Саймон снова шагнул к Нелл, и она тут же поспешно отступила.
— Ну вот, — огорченно покачал он головой, все понимая, — но это же не имеет смысла. Почему вы так пугливы? Ведь вы вовсе не из робкого десятка.
— Я вовсе не пуглива, — возразила Нелл, но прерывистое дыхание выдало ее с головой.
Его взгляд лениво скользнул по ее шее вниз и остановился на груди с нескрываемым сексуальным интересом. Потом, без тени стыда, переместился на бедра и снова поднялся к губам, мгновенно пересохшим под его откровенным взглядом. Девушке с минимальным чувством собственного достоинства не понравился бы подобный оценивающий осмотр, которому мужчина обычно подвергает купленную им проститутку.
Но Нелл не могла себе лгать. Перед ней стоял мужчина, который вызывал в ней искреннее восхищение. Будь он животным, он бы выиграл все конкурсы на лучший экстерьер, поскольку являл собой великолепнейший экземпляр своего вида. Люди тоже в некотором смысле животные, но никогда прежде она не осознавала этого так остро, как сейчас, когда по всему ее телу разливалась горячая волна желания.
Ее прерывистое дыхание не осталось незамеченным. Он посмотрел ей в глаза и неожиданно игривым тоном спросил:
— Неужели так страшно стать моей женой?
Нелл мучительно покраснела, поняв подтекст. «Стать женой» означало «заняться любовью».
— Я совсем вас не знаю, — сквозь зубы процедила она. — Может, и не страшно. Откуда мне знать?
— Для вас я открытая книга. — Он снова шагнул к ней, и на этот раз Нелл не двинулась с места. К черту его откровенные взгляды и запугивание!
Это не укрылось от его внимания.
— Нет, вы все‑таки боитесь, — тихо сказал он. — Обещаю, прелестная Нелл, не соблазнять вас… до ужина.
С этими словами он протянул руку, чтобы погладить ее шею. Нелл следила за его движениями, с трудом сдерживаясь, чтобы не отстраниться. Тогда ее нерасположенность к такому тесному общению станет очевидной.
«Все нормально, — мысленно говорила она себе, пытаясь успокоить бьющееся сердце. — Графу хочется всего лишь прикоснуться к девушке, на которой он собирается жениться, и в этом нет ничего страшного».
Однако его касания, казалось, обжигали ей кожу сквозь шерстяную ткань. В глубине души Нелл чувствовала себя ужасной грешницей и распутницей. Она хотела мужчину, во власти которого было стереть ее в порошок, но он прикасался к ней с непривычной нежностью. Из этого не могло выйти ничего хорошего.
Тем временем его ладонь медленно двинулась вдоль ее руки от плеча к запястью, и ей нестерпимо захотелось прильнуть к нему всем телом.
Его чувства тоже были разбужены. На шее явственно бился пульс, дыхание было горячим и прерывистым. Их взгляды встретились.
— Скажи, — пробормотал он, — что ты сейчас чувствуешь?
У нее перехватило дыхание, но она все же пролепетала:
— Чувствую вашу руку.
— Как глупо! — с тихим укором в голосе проговорил он. — Я бы мог многое сделать для тебя. Я не собираюсь учить тебя аристократическим манерам, но что касается остального… я отличный преподаватель всего, что касается удовольствий, красоты, искусства и шарма. Могу давать уроки скандала, — тихо засмеялся он, — и… власти.
Его пальцы переплелись с ее пальцами.
— Тебе нужны деньги, — продолжил он, — это мне хорошо известно. Но нужна ли тебе власть, Нелл?
Власть! От этого слова у нее по спине побежали мурашки. Именно своей властью пользовался сейчас Сент‑Мор, пригвоздив ее к месту только словами и легким прикосновением пальцев. Причем это была страшная власть, равно как и сама ситуация, в которой обнаружилось существование такой власти. Ей было бы гораздо проще, если бы он применил более жесткие формы власти — физическую силу, окрики. Как противостоять грубой силе, она хорошо знала.
Но с Сент‑Мором все обстояло не так просто, как ей бы хотелось. Сама идея власти предполагала новые измерения, когда ее высказывал человек, владеющий этим роскошным домом, купивший ей всю одежду, вошедший в здание городской тюрьмы и за четверть часа сумевший освободить Ханну, даже не повысив голоса. Вот и теперь он выглядел совершенно невозмутимым и уверенным в себе, в то время как ее кожа вспыхивала жарким огнем там, где к ней прикасались его пальцы. Он чародействовал всего одним пальцем, медленно поглаживая середину ее ладони.
Такая власть была гораздо опаснее удара кулаком. Сначала он подчинил себе ее тело, потом пригласил ее воображение присоединиться к заговору против нее самой. Желания, амбиции, красавец граф — это было слишком для нее! Со всем этим бороться одновременно она не могла. Он сделал ее врагом для себя самой.
Эта мысль пронзила Нелл насквозь. Взглянув ему в глаза, она твердо сказала:
— Я не слабачка. И если вы думаете, что меня легко подчинить, то сильно ошибаетесь.
— Эти мозоли на твоих руках рассказывают свою собственную историю, — тихо ответил он. — Ты продавала свой труд и время. Только представь, как это хорошо — жить так, как тебе захочется, никому не подчиняясь и не давая отчета. Я могу тебе это дать.
Такое предложение вряд ли мог сделать ей кто‑либо другой. К тому же она не сомневалась, что он выполнит свое обещание.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал ее пальцы. Это прикосновение эхом отдалось во всем ее теле, и волна приятного тепла накрыла ее с головой.
— Ты сможешь игнорировать мнение света, — продолжал говорить Сент‑Мор, — или же навязывать этому свету свое мнение. — Он поднес ее руку к лицу и прижал ладонь к своей щеке. — Это сильнее, чем наркотик…
Как странно, он заставил ее коснуться его щеки. Зачем? Нелл смотрела на свою руку и понимала, что так женщина может прикоснуться к своему возлюбленному, чтобы выразить нежную и искреннюю привязанность к нему.
Эта мысль вызвала в ней панику. Он соблазнял ее не только телом, но и ложными надеждами. «Посмотри, — говорил его жест, — ты прикасаешься ко мне так, словно мы можем любить друг друга». Какой жестокий обман! Какой коварный замысел! Она хорошо знала себя и мужчин его типа. Встреча между ней и таким мужчиной могла состояться лишь в темном закоулке и за определенную плату.
Она выдернула свою руку.
— А вы знаете, что я воровка?
Очевидно, он на какое‑то время оглох, потому что смотрел на нее с прежней улыбкой.
— Скорее догадывался, особенно когда увидел свой шелковый носовой платок в руках твоей подруги.
— Да что там платок! Я бы украла гораздо больше, если бы только смогла. Я бы своровала кольца с вашей руки.
— Но теперь‑то тебе не придется этого делать. Тебя пугает кража?
