class="p">– Вот почему ты мне всегда нравилась, – говорит она мне. – Ты трудолюбивая. Как и я. Мы знаем свои обязанности. Не думаю, что Мэйсон когда-нибудь повзрослеет и станет кем-то, на кого я смогу положиться.
– Но он заботится о тебе, – говорю я.
– Знаю, – отвечает Патриция. – Но я продолжаю пытаться изменить его. И ты знаешь, что в конце из этого ничего не выходит.
– Тебе лучше знать, чем мне, – я делаю глоток вина. – Думаю, что мои самые долгие отношения длились месяц.
– Почему так? – спрашивает Патриция, ставя бокал с вином на журнальный столик. – Ты знаешь, что ты прекрасна, Камилла. Как бы ты ни старалась это скрыть.
– Не знаю, – я качаю головой, слишком смущенная, чтобы встретиться с ней взглядом. – Просто занята работой и семейными делами.
– Иногда быть эгоистичным – это нормально, – говорит Патриция. – Вся моя семья – гребаный беспорядок. Это не помешало мне добиваться того, чего я хочу. Я собираюсь продолжать работать. Продолжать копить деньги. Добиваться чего-то. Если они хотят вечно оставаться в одном и том же цикле, это их проблема.
– В этом есть смысл... – говорю я, крутя тонкую ножку бокала между пальцами. – Для меня это сложно... Вику и моему отцу нужна моя помощь. И они этого заслуживают. Мой отец всегда много работал. Ему просто не повезло.
Патриция сочувственно кивает.
– Что ж! – говорит она. – В любом случае, ты можешь немного повеселиться сегодня вечером. Ты принесла одежду, чтобы переодеться?
– Нет... – говорю я, глядя на свои джинсы и футболку. – Я собиралась надеть это.
– На пляж? – она качает головой, затем хватает меня за руку и тащит в свою спальню. – Давай, глупышка. Можешь одолжить что-нибудь из моей одежды.
Шкаф Патриции так же хорошо организован, как и остальная часть ее квартиры. Она перебирает вешалки, вытаскивает несколько вещей, чтобы подержать их передо мной, затем кладет их обратно. В конце концов она достает комбинезон с принтом, который напоминает мне о подушках на ее диване.
– Надень это, – приказывает она.
– Э-э-э, – я качаю головой. – Без обид, но этот комбинезон напоминает мне тот, который носят малыши. Кроме того, как в нем писать?
– Просто опускаешь его, – смеется Патриция.
– Типа, до конца?
– Да.
– Значит, я совершенно голая?
– В принципе, да.
– Как я буду делать это на пляже?
– Просто… иногда нужно страдать, чтобы выглядеть сексуально, – сообщает мне Патриция.
– Это не похоже на хороший компромисс.
– Даже для Неро? – говорит она, бросая на меня озорной взгляд.
Блин, она действительно не успокоится.
– Особенно для него, – говорю я.
– Чушь собачья! – говорит Патриция. – Я знаю, что между вами двумя что-то происходит. Ты ни с того ни с сего стала ходить на вечеринки. Он спасает тебя от копов...
Я сжимаю губы, как будто это вдруг поможет мне стать лучшим лжецом.
– Выкладывай! – говорит Патриция.
Это не дружеский бокал вина. Она чертов следователь ЦРУ.
– Хорошо! – я кричу, срываясь, как будто меня пытают водой. – Мы поцеловались.
– Я знала это! – шепчет она, ее глаза светятся ликованием.
– Но это все! – поспешно добавляю я. – И это, вероятно, никогда больше не повторится.
– Вероятно… – говорит Патриция.
– Более вероятно. Почти наверняка.
– Верно, – она ухмыляется. – И?
– И что?
– Он на вкус как вишневый пирог?
– Нет, – смеюсь я. – Хотя он пахнет потрясающе…
– Боже, я знаю…– стонет Патриция. – Однажды я примерила его куртку в старшей школе. Я хотела жить в ней вечно…
– Его пот похож на кошачью мяту. У меня от него голова кругом.
Приятно признаться в этом кому-то.
Патриции это нравится – она обнаруживает, что у меня все-таки есть к нему чувства. Время от времени.
– Всё, – говорит она. – Сегодня вечером мы дойдем до конца. Ты будешь выглядеть чертовски великолепно.
Я позволяю ей затащить меня в ванную. Она тратит почти час на мои волосы и лицо.
Волосы – это самое сложное.
– Ты делаешь уходовые процедуры перед шампунем? – спрашивает меня Патриция.
– Типа… причесываться? – говорю я.
– Малыш Иисус, пожалуйста, скажи мне, что ты не расчесываешь волосы.
– Я имею в виду… Я как бы должна.
– О, боже мой. Гребень с широкими зубьями, женщина, не является расческой. А что насчет кондиционера? И пользуешься ли ты атласным платком на ночь?
– Я пользуюсь шампунем Suave…
Патриция ахает, как будто я в нее выстрелила.
– Ты УБИВАЕШЬ меня, – шипит она.
С большим количеством несмываемого кондиционера и бесконечным терпением Патриции удается укротить мою гриву и превратить ее во что-то, что на самом деле выглядит намеренно – или, по крайней мере, менее электризовано.
Она также проводит много времени на моем лице, увлажняя мою кожу и придавая форму бровям, прежде чем даже начать наносить макияж.
Когда она наносит увлажняющий крем мне под глаза и на щеки плавными, уверенными движениями большого пальца, я чуть не плачу. Обо мне никогда так не заботились. Это так нежно и так любяще.
– Что случилось? – говорит Патриция.
– Извини, – шмыгаю я носом. – Просто… Эм-м-м… моя мама никогда не показывала мне, как делать прически и все такое.
Патриция ставит флакон с увлажняющим кремом и обнимает меня.
– Извини, – говорю я снова. – Знаю, что это глупо. Я взрослый человек и могла бы сама научиться этому…
– Нет проблем, правда, – говорит Патриция. – Просто, пожалуйста, покажи мне, как поменять масло в моей машине, потому, что я не делала этого с тех пор, как купила ее.
– Договорились, – говорю я, слишком сильно обнимая ее в ответ.
– Хорошо, – наконец говорит Патриция, закончив работать над моим лицом. – Посмотри.
Она поворачивает меня лицом к зеркалу.
Это забавно, потому что я не выгляжу так уж по-другому – это все еще я. Просто версия меня, которая сияет, как гребаный ангел. Легкий блеск на губах и щеках, немного подводки на глазах и грива мягких спиралевидных локонов, темных у корней, переходящих в карамельный оттенок на концах.
Даже комбинезон выглядит чертовски мило.
