В караван-сарае стало еще более тесно и шумно. Народ из дальних краев только-только подтягивается к Челябе, а кто уже и домой идет, пользуется последней возможностью под прикрытием стен и охраны переночевать. Ну и веселые все. Особенно кто уже в сторону дома движется. Те, кто на ярмарку едет, выспрашивают, что и как. И про цены, и про порядки, и про развлечения. Общих знакомых поминают. Собственно, из года в год одни и те же собираются, поневоле познакомишься.
Но есть и тихие, старающиеся быть незаметными люди. Лица повязками закрыты, держатся особняком. Вон, в самом углу двора сидят человек десять, глазами из-под защитных очков повязки зыркают. Не то секта дальняя, еретическая, на ярмарку прибыла, не то те же шатуны. На лбу у них ни у кого не написано. А посему Лильке велено никуда одной не отлучаться, «а если что — лупить сковородкой что есть силы!» Ха-ха-ха!
Да уж, похоже, эта сковородка прилипнет теперь к Лильке надолго. А то еще, как водится, кличкой станет. И будет в Куяше проживать не Лилия Сяо, а Лиля Сковородкина. Кошмар! Одна надежда, что девчонка-то на расправу скорая, не задразнят. Она и без сковородки может по физиономии не раздумывая двинуть — хе-хе-хе! — так что, куяшские мужики, держите-ка языки за зубами… пока эти самые зубы целы!
А пустой ящик, как ни странно, Трофим у них выпросил. То есть купил, конечно, но очень уж клянчил, просто душой прикипел. Что уж он в этом ящике нашел, только ему и ведомо. Пришлось продать. В принципе, ни ученым, ни Егору с Ромкой-джи он не нужен, но все-таки отдавать почему-то не хотелось. Наверное, потому что удобный и самим мэром-баем Челябы подарен.
А с другой стороны, в Городе с этим особых проблем нет. Есть на отшибе один подвальчик, так в нем даже из нержавеющей стали герметичные контейнеры имеются. Далековато идти, правда, но ведь не каждый же день домой по ящику таскаешь! А контейнеры эти явно для чего-то, что атом-радиацией пышет, готовили. Зию расспросили, руками в воздухе махали, объясняя, как они выглядят, и ученый подтвердил — это готовые и неиспользованные контейнеры для слабоактивных отходов. Вот как! Наготовили их Старые Люди когда-то непомерную уйму для своих атом-секретов, а теперь Город ими пользуется. Почитай, в каждой семье два-три таких контейнера с крышками имеются.
Будучи еще совсем малявками, Егор с Ромкой-джи прихватили четыре круглых крышки и сделали из них илоступы, как у взрослых дозорных. Все как положено — внутренние края крышек подогнули, чтобы при ходьбе не мешали, крепления пристроили. Всю ночь в нетерпении уснуть не могли, а ранним утром рванули прямо к ближайшему берегу Иртяша. Прошли по твердой корке, а как начала она под ногами слегка пружинить, привязали эти крышки к ногам и пошлепали, брякая, как два разваливающихся робота.
Идти оказалось неловко — нога за ногу задевает. Пару раз растянулись, то один, то другой. А потом уже и к болоту подошли. Встали на раскоряку и шевельнуться боятся. Очень уж неустойчиво… и ноги моментально устают. Пытаешься шаг сделать, а тебя сразу на бок заваливает.
И тут — дзынь! — лопается у Ромки-джи крепление на одной ноге. От неожиданности он дергается, окончательно проломив тонкую корочку, и падает прямо в черный ил! Глаза вытаращил, руками по илу хлопает, а руки по плечи проваливаются — ужас! Затянет сейчас друга прямо в грязевую бездну, и следа от него не останется! Песчаники — и те близко к болоту не суются, хоть и водится там всякая ползающая и квакающая живность. Они осторожненько по краешку подбираются, охотясь. А тут два глупых пацана приперлись… А скоро только один глупый пацан останется!..
Барахтаясь, Ромка-джи и второй илоступ потерял. Впрочем, толку от него все равно не было бы никакого. Никто еще, упав в жижу, сам на ноги не вставал. Физически невозможно.
Благодарение Господу-Аллаху, хватило у них накануне ума каждому веревку с собой прихватить! Егор свою лихорадочно отматывает, Ромке-джи кидает трясущимися руками и уговаривает друга не дергаться, лежать плашмя, раскинув руки. Ага, как же, улежишь тут! Лицо в ил опускается, а поднимешь голову — все глаза, нос и рот залепило, дышать нечем, и не видишь ничего! Но ухватился все-таки погибающий Ромка-джи за веревку, и стал Егор друга потихоньку назад тянуть. Тянет и с ужасом чувствует, что корочка вот-вот и под ним проломится…
Так и полз по сантиметрику, по шажочку… обливаясь потом от страха и припекающего спину солнца. Позвонить, на помощь позвать боится — ругать будут!
Но выволок все-таки! Вначале корка под ногами уже не такой хлипкой стала, потом и вовсе тверже. Но Ромке-джи он велел все-таки не вставать. Если тот встанет и по пояс провалится, то тянуть его трясина будет уже настолько сильно, что прямиком в ад утащит. Черный, булькающий, вздыхающий вонючей отрыжкой ад!
Ревет Ромка-джи в голос, но руками и ногами перебирает, ползет! Целую вечность так двигались, пока на совсем уж твердое место не вышли. Егор мокрый, Ромка-джи грязный и зареванный. Так и боится на ноги встать, на четвереньках бежит, чисто песчаник какой…
А не успели до берега добраться, летят им навстречу мама Таня с Маринкой. Мама Таня илоступы тащит, а Маринка за ней, намного отстав, бежит и тоже ревет на ходу. Оказывается, дежурный их заметил на экране. Иртяш ровный, поэтому на него всего-то три следящих камеры смотрят. Если кто чужой со стороны Иртяша рискнет пойти, его за километры будет видно. Вот дежурный у старосты сидит, ген-кумыс потягивает и следит за экранами, особо-то не глядя в безопасную сторону. И вдруг краем глаза улавливает какое-то движение! Вот, растяпа… прости Господь-Аллах! Мог бы и намного раньше заметить, было бы лучше для всех!
Увеличивает дежурный изображение — ох, шайтан! — там же Егор с Ромкой-джи тонут! И звонит маме Тане, мол, хватай скорей илоступы и беги. Может, хоть одного, своего, успеешь спасти! Второй-то, приемный сын Мамы-Гали, похоже, не жилец уже! Ты полегче, чем мужики, сможешь дойти, но и из мужиков несколько человек с веревками вскоре за тобой подбегут, мол, я им только что сообщил…
В общем, с ходу залепила мама Таня обоим героям по затрещине, а потом упала на колени, прижала их к себе так, что ребра у них затрещали, и дрожит крупной дрожью. Зато Маринка за нее ревет и ревет! И тоже, подбежав, их обнимает. Так всех четверых подбежавшие мужики и нашли. Стоят на корке ила, обнимаются, шагу сделать не могут. Из мамы Тани слезу выбить было практически невозможно. Кремень! Но тут и у нее из-под закрытых глаз по щекам слезы текут. Только плакала она молча.
Подзатыльников перепуганные мужики отвесили обоим героям — тоже с ходу!
От подзатыльника у Егора голова прояснилась. «Мам, — кричит, — тут столько людей! Мы же все вместе здесь провалимся!» Вот и пошли все обратно, на благословенный твердый уральский гранит.
Там мужики хотели обоих путешественников выпороть. Намерение у них такое возникло, благо, что и веревки есть. Прямо сквозь штаны — ох и больно бывает!
Но мама Таня их остановила. «Живы, — говорит, — и слава Господу-Аллаху! Страху натерпелись столько, что теперь навек умнее станут. Сегодня же в Храм обоих погоню, пусть молитву благодарственную читают».
А вечером Мама-Галя приходит. Отец в дозоре был. «Таня, — говорит Мама-Галя, — родная ты моя, хочу твоему сыну спасибо сказать. Спас ведь он Ромку-джи от злой смерти, как ты когда-то отца своего!» И дед Николай рядом кивает, мол, было такое… там же, на Иртяше.
Ребята сразу к ним, расскажите, расскажите! Но мама Таня их спать погнала. Не хотела она вспоминать о том случае. У нее седая прядь через все ее волосы темно-русые тянулась. Тогда-то она и появилась. Видно, смертный страх тогда ей душу оледенил, как сказал им много позже мулла-батюшка. Бывает такое… даже у совсем юных девчонок, какой когда-то спасала своего отца мама Таня.
Что там случилось, Егор лишь незадолго до смерти мамы от деда Николая и отца узнал.
Тогда же отец ему и о пуле, засевшей в его плече, поведал…
* * *
К вечеру расшумелся караван-сарай не на шутку! Песни поют, ген-саксауловку потягивают. По мелочи доторговывают да напоследок понравившиеся пустяки выменивают. К Егору мужик какой-то пристал, продай, мол, по дешевке свои ботинки армейские, а тебе сапоги отдам — как новенькие! Вот уж выгодная сделка, ха! Раз пришел, второй… да с каждым разом все пьянее да пьянее. С трудом Егор его вытолкал подальше от тента, под которым куяшские сидят. Ромка-джи с Лилькой за руки ходят, но далеко не отлучаются. Тут не хуже, чем на ярмарке, можно нарваться. Из подозрительной компании, что неподалеку мимо брела, уже пьяно крикнули, мол, парень, продай девочку, а то у нас с женской лаской туго. Ромка-джи, молодец, не оплошал. Калаш на изготовку, Егору тотчас позвонил. Егор подоспел, посмотрел на оглоедов, лишенных женской ласки, выразительно стволом повел. Те — ничего, спокойно стоят, не нервничают. Но и молчат.
