Это живое чувство рода, родины — настоящая «философия семейного начала», говоря словами православного мыслителя П. Флоренского. Кстати, проникновенно писал он об опыте его семьи в преодолении «ядов нигилизма» (речь идет о тех же названных выше 60–70-х годах XIX века — «ужасной полосе истории», когда столько душ оказалось искалечено, столько «чистых сердец сделалось несчастными и бесприютными!»). Вот что писал он в книге «Детям моим. Воспоминанья прошлых дней»: «Быть без чувства живой связи с дедами и прадедами — это значит не иметь в себе точек опоры в истории. А мне хотелось бы быть в состоянии точно определить себе, что именно делал я и где именно находился я в каждый из исторических моментов нашей родины и всего мира, — я, конечно, в лице своих предков».
Необходимо использовать духовный потенциал нашей истории, нашей великой Победы — и великой русской литературы, обеспечить условия для воспитания и обучения современных подростков в духе исторической преемственности, национальных традиций, патриотизма. Сражения за литературу неразрывно связаны со сражениями за нашу историю — без исторического фундамента не может существовать национальное сознание (не может быть осуществлено и традиционно-целостное рассмотрение литературы в историко-культурном контексте, от чего «реформаторы» школы пытаются избавиться).
Сегодня всё чаще говорят о том, что нужна государственная программа духовно-нравственного воспитания детей, а также просвещения самих учителей. Для этого необходимо обращаться более проникновенно к русской классике и к святоотеческому наследию, творениям оптинских и глинских старцев, к «Симфонии по творениям святителя Тихона Задонского» и другим трудам схиархимандрита Иоанна (Маслова), рекомендованным для преподавания в школах и вузах. Они изданы благодаря усилиям его племянника и духовного сына Н. Маслова, президента историко-патриотического общества «Наследники Александра Невского» — общества, которое проводит Глинские чтения.
На недавних Глинских чтениях были прочитаны интересные доклады о педагогических взглядах и святителя Тихона Задонского, преп. Сергия Радонежского и преп. Амвросия Оптинского, Суворова, Ушакова, Кутузова. Выделим мысль преп. Амвросия, считавшего недостаток патриотизма одной из причин бедствий человеческих. Много важного можно было узнать о «проблеме воспитания» у Гоголя (по «Выбранным местам…»), о его стройной системе, где всё направлено на воспитание любви к Богу, к ближним, к Родине.
Одним из насущных дел в этом направлении может стать «Библиотека русского учителя». Ее основу должны составить своего рода «системы воспитания», запечатленные в творчестве наших классиков. Цель русской литературы, как и традиционной педагогики, — возвышение человеческого сердца. Эту «Библиотеку…» следует создавать и с привлечением изданных недавно трудов современных подвижников благочестия. Это — наши духовные «боеприпасы» (по слову афонского старца). С их помощью лучше прозревается и мировое значение русской классики. Литература призывала смотреть на первых, своих «лучших людей», «прямых и надежных людей» — с ними мы и победили в Отечественную войну. Есть в обществе идеалы или их нет — этот вопрос, поставленный русскими писателями, поистине становится вопросом нашей жизни и смерти. И не только на духовном уровне, но и — на биологическом. Отсутствие высшей цели существования, идеалов, духовное неблагополучие разрушительно действуют на нацию. Об этом тревожится, к примеру, профессор-медик А. Гундаров в книге «Почему мы вымираем, как нам выжить?» Но вот как просто говорит о. Ярослав Шипов, автор замечательных духовных рассказов из современной жизни: нам надо думать, что мы можем сделать на своем месте, как мы можем лучше служить Христу. А когда лучше будем служить Христу — больше, искреннее, усерднее, — тогда что-то в лучшую сторону и изменится…
…До сих пор перед глазами стоит волнующая картина: Крестный ход от храма Христа Спасителя на Красную площадь с возвратившейся на Родину Чудотворной иконой Тихвинской Божией Матери — одной из главнейших святынь православной России. И вот Красная площадь с раздающимся над ней голосом патриарха Алексия II, с морем людей под ликующим июньским небом, стоящих на коленях с молитвой ко Пресвятой Владычице за Отечество, за наших ближних. И вспоминая, как рядом со мной опускались на священные камни главной площади страны молодые и старые, мамы с детьми и юноши с девушками, думаю о том, что не пропала Россия, жив в ней дух веры. С ним воспрянем мы и наша священная русская земля.
…самобытная, роднаяЗаговорила старина,Нас к новой жизни подымая…
Н. Языков
Сергей Небольсин
Крылатый конёк*
Ершов Петр Павлович (1815, деревня Безрукова — 1869, г. Тобольск): рус. писатель (лирика, драмы, поэмы, рассказы, эпиграммы). Видный культурный деятель Сибири. С 1831 студент Петерб. ун-та, с 1836 учитель, позже дир. гимназии в Тобольске. Главное произв. — сатирич. сказка в стихах «Конёк-горбунок» (1834, полн. изд. 1856). Создана в традициях демократич. сатиры средневековья и Возрождения, отличается фольклорной яркостью языка, содержит острую критику царизма и чиновничества. Получила одобрение П. Плетнёва и Пушкина.
По энциклопедиям и справочникам
О Ершове. Я слышала от старых русских здесь, что он автор сказки про маленького горбатого коня.
Он был father-in-law (тесть или зять?) вашего химика Менделеева. Это сказал аспирант, который изучает историю химии. Старые русские здесь помнят сказку с довольной улыбкой. Между прочим. Молодой эмигрант-венгр в Торонто (это Канада) сказал, что на их языке есть хороший перевод. Но в этом переводе название Маленький огонь-конь. Сама я по-английски не читала. Мы имеем Винни Пуух и Майти Маус.
Американка полурусского происхождения, письмо 2004 г. из Чикаго, штат Иллинойс
В н у к (лет шести): — Бабуся, а самолет как большой Конёк-горбунок?
Б а б у ш к а (чуть подумав): — Надо ему только у Горбунка подучиться…
В н у к: — И чтобы в космос! Или чтоб не падать?
Тюменский аэропорт, 2004
Прочитать «Конька-горбунка» ребенком у нас доводится едва ли не каждому. Правда, иному здесь пришлось и остановиться: разве только ту же сказку прочтут ещё всем своим малым детям, а потом и внукам. (Обычно титул книжки уведомляет: она «для старшего дошкольного возраста».) Однако соприкоснуться с ершовскими творениями судьба может счастливо сподобить взрослого и по-другому.
Что означает, например, войти в дела нового издания Ершова? Это уже что-то совсем особое. Объехать снова ершовские места, Западную Сибирь в первую очередь; заглянуть и дальше, в Восточную (каждая по-своему родная). Увидеть, говоря не вполне по-ученому, закопёрщиков-зачинателей и мастеров-исполнителей необычного предприятия. А как многого стоит пересмотреть рисунки к «Горбунку», перелистать его зарубежные издания. Вглядеться в архивные рукописи со старинными почерками Ершова и его современников. Вспомнить или представить себе Петербург прошлых веков (к судьбе Ершова он касательство имел); с кем-то завязать переписку. Многие и многие дорожат памятью о Ершове — многие и люди, и места.
Больше всего дорожат, конечно, самою памятью своего детства. Но заметим: ведь памятью детства дорожат, очевидно, и «радиомалыши» — те, кто воспитаны на Чебурашке, на Винни-Пухе. Такое детство для них тоже своё. Под Чебурашку с Винни-Пухом они могут ведь к тому же подновить и что-то совсем коренное. Немного химии, слегка синтетики — и вот уже, скажем, создан любезный миллионам и миллионам «олимпийский ласковый Миша». Разница серьезная — или вы думаете, её нету?
Чистота и неповрежденность той оптики, которая призвана высокоточно обеспечивать человеку уже в малолетстве самый исходный взгляд на родной мир — вопрос великий. И все же ершовский вопрос ещё крупнее. Это вопрос о том взгляде на мир, который должен быть зорок и чист в любом возрасте. Этот взгляд не поздно принять или выправить и в зрелости — и что бы там ни говорили, но он должен быть и оставаться тем же самым для всех и в любую эпоху.
* * *
Там русский дух… Там Русью пахнет!
Каждая нянина сказка есть чудо-прелесть, каждая есть поэма; вот что обеспечивает человеку полноценную образованность. Такое было впечатление у Пушкина в Михайловском в 1824–1825 году. Тогда он вновь после бабушкиных («мамушкиных») очарований в младенчестве, но теперь уже совсем не по-детски и сильнее испытал покоряющую власть народного и его бесподобную красоту.
Это другому — это самодостаточно высокой книжной учености надо на что-то равняться, надо себя восполнять и кое-чему учиться. Так великий сын народа и сам сделал. Он сам попробовал себя в по-народному высоком искусстве. Сперва дополнил кое-чем существенным «Руслана и Людмилу». Потом создал бесподобных «Балду», «Царя Салтана», «Мертвую царевну», «Рыбака и рыбку», «Золотого петушка». Однако и более того. Не успел поэт всего названного создать и издать, как вдруг встретил питерского университария — жителя скромных Песков, юного сибиряка-тоболяка. То есть встретил Петра Ершова, выслушал — и передал дело подлинно русской, нелощёно-яркой поэзии в новые руки.
