она упоминала об этом.
– Там я с ней и познакомился.
– Рада за тебя, – говорю я, стараясь, чтобы это звучало искренне. Идея о том, что Леви заигрывает с Эли, засовывая долларовые купюры ей в стринги, совсем не романтична для меня.
– Я также видел там твою маму, – говорит Леви. – До того, как она уволилась.
Мою кожу покалывает от гнева и отвращения.
Мне насрать, что моя мама занималась стриптизом или чем там еще она занималась. Это ее выбор. Что я, блядь, презираю, так это то, как все пытаются использовать это как оружие против меня – чтобы опозорить и унизить меня.
– Она была очень горячей, – говорит он с уродливой улыбкой на лице. – Горячее, чем ты
– Я знаю это, – сухо отвечаю. Все всегда говорили, какой красивой была моя мама. В молодости она хотела стать актрисой. Она хотела навечно войти в историю, как Софи Лорен или Ава Гарднер.
Вместо этого она забеременела мной.
Я не сержусь на нее за то, что она бросила меня. Ей было шестнадцать лет – намного моложе, чем я сейчас. Даже моложе Вика. Еще ребенок.
Я злюсь, потому что она так и не вернулась. Я должна слышать о ней от таких придурков, как Леви. Я должна знать, что она все еще здесь, в Чикаго. Я должна задаваться вопросом, все ли с ней в порядке. И я должна задаваться вопросом, почему она больше мне не звонит. Ей стыдно? Больно? Или ей просто все равно?
Леви все еще улыбается мне той жестокой улыбкой.
Почему мужчинам так нравится причинять боль женщинам? Почему он чувствует себя хорошо, заставляя меня чувствовать себя плохо?
– Я получила деньги, – говорю я, протягивая ему пачку банкнот, которую дал мне Шульц.
– Хорошо, – он передаёт купюры Сионе. – Рад видеть, что у нас не будет проблем.
Во всяком случае, не прямо сейчас.
– У тебя остались еще экстази? – спрашивает Леви.
– Немного.
– Дай посмотреть.
Я достаю из кармана пакетик – тот самый, который Шульц велел мне оставить на случай, если он мне понадобится. Внутри около двенадцати таблеток.
– Хорошо. – Леви снова кивает. – Прими одну.
Я смотрю на него.
– Куда принять? – говорю я глупо.
Леви выпрямляется, улыбка сползает с его лица. Его глаза сверлят мои. Зрачки – крошечные темные точки на фоне бледно-голубых радужек.
– Прими одну. Прямо сейчас, – говорит он.
Я пытаюсь сглотнуть, во рту пересохло.
– Почему? – спрашиваю я.
– Потому что я, блядь, тебе не доверяю.
Мое сердце бьется быстро, но дыхание медленное. Я никогда в жизни не принимала ни один наркотик, кроме нескольких затяжек травки. В основном потому, что я пыталась быть ответственной. Но также и потому, что все это действительно пугает меня. Мне не нравится, когда я не контролирую себя. Не говоря уже о том, что я понятия не имею, откуда Леви это берет. Насколько я знаю, здесь может быть крысиный яд.
– Мне не нравятся наркотики, – слабо говорю я.
– Мне плевать, что тебе нравится, – шипит Леви. – Прими таблетку прямо сейчас, или ты, черт возьми, пожалеешь об этом.
Я бросаю быстрый взгляд на группу. Никто на меня не смотрит. Никто не придет мне на помощь. Патриция разговаривает с Эли. Беатрис танцует с другими девушками. Единственный человек, который вообще обращает на меня внимание – это Сионе, который стоит в нескольких футах от меня, молча наблюдая на случай, если он понадобится Леви. Он мне ничем не поможет – он, вероятно, засунул бы мне весь этот пакетик в глотку, если бы Леви отдал приказ.
– Хорошо… – нерешительно говорю я.
Я достаю одну желтую таблетку. Она твердая и бледная, как аспирин.
Я кладу ее на язык, запивая остатками своего пива.
– Открой рот, – шепчет Леви.
Я открываю рот и высовываю язык, показывая, что проглотила ее.
Леви смеется, снимая напряжение.
– Хорошо, – говорит он. – Иди, повеселись немного.
Я тоже пытаюсь рассмеяться, но даже улыбнуться толком не могу. Я встаю с одеяла, спотыкаясь об него.
О дерьмо. Дерьмо.
Я понятия не имею, что со мной происходит. Я действительно ничего не знаю о наркотиках, что иронично, поскольку предполагается, что я один из членов армии дилеров Леви. Сколько времени нужно, чтобы она начала действовать? Могу ли я спрятаться где-нибудь и выблевать ее, пока ничего не случилось?
Я уже чувствую тревогу и потливость, но не знаю, от наркотиков ли это или просто от нервов.
Господи, почему люди делают это ради развлечения?
Я схожу с ума.
Патриция хватает меня за руку.
– Эй! Что случилось?
– Ничего. Я просто… эм, могу я поговорить с тобой на секунду?
– Конечно. Что ты...
Я собиралась спросить Патрицию, что, черт возьми, мне следует делать. Но в этот момент меня отвлекает вид Беллы Пейдж, присоединившейся к Грише и его друзьям по другую сторону костра. Гриша обнимает Беллу за плечи, как только видит ее, очевидно, не зная, что на днях она была на свидании с Неро.
Я не заинтересована в том, чтобы выдавать ее. На самом деле, есть только одна вещь, которую я хочу от Беллы.
– Неважно, – говорю я Патриции. – Пойдем поговорим с Беллой.
Патриция смотрит на меня так, словно я сошла с ума.
– Что? Зачем нам это делать?
– Просто сделай мне одолжение, ладно? – говорю я.
Вздохнув, Патриция побрела со мной по песку, к небольшой кучке людей.
– Эй! Это Марио Андретти(Американский автогонщик итальянского происхождения)! – говорит Гриша, когда мы подходим. Он смеется и протягивает мне кулак для удара, очевидно, не держа зла на мою гонку с Беллой.
Белла не так довольна. Она хмуро смотрит на меня, вероятно, думая, что не может сходить ни в одно чертово место в этом городе, не увидев меня.
Что ж, она права. Я буду у нее на виду, пока не получу то, что хочу.
– Привет, Белла! – говорю я с фальшивым дружелюбием. – Как прошел твой обед на днях?
Ее глаза расширяются, а щеки краснеют, когда она понимает,
