– Жорик, открывай, – наконец сказал Заика.
– Сам открывай, – произнес Медведь. – Я не могу.
Заика с видом минера щелкнул замками. Перед тем как открыть дипломат он закрыл глаза.
– Что там? – открыв дипломат, спросил Заика, не ведая о том, что его дружок вслед за ним тоже закрыл глаза, причем, прикрыл их еще и руками.
– Сам смотри, – ответил Медведь.
Заика медленно открыл глаза и увидел, что дипломат забит деньгами, отчего он потерял дар речи.
– Б-б-б, – все, что смог он произнести.
– Что? – терзаемый любопытством, но, продолжая держать глаза закрытыми, спросил Медведь.
– Б-б-б, – продолжал бубнить Заика.
Медведь не выдержал и открыл глаза. От количества денег лишился дара речи и он.
Их словно заклинило и свои бьющие через край радостные эмоции они выражали друг другу, как глухонемые – жестами и невнятными бормотаниями.
Ликующий от радости Заика в боксерской стойке нанес по животу Медведя серию ударов. А он, в свою очередь, потряс Заику за плечи. Сила тряски вернула Заике дар членораздельной речи.
– Бабки! – сжав кулаки, словно в экстазе, закричал он. – Да! Да!
От счастья Заика схватил Медведя за уши и, буквально, повис на них.
Медведь взвыл от боли. От страстного выпада приятеля заговорил и он:
– Бабки! Есть! Обормот ты мой!
Ударяясь друг с другом бедрами, они станцевали танец живота. Потом Заика схватил дипломат, а Медведь – шубу. Обменявшись рукопожатием, они вышли из спальни. Но, едва ступив за ее порог, они повалились на пол, потеряв сознания. Первым повалился Медведь, содрогая пол и стены дома, а вслед за ним и Заика.
* * *
Через несколько минут в доме находились милиционеры. Они склонили головы над Медведем и Заикой, которые все еще продолжали валяться на полу без чувств. Рядом с милиционерами стоял вызвавший их человек. Молодой лейтенант спросил у него:
– Как вам удалось уложить их двоих?
– Поленом, – ответил он, – но я только этого бугая ударил, а другой сам упал, наверно, от страха. Видите ли, мой родной брат, хозяин этого дома, продюсер спектакля, который он привез в ваш город. А я актер и играю в этом спектакле. Я только сегодня приехал и довез кое-какой реквизит для спектакля. Как они вошли, я не слышал, дом-то большой. В это время я репетировал роль сумасшедшего и когда они вошли ко мне в комнату, я остался в образе своего героя. Они приняли меня за беспомощного недоумка и не стали обращать на меня никакого внимания. Оставив меня без присмотра, они занялись своим черным делом, а я, уличив момент, позвонил к вам в милицию. Вы задерживались, и мне ничего не оставалось, как что-то предпринять, ведь они могли уйти. Вот я и стукнул по голове этого бугая, когда они выходили из спальни. А другой сам повалился, видно, со слабыми нервами был чурка.
– Что ж, – улыбнулся лейтенант. – Ваша игра заслуживает аплодисментов. Я обязательно приду на ваш спектакль.
Милиционеры привели Медведя и Заику в чувство. Отобрав у них шубу и дипломат, стражи порядка повели их в «воронок».
– Эй, ребята, – крикнул актер вдогонку Медведю и Заике, – а деньги-то в дипломате бутафорные! Они предназначены для спектакля, как и моя инвалидная коляска!
Перед «воронком» Медведь пропустил Заику вперед.
– С-спасибо, Жора, – поблагодарил его за это Заика.
– Пожалуйста, – произнес Медведь и наградил Заику очередным пинком. Заика пулей влетел в машину.
– Г-грубо, но эффективно, – засиял он глупой улыбкой.
* * *
Оставшись дома один, актер, хитро щурясь, по-наполеоновски сложил руки на груди. Он предвкушал успех своей роли. В своем воображении он видел себя на сцене с полным залом зрителей, которые забрасывали его цветами и кричали ему: «Браво!»
Не судьба
Это была даже не Сахара. Природа всерьез рассердилась на нас.
Мы бежали, а стояла невыносимая жара, от которой мне представилась печь крематория, чьим полыхавшим огнем, словно идущим из самого ада, я вот-вот буду поглощен.
Я чувствовал, как моя одежда пропитывается влагой моего пота. А хорошо знакомый со своей индивидуальностью, я знал, что в первую очередь намокнут мои брюки в районе ягодиц. С пятном в таком месте не очень-то приятно находиться среди людей. Я, как воспитанный и культурный человек, заботился об этикете, и подобное проявление моей физиологической особенности не могло меня не беспокоить. А что делать, нам никак нельзя было опаздывать на последний в этом году экзамен. И мы неслись, как угорелые.
Мы, это я и мой друг, однокурсник Эдик – славная парочка, которая весь год опаздывала на лекции профессора Егора Егоровича. Он долго терпел нашу наглость, но, в конце концов, не выдержал и сказал нам, что если мы умудримся опоздать еще и на его экзамен, то он – дословные его слова – безо всякого там точения ляс влепит в наши зачетки «неуд», и дело с концом. У нас не было причин на то, чтобы ему не поверить.
Я жаждал выпить глоток воды, но мой внештатный вдохновитель – пропади он пропадом – не позволял мне сделать это.
– Сдашь экзамен, – сказал Эдик, – и тогда хоть упейся. И не только водой.
Я же готов был обзавестись «хвостом» лишь бы влить в себя стакан холодной воды.
Толпы счастливых людей направлялись на пляж, и мне захотелось увязаться за ними, но мой дружок, будь он не ладен, словно читая мои мысли, произнес:
– И не мечтай. Вот сдашь экзамен и купайся хоть до посинения.
Силы меня оставляли. Куда же я такой? Даже то малое, что я знал, вылетело из моей головы, и я боялся, что это навсегда.
– Ничего, – сказал мой телепат, – главное вовремя появиться, а там выкрутимся, как всегда.
Нам бы в машину сесть, подумал я.
– И не думай. Ты посмотри, какая пробка. Только ножками и успеем, ножками, – выдал мой марафонец.
– Ты не тот институт выбрал, – задыхаясь, проговорил я. – Тебе с твоими способностями угадывать чужие мысли надо было учиться на следователя, а не на гинеколога.
Всю ночь не спать и еще этот кросс! Еще немного и моя голова раскалится, а там и вскипят мои, уже пустые, мозги!
Асфальт плавился и проминался под ногами. Изнемогая от палящего солнца, я, едва передвигая ноги, ждал второго дыхания, не испытывая на сей счет никакого оптимизма. А моему дружку – варвару, бегущему по злополучной дистанции, все было нипочем. Когда он активно занимался спортом, я активно смолил сигареты. Вот и получилось, что в нашем марафоне я выглядел как умирающий лебедь, а он – как дикий конь. Варвар он и есть варвар. Безжалостный инквизитор! Из-за его пренебрежения ко мне его следовало еще не так окрестить.
Выжимая из себя последние силы и будучи реалистом, я понимал, что мои бездарные потуги ни к чему не приведут. В лучшем случае я добегу до института и упаду там, в предсмертных судорогах, а в худшем – это произойдет через метров сто – сто пятьдесят. А поэтому мне по любому экзамен не сдать. Так зачем тогда над собой понапрасну издеваться, подвергать себя такой пытке?
Моему безумию необходимо было срочно положить конец, ибо исход будет непредсказуем. Мне бы чего-нибудь вроде допинга, но где ему было взяться. Короче, я готовился к самому худшему – перед моим мысленным взором вновь возникла печь крематория.
И вдруг я увидел такое, что никак не ожидал лицезреть. Это было для меня даже не допингом, это было нечто большее.
Через дорогу от нас я увидел воплощение моей мечты, мой идеал женской привлекательности, который создавался моим богатым воображением годами.
Она, прелестное чудо, стояла на остановке и мечтательно смотрела перед собой. Завороженный ее красотой, почувствовав к ней мгновенную вспышку притяжения, я остановился и дальше двигаться уже просто не мог.
От легкого ветра передняя часть воздушного сарафана девушки прильнула к ее телу, да так, что можно было по достоинству оценить всю ее фигуру. Очертания плавного изгиба ее бедер, длинных ног и небольшой плотной груди просматривались со всей четкостью, почти так, как если бы она стояла совершенно голая. Ее безупречная фигура, ее колыхавшиеся на ветру шелковистые волосы, и ее лицо, выражавшее некую одухотворенность, сразили мое сердце.
Я представил ее на берегу нашего моря, где она ждет своего возлюбленного из дальнего плавания. И этот возлюбленный не кто иной, как я сам. Меня, подавшемуся радужному возбуждению, влекло к ней магнитом.
– Ты что остановился? – возмутился мой напарник.
– Глянь, какая девушка!
– Нечего на девушек смотреть, вот…
Я не дал ему договорить:
– Если ты сейчас скажешь, что вот сдашь экзамен и тогда встретишь еще уйму таких, я тебя покалечу. Такую я не встречу.
– О ком ты говоришь? – поинтересовался Эдик.
– Вон, на остановке стоит, в сарафане, – указал я.
– А-а-а, так я ее знаю. Ее Даной зовут. У меня и номер ее домашнего телефона есть. – Эдик достал записную книжку. – Вот: 988319. Так что, вперед, а потом позвонишь.
– Да ты что?! Какой ты молодец! – обрадовался я и полез его целовать.
