— Они хотели услышать красивую сказку. Женщинам просто необходимо верить в то, что на свете существует любовь.
Палач нахмурился, явно озадаченный ее ответом.
— Зачем?
— Потому что люди очень редко находят ее.
— Значит, ты действительно веришь в то, что любовь существует?
— А ты действительно собираешься помочь мне уехать из Китая живой и невредимой?
Чжи-Ган удивленно заморгал, никак не ожидая того, что она посмеет дерзить ему. Все это было так забавно, что он даже улыбнулся. Сестра Мария, однако, крепкий орешек.
— Я дал слово, что помогу тебе уехать из Китая, и сдержу его. Мне абсолютно все равно, каким образом ты исчезнешь из этой страны — уплывешь на корабле или твое бездыханное тело зароют в землю.
— Тогда отпусти меня. Я просто хочу уехать из вашей ужасной страны.
Он покачал головой.
— Согласно твоей истории, мы с тобой безумно любим друг друга. Что скажут люди, если ты возьмешь и уедешь сейчас?
Она сидела, низко опустив голову, и молчала. Как это ни странно, но роль послушной китайской жены очень шла ей. Правда, под этой маской смиренной женщины скрывалась…
— Ты — не монахиня, — вдруг заявил он. — Тот опиум, который курил Цзин-Ли, принадлежал тебе.
Услышав слово «опиум», Анна быстро подняла голову и посмотрела на него. Ее лицо было бледным как полотно.
— Да, — настаивал палач. — Цзин-Ли курил его вместе с нашим капитаном и его семьей. Я нашел и уничтожил твой опиум, но я не уверен, что это был единственный тайник. Я не рискну плыть на этой лодке, пока не очищу ее от заразы. Капитан, обкурившийся опиумом, не может управлять судном. Не хватало, чтобы он посадил его на мель или разбил о скалы.
Чжи-Ган замолчал и пристально посмотрел на нее. Она изо всех сил старалась казаться спокойной, чтобы скрыть свое отчаяние и страстное желание получить опиум. Ему часто приходилось видеть людей, подверженных этой пагубной страсти.
Он глубоко вздохнул, чувствуя нестерпимую боль во всем теле.
— Ты — наркоманка, — жестко произнес он. И это была горькая правда.
Анна вздрогнула, но не проронила ни слова. Какой смысл отрицать очевидную истину?
— Но как это могло произойти? — не скрывая удивления, спросил он. — Где и у кого белая женщина может приобрести такое количество опиума? — добавил он и посмотрел на свою красавицу жену — лгунью и мошенницу. — По всей вероятности, ты — наркокурьер. Притворившись миссионером, ты доставляла опиум в отдаленные провинции Китая, продавала его, а потом снова возвращалась в Шанхай за новой партией.
Лицо Анны стало смертельно бледным, однако глаза были ясными, а голос звучал громко и уверенно.
— Если это правда, то зачем мне нужно было бежать на юг с мешком опиума?
Всю дорогу до Хуай-ань он задавал себе этот вопрос, но так и не смог найти на него ответ. Все прояснилось несколько минут назад, когда он случайно услышал рассказ сестры Марии о любви и ее желании. Достаточно было внимательно послушать эту историю, и все тайное сразу же стало явным.
Она говорила о страстном желании, о том, что сильно нуждается в чем-то таком, что для нее является необходимостью, без которой ей не жить. И если это попадет к ней в руки, то она уже не расстанется с ним ни за что на свете. В своем рассказе она называла это любовью, но Чжи-Ган знал, что это неправда. Ей нужен был опиум, она думала только о нем.
Он засмеялся, однако смех его был невеселым.
— Ты наркоманка, попавшая в собственные сети. В те сети, которые ты расставляла для моих соотечественников. Ты убежала, потому что не могла продавать наркотик, в котором сама отчаянно нуждалась. — Он покачал головой, удивляясь подобной глупости. — Ты прекрасно знаешь, что тебя могут убить. Это сделает либо покупатель, который не получил свой товар, либо тот, кто поставляет тебе опиум. И что же ты собираешься делать, когда израсходуешь весь свой порошок? — спросил он и снова покачал головой. — Глупо, все это ужасно глупо.
— Ты хочешь сказать, что так может поступить только женщина, — медленно, растягивая каждое слово, произнесла Анна и тоже засмеялась. — Жить только настоящим и не задумываться о будущем. Умный мужчина обычно оставляет что-нибудь для себя. Это даже в порядке вещей — так сказать, плата за выполненную работу. Можно украсть немного для себя, а остальное продать. В результате мой товар останется целым, я получу свою долю опиума и никому в голову не придет мысль о том, чтобы убить меня. Ты думаешь, что я не могу мыслить ясно, потому что я женщина?
Так оно и было. Но то, как уверенно она держалась, свидетельствовало об обратном. А если она и в самом деле говорит правду? Нет, это невозможно! Однако ему очень хотелось верить ей.
— Тогда расскажи мне всю правду. Кто ты? Почему ты развозишь опиум?
Анна покачала головой, тем самым подтвердив его подозрения.
— Твой друг Цзин-Ли, — сказала она, уходя от ответа, — он ведь тоже наркоман?
«К сожалению, она права», — подумал Чжи-Ган, но сказал совсем другое:
— Речь сейчас не о моем друге.
— Неужели он не делает глупостей, когда накурится опиума? — Анна с присущим ей упорством продолжала гнуть свою линию и не обращала на его возражения никакого внимания. — Он, наверное, болтает без умолку или молчит как рыба, а может, делится своими, а заодно и чужими тайнами?
И да, и нет. Палач и его друг до сих пор живы только по одной причине: евнухи думали, что Цзин-Ли, одурманенный опиумом, не понял того, что императрица организовала заговор против собственного сына. Цзин-Ли проснулся слишком поздно и не смог помочь императору, но зато успел спасти Чжи-Гану жизнь.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— А что бы ты делал на моем месте, — ответила Анна вопросом на вопрос, — если бы тебя с самого детства заставляли заниматься торговлей опиумом? Если бы, кроме этого, в твоей жизни ничего больше не было?
— У белых людей есть и другие возможности заработать себе на жизнь. Мы не приглашали вас в Китай, и мы не хотим, чтобы вы жили в нашей стране.
Она кивнула в ответ.
— Я тоже не хочу здесь жить. Но женщины — англичанки или китаянки, не важно — всегда зависят от мужчин, — сказала она и, вскочив на ноги, стала быстро расхаживать по комнате с пылающим от злости лицом. — Я не-на-ви-жу эту страну! Я ненавижу опиум, который мне приходилось доставлять. Я ненавижу людей, покупающих этот чертов порошок и отравляющих им крестьян, которые потом до конца своей жизни попадают в зависимость от этого зелья. Знаешь, я видела всех этих людей — крестьян, их детей, торговцев и даже высокопоставленных чиновников. После нескольких лет употребления опиума все они оказывались в нашем госпитале. В том, что находится в миссии. Я видела, как они медленно умирали и все равно умоляли дать им в последний раз покурить эту отраву. Я видела всех этих людей, — яростно прошипела она.
