в ладоши.
— Почему бы и нет? — согласился Влад.
* * *
С шашлыками вышла заковыка. Мяса вот так запросто раздобыть не удалось. В Калачовке на местном рынке было практически пусто. Продавали молоко и творог, прошлогодние закрутки и излишки старой картошки. Викина соседка баба Нюра торговала двух фиолетовых курят. Птицы при жизни не иначе как бегали марафон — больно уж жилистыми и подтянутыми были тушки. На шашлык они не годились категорически, зато на суп... От мысли о наваристом бульоне у меня рот наполнился слюной.
Закупившись всем помаленьку, мы дружно перебазировались в магазин. Там неожиданно нарвались на дефицитные шпикачки. Влад без раздумий велел завесить полтора десятка, довольно потер руки, провозгласил:
— Гуляем! С дымком они, знаете, какие вкусные выходят!
Во дворе нашего пристанища он вызвался разводить огонь. В этом никто и не сомневался. Еще по жизни в «шаманском» доме было заметно, что мой друг питает особую тягу к огню. Вера пошла на кухню мыть картошку, чтобы потом запечь ее на углях, а нас с Викой отправили на поиски шампуров. Мы, собственно, особо не сопротивлялись. Было интересно посмотреть, что хранится в загашниках бабкиного дома.
Поиски начали с кухни. Много времени они не заняли. Тут у бабы Дуси был полный порядок. Сразу стало ясно, что шампуры здесь не водились отродясь. Я почесал в задумчивости затылок, Вика предложила заглянуть в сараюшку.
Там порядка было куда меньше. В деревянных ящиках пылились пустые банки. У стены стояли вилы и ржавая коса. На самодельном стеллаже были свалены инструменты и разная полезная в хозяйстве мелочевка. Их я осмотрел дотошно. Шампуров не нашел, спросил у Вики:
— Они у вас вообще были?
Она виновато пожала плечами.
— Я не помню. Шашлыки делали еще при дедушке, но это было давно. Я тогда даже в школу не ходила. А потом просто некому стало заниматься такими вещами.
Разговор ей был неприятен, и подробности я выпытывать не стал. Вика предложила сама:
— Можем посмотреть на чердаке. Бабушка меня туда не пускала. Может, там?
— Пошли, — согласился я. — Вдруг что нужное найдем.
* * *
На чердак из сеней вела узкая почти вертикальная лесенка. Заканчивалась она люком в потолке, закрытым на висячий замок. Рядом в стене был вбит гвоздик, но ключей на нем не наблюдалось.
— Потерялись, наверное, — ответила Вика на мой взгляд.
Я подергал замок, покачал его. Петли держались крепко.
— Не открыть? — Спросила девчонка снизу.
— Почему? — Я осторожно спустился по лестнице. — Отвертка нужна. В сарае точно была. Погоди, сейчас принесу.
Я оставил Вику в доме, метнулся в сарай. Во дворе Влад заканчивал колдовать над огнем.
— Вы чего там возитесь? — Буркнул он, завидя меня.
— Шампуров нигде нет, — ответил я честно. — Сейчас откроем чердак, если там не найдем, придется где-то нарезать палочки.
Он оглядел двор, наморщил нос.
— Где ты их здесь нарежешь? Если только к соседям залезть?
— В крайнем случае шпикачки отварим, а картошку запечем, — предложил я.
Владу эта идея не понравилась.
— Э-э-э, нет, брат, — сказал он, — не пойдет. Ты вскрывай чердак, а я подумаю, где добыть ветки.
Что ж, идея была разумной. Я кивнул заглянул в сарай. Отвертка отыскалась там легко. Без труда удалось и отвернуть петли. Люк отворился во внутрь. Сверху меня обдало пылью. В носу нестерпимо засвербело. Я схватился за край лестницы, чтобы не сверзиться вниз и чихнул.
— Будь здоров, — рассмеялась Вика.
— Смейся-смейся, — проворчал дурашливо я, — тебе тоже сюда лезть. Попадешь в пылюку, я тоже посмеюсь.
— Смейся, — согласилась она, — смех продлевает жизнь.
Вика быстро поднялась по ступеням, остановилась вровень с моими коленями.
— Что там?
— Пока не знаю. — Я аккуратно заглянул в люк.
Удивительно, но на чердаке пыли не было вовсе. Серый слой покрывал исключительно крышку люка. Я преодолел всю лестницу до конца, оперся ладонями, встал на колени и протянул бабкиной внучке руку.
— Давай, осторожнее, не спеши.
Вика и не подумала слушаться. Вверх она взлетела, как птичка. Куда как
