видела его таким разгневанным. Не думая, она коснулась его руки.
– Рин…
Он смахнул руку Поппи.
– Брось. Этого никогда не было бы достаточно. Я никогда не смогу стать… – Рин сжал челюсть и не договорил. – Я ухожу.
Он развернулся и вылетел из комнаты, а Поппи не могла сдвинуться с места, пока не услышала грохот закрывшейся двери.
Оторвав взгляд от нее, Поппи посмотрела на Генри. И Лену. И Джаспера. Они просто стояли как ни в чем не бывало.
– Немыслимо, – выдохнула Поппи, чувствуя, как слезы застилают глаза. – Вы все немыслимые!
Воздух в комнате будто наэлектризовался, но никто не заговорил. Они просто уставились на Поппи, сжавшую руки в кулаки и буравящую взглядом Генри и Лену.
Джаспер оглянулся и попытался разрядить обстановку беззаботным смешком.
– Оу, Поппи. Успокойся. Не устраивай сцен.
– Мне все равно! – заявила Поппи своему жениху и повернулась к Генри. – Как вы могли? Он хотел помириться с вами!
Генри отмахнулся от нее:
– Он хотел внимания.
– Он хотел вашего прощения! – выпалила Поппи, не пытаясь смахнуть слезы или скрыть отвращение в голосе. Она не могла поверить, что восхищалась этими людьми, что хотела, чтобы они относились к ней, как к члену семьи.
Генри встал с кресла и посмотрел на Поппи.
– Он украл ее и пропал на десять лет. Он поменял имя, будто стыдится собственного отца, – объяснил он, и его голос постепенно смягчался. – Он даже ни разу не извинился!
– Даже, блин, не знаю, у кого он научился скрывать свои чувства?! – из груди Поппи вырвался преувеличенно веселый смешок. – Вы никогда ни о чем не говорите в вашей гребаной семье! Вы ни разу ему не сказали, что гордитесь им, а это все, что ему нужно! Вы вообще знаете, через что он прошел, чтобы к вам вернуться? Вернуться в свою семью?
Поппи вытерла лицо запястьем, чувствуя такую злость за Рина, а также немного жалости к себе за то, что она идеализировала семью Сэндлеров.
– Почему, блин, так тяжело просто друг друга любить?
– Поппи… – Лена шагнула к Поппи.
Поппи подняла руку:
– Я сказала, что хотела. Вам не нужно ничего мне говорить. Извиняться нужно не передо мной.
Закончив монолог, она выбежала из комнаты на лестницу, перепрыгивая сразу через две ступеньки, чтобы поскорее добраться до спальни и найти свою верхнюю одежду.
Когда Поппи надела куртку, то с облегчением выдохнула, что никто за ней не последовал. Спустившись и выйдя на улицу, она вытащила мобильный из кармана. «Я приеду?» – написала она Рину и поймала такси.
Она уже была в Бруклине, но так и не получила ответа, поэтому просто попросила водителя отвезти ее к дому Рина. Свет в здании не горел, и, стучась в дверь, Поппи уже ни на что не надеялась – очевидно, что его или не было дома, или же он не желал с ней разговаривать. После нескольких минут чередования стука в дверь и нажатий на звонок она опустилась на ступеньки и снова заплакала.
Впервые в жизни Поппи подумала, что, может, и хорошо, что у нее совсем нет семьи, если все, что происходит в семьях, – это причинение друг другу такой боли. В ее груди была грызущая изнутри боль за Рина. Она хотела, чтобы он ее впустил, чтобы позволил ей его утешить.
Все это время она была столь эгоистична к его чувствам. Она заботилась только о себе и о том, что почувствует Джаспер, если узнает. Она обманывала Рина, то давая ему надежду, то отбирая ее у него. И сейчас, когда ему больше всего нужен был кто-то рядом, он даже ей не доверял. Поппи так же больно ранила его, как его семья, и она не понимала, как все исправить. Она не могла просто эгоистично сидеть на крыльце и плакать, когда Рин был совсем один и чувствовал себя плохо. Если он не хотел сегодня с ней видеться, она не будет настаивать. Ей стоит прекратить быть эгоистичной раз и навсегда. Рин нуждался в уважении.
* * *
Вернувшись домой, Рин выключил мобильный и просто сел в гостиной в темноте. Он чувствовал… Оцепенение. Так он себя не ощущал с подросткового возраста. Он чувствовал, как кто-то стучит в дверь, звонит в звонок, но вдруг понял, что ему все равно. Он не хотел ни с кем говорить, не хотел никого видеть. Он хотел остаться один, потому что так ему всегда было хорошо. Если ему будет все равно, то больно не будет. Рин просидел в темноте несколько часов, а затем наконец заснул, когда первые утренние лучи уже стали пробиваться в комнату.
Он проснулся от звука звонка и сел на диване. Его шея затекла.
– Рин! – он заморгал, услышав голос Поппи. – Пожалуйста, открой! Прошу!
Рин встал и подошел к крыльцу, открыв замок и распахнув дверь. Чувство оцепенения, душащее его с вечера, немедленно испарилось, когда он увидел залитое слезами лицо Поппи. Он понял, что она рыдала, и даже сейчас она делала глубокие вдохи, будто вся ее жизнь была разрушена.
Поппи бросилась к Рину в объятия, обвив его руками.
– Рин…
– Что случилось? – с беспокойством спросил Рин, не понимая, что могло настолько расстроить Поппи. Джаспер выяснил, чем они занимались вчера?
– Генри… – Поппи шмыгнула носом. Она гладила Рина по голове, запустив руки в его волосы.
Рин высвободился из объятий Поппи и посмотрел на нее.
– Поппи, последнее, о чем я хотел бы погово…
Поппи покачала головой:
– Нет, Рин. Ночью случилось несчастье.
– Несчастье? – повторил Рин, и чувство оцепенения вернулось к нему в десятикратном размере. Могла быть одна только вещь, из-за которой Поппи так реагировала. – Он…
Поппи покачала головой, и все больше слез полилось из ее глаз.
– Мне жаль.
Рин ничего не слышал, ничего не чувствовал. Он опустился на колени прямо в проходе. Из его груди вырвалось рыдание. Поппи опустилась рядом с ним, обняла его, гладила его волосы и снова и снова говорила, как ей жаль.
Но Рин знал, что никому не могло быть жаль больше, чем ему.
Глава 15
2 января 2024 года,
4 месяца до свадьбы
Поппи считала, что неплохо справляется со многими вещами, – например, может заварить хорошего чаю или в голове просчитать смещение компонентов стен. Но утешать других она не умела. Поскольку у нее не было родителей, она не знала, что сказать Рину, чтобы он почувствовал себя лучше, чтобы уменьшить его боль. Она просто не знала, через что он проходит.
Поппи была
