Масумура окинул взглядом окрестности, потом шагнул вперед, словно что-то привлекло его внимание. По соседству с закусочной, из которой только что выходили женщины, находился продовольственный магазинчик. Свет там еще не горел. Перед ним-то и остановился Масумура. Улочку освещали лишь отблески раннего рассвета, проникавшие сюда с площади. Но в глубине улочки пока чернела мгла. Бен не сводил с Масумуры глаз. Рядом с решетчатой дверью, на том месте, где недавно стояли мешки с мусором, виднелись только что доставленные контейнеры с продуктами.
Масумура огляделся по сторонам. Убедившись, что посторонних нет, он раздавил на мостовой сигарету и открыл верхний контейнер. В слабом свете белели скорлупки яиц. Еще раз внимательно оглядевшись, Масумура жестом циркового фокусника разбил яйцо о колено и, к изумлению Бена, вылил содержимое себе в рот. Белая скорлупа с легким шорохом упала на мостовую.
Масумура жестом поманил остальных. Но Бен догадался, что к нему это не относится. Так что он остался в одиночестве стоять на углу, наблюдая. Ясуда, достав из контейнера яйцо, разбил его кулаком и, не пролив ни капли, выпил вязкую массу. Татибана наклонился и разбил яйцо о носок гэта, после чего одним духом проглотил содержимое. Бен наблюдал за их быстрыми, гибкими движениями. Белая форменная одежда смутно светилась в полумраке.
От одной только мысли о вкусе сырых яиц Бена едва не вывернуло наизнанку.
С площади в улочку ударил первый луч света. Он лег на мостовой отчетливой дорожкой, лишь едва не дотянув до троицы в белом. Бен вдруг почувствовал, что все трое смотрят на него из темноты, ведь сам он стоял на углу, с ног до головы залитый утренними лучами. Фигуры людей в белой форменной одежде слились в единое смутное пятно, и в центре пятна был Масумура. Бен различил, как задвигались его губы.
— А вот вы это никогда не удастся! — послышался его голос. Улочка ответила гулким эхом. Тон был до странности враждебный. Кто это — вы? Бен даже невольно обернулся. Но сзади никого не было.
«Интересно, кого это он там увидел?» — подумал Бен.
Стоящая напротив троица не пошевелилась. Только негромко захихикал Ясуда. Бен почувствовал даже не гнев, а какое-то не поддающееся описанию бешенство. Неведомая сила подхватила, поволокла его вперед. Сделав несколько шагов, он остановился прямо перед ними. Отстранив Масумуру, он протянул руку и взял из контейнера яйцо.
«Размазать его об эту поганую рожу!» — подумал он по-английски. Но порыв тут же угас. Бен ударил яйцом о ставни магазина. При этом часть содержимого пролилась, и брызги запачкали ворот форменной куртки. Бен поднес разбитое яйцо к глазам и увидел плавающее в полупрозрачной жидкости утреннее солнце. В следующий момент Бен вылил яйцо в рот. На мгновение стало светло как днем. Липкая жидкость забила горло, и он почувствовал тошноту, но сумел сдержаться.
Его глаза встретились с тускло блестевшими в темноте глазами Масумуры. В глазах Масумуры не было никакого выражения. Он просто пялился на место, где стоял Бен, с тем же бесстрастным выражением лица, что и в первый вечер. Бен первым отвел глаза и, повернувшись к троице спиной, вошел в кафе через черный ход. В этот момент до него донесся восторженный вопль Татибаны: «Он это сделал!» Из кухни Бен прошел мимо управляющего, складывающего чеки, поднялся на второй этаж, промчался мимо «кабинета» и остановился на третьем этаже перед раздевалкой. Только тогда он заметил, что его всего трясет.
Он сорвал с себя испачканную, оскверненную форму. В пустой раздевалке гулко прозвучал его голос: «Позорище какое!»
Бен открыл шкафчик. Единственный шкафчик, на котором не было таблички с именем. Там висели фланелевая рубашка и джинсы. Бен посмотрел вверх. Сквозь вентиляционное отверстие сочился утренний свет Синдзюку, такой же белесый, как его голая рука. Бену вдруг вспомнился осенний вечер, когда Андо, показав на далекое зарево, сказал: «А это — Синдзюку».
Свет, сочившийся из вентиляционного отверстия, был самым обычным светом. Ничего особенного. Просто слабый свет раннего утра.
Озноб внезапно прекратился. Бен не спеша переоделся в свои американские вещи, испачканную форму засунул в шкафчик. Постоял на площадке, глядя на длинную лестницу. Ему опять вспомнилась мраморная лестница в консульстве и каменные истертые ступени, по которым он утром добрел до Синдзюку.
Он еще немного постоял не площадке. В кассе на первом этаже управляющего уже не было. Бен крадучись спустился по ступенькам. Пересек зал первого этажа и тихонько направился к стеклянной входной двери…
Nakama by Ian Hideo Levy
Copyright © 1992 by Ian Hideo Levy
© Галина Дуткина, перевод на русский язык, 2001
кёдзи кобаяси
ответный удар японии
Из мемуаров бывшего пресс-секретаря президента Марио Д. Адамса «Когда никого не осталось»
Автор мемуаров Адамс входил во внутренний круг доверенных лиц президента Гудвина Б. Уайта, и, в бытность свою на посту пресс-секретаря, заслужил за кристальную честность и высокий ум репутацию совести президентской администрации.
Мемуары «Когда никого не осталось» скупыми штрихами беспристрастно рисуют человеческие отношения в тогдашней президентской администрации и после опубликования вызвали многочисленные и разнообразные отклики.
Наше издательство, получившее эксклюзивные права на перевод, предлагает вашему вниманию некоторые выдержки.
1
Восемнадцатого августа две тысячи энного года многонациональным силам в составе восемнадцати стран, наконец-то, удалось разгромить Японию, империалистическую державу с чрезвычайно варварской экономикой.
Боевая операция была осуществлена блестяще.
Все прошло без сучка и задоринки, так гладко, будто происходило во сне, а не наяву. Мы предполагали, что демонтаж японской экономической империи будет сопровождаться гораздо более мощным сопротивлением.
Больше всех во время боевой операции волновался руководитель избирательного штаба Майк Дюган, озабоченный тем, куда склонится общественное мнение. (Как выяснилось позже, Дюган замышлял в случае, если боевая операция потерпит неудачу, свалить всю ответственность на главного советника президента Джорджа Джугашвили и вашего покорного слугу. Для руководителя избирательного штаба вполне естественная предусмотрительность.)
Приступив к планированию боевых действий, президентская администрация провела исследования, проигрывая различные варианты развития событий, но ни один их них не дал положительного результата. Факт оставался фактом: Япония, благодаря огромному экономическому потенциалу, подчинила себе весь мир, поэтому, если бы она сумела эффективно использовать свои ресурсы и нанести контрудар, мировая экономика не продержалась бы и четырех недель. А уж если Япония направит свой промышленный потенциал в военное русло, наше дело швах. Даже та военная мощь, которой она располагала на тот момент, на порядок превосходила нашу.
Несмотря на все это, подготовка боевой операции шла форсированными темпами.
В первую очередь потому, что четвертый отдел стратегического планирования министерства обороны, главный авторитет в области японоведческих исследований, демонстрировал величайшую уверенность. Они планировали боевые действия чуть ли не спустя рукава.
«Что? Япония? Яйца выеденного не стоит. Делайте, что хотите, — без проблем. Обоснования? Да сколько угодно, больше чем достаточно, так просто все и не перечислить. В любом случае, все будет в порядке. Готовьтесь к увеселительной морской прогулке!»
Одно время мы серьезно подумывали, не разогнать ли нам четвертый отдел в полном составе. Даже когда Советская империя была на последнем издыхании, стратеги-аналитики давали более суровые прогнозы. А ведь Японская империя на нынешнем этапе, хоть и с непременным уточнением «в экономической области», была мощнейшей мировой державой. Прогноз специалистов, как ни крути, казался слишком радужным. Уж не купил ли их враг, не промыл ли им мозги, так что теперь они умышленно подсовывают нам ошибочную информацию? Или, как ни неприятно об этом думать, мы имеем дело с банальным расизмом?
Во всяком случае, госсекретарь Бэллоу и министр торговли Пьюзо упорно отстаивали эту версию. Президент и тот пребывал в сомнениях.
Мы не разогнали отдел только потому, что нас слишком сильно поджимали обстоятельства. Экономические показатели во всех областях упали до низшей отметки, общественное мнение во главе с желтой прессой уже давным-давно в один голос призывало разделаться с Японией раз и навсегда. Если бы мы продолжали сидеть, сложа руки, то на промежуточных выборах без всякого сомнения потерпели бы сокрушительное поражение. Мы не могли себе позволить в такой момент отправить в отставку весь отдел и ждать, пока новый состав войдет в курс работы.
