Он проник в нее. И ритм их был общим, легким, неутомимым и дарующим.
Сдерживая себя, он наблюдал за ней. Он понял, что именно этого он для нее и желал. Он хотел дать ей все возможное и необходимое. Когда она выгнулась и вздрогнула, он почувствовал, как его тело исполнилось мощи, но обуздал себя.
Дэвид нашел ее губы. Это было такое наслаждение! Откуда он узнал, что такое наслаждение возбуждает?
Кровь стучала у него в голове, в ушах гудело, тело продолжало медленно двигаться в одном темпе с телом Эй Джи. Еле удерживаясь на краю, он в последний раз назвал ее имя.
— Аврора, посмотрите на меня. Я хочу знать, когда овладею вами!
Она открыла глаза. Она понимала его. И когда самоконтроль окончательно исчез, осталась нежность.
Глава 10
Элис Роббинс ворвалась на экран в шестидесятых годах юным, неотшлифованным дарованием. Как множество девушек до и после нее, она прилетела в Голливуд, сбежав от скучной жизни в небольшом городке. Она явилась сюда с мечтами, надеждами и амбициями. Какой-нибудь астролог сказал бы, что она родилась под счастливой звездой. Уж если она стреляла, то неизменно попадала в цель.
В свое время у нее случился ранний, спонтанный брак, а вскоре такой же спонтанный развод. Ее фотографии в зале суда были не менее эффектными, чем изображения на экране. Имея за плечами развод и делая успешную карьеру, она радовалась любому бенефису. Будучи красивой и востребованной женщиной, она наслаждалась всеми привилегиями знаменитости. Отчеты о ее любовных приключениях заполняли страницы всех глянцевых журналов. Яркие обзоры и критические статьи, чаще хвалебные, громоздились друг на друга все выше и выше с каждой ролью. Когда ей было немногим больше двадцати, ее карьера достигла пика. И вдруг все оборвалось! Элис Роббинс встретила Питера Ван Кэмпа.
Этот жесткий, упрямый, состоятельный бизнесмен был старше ее лет на двадцать. После двухнедельного ухаживания они поженились, что вызвало немало сплетен. Что это было? Деньги? Слава? Все очень просто — любовь!
Она взяла фамилию мужа и — беспрецедентный случай — сделала ее своим профессиональным именем. Не более чем через год она родила сына и, не раздумывая, решила отложить карьеру. На целое десятилетие она с той же целеустремленностью, с какой делала все, окунулась в семейные заботы и хлопоты.
Когда просочились слухи, что Элис Ван Кэмп вернулась в кино, реклама буйствовала. Болтали о многомиллионном бюджете, предрекая фильму большой успех.
За месяц до выпуска фильма ее сына, Мэттью, похитили.
Дэвид знал прошлое Элис Ван Кэмп. Триумфы и злоключения этой актрисы всегда давали пищу публике. Ее имя стало легендой. Хотя она редко снималась, ее популярность от этого не уменьшалась. О похищении и возвращении сына в прессе сообщалось кратко, без подробностей. Возможно, потому, что полиция вообще не любит разглашать все детали, а Кларисса Дебасс была весьма немногословна. Ни Элис, ни Питер Ван Кэмп до сих пор не дали ни одного интервью по этому поводу. Дэвид понимал, что даже при их нынешнем согласии и явном желании сотрудничать он должен подойти к этому делу очень осторожно.
В свою команду он пригласил немногих и отобрал самых проверенных. «Звезда» — слишком затертое слово, но Дэвид сознавал, что они будут иметь дело с женщиной, полностью соответствующей этому титулу.
Ее дом на Беверли-Хиллз стоял за оснащенными электроникой воротами и забором в два человеческих роста. Сразу за воротами располагалась одетая в форму охрана, которая проверила документы всех прибывших. После проверки им пришлось еще с полмили проехать до дома.
Белый дом с множеством балконов и дорических колонн украшали высоченные шпалеры, увитые цветущими розами. Говорили, что его подарил ей муж за последнюю роль перед рождением сына. Дэвид видел этот фильм бесчисленное множество раз и запомнил его.
Японские вишни сгибались дугами и длинными подолами мели газон. В воздухе стоял их аромат, перебиваемый благоуханием цитрусовых. Остановив машину возле автофургона с аппаратурой, Дэвид заметил павлина, важно вышагивавшего по газону, и пожалел, что его не видит Эй Джи.
Он подумал об этом машинально и даже не спохватился, поскольку думал о ней постоянно и сам не знал, как к этому относиться.
Что он чувствовал? Неуверенность? Желание? Оно не покидало его даже тогда, когда он насыщался ею. Дружба? Он чувствовал, что каким-то странным образом они стали не меньшими друзьями, чем любовниками. Взаимопонимание? Насчет этого сказать что-нибудь определенное труднее. Эй Джи имела сверхъестественную способность отражать, как зеркало, не только свои мысли, но и его, Дэвида. Тем не менее он пришел к выводу, что за внешней уверенностью и напористостью скрывается мягкая, ранимая женщина.
Она была пылкой. Она была сдержанной. Она была знающей. Хрупкой. И еще он знал, что она была соблазнительной тайной, покров с которой надо снимать постепенно, слой за слоем.
Не потому ли он так увлечен ею? Большинство знакомых ему женщин были такими, какими казались: ироничными, амбициозными, воспитанными. Его привлекал к себе совершенно определенный тип женщин. Эй Джи ему полностью соответствовала. Аврора — нет. Если он в ней что-нибудь понял, так только то, что в этой девушке совмещаются две личности.
Дэвид знал, что Эй Джи как агент довольна подписанными с клиентами сделками, включая и соглашение с Ван Кэмпами, но как дочь тревожилась за последствия для матери. Он это чувствовал.
Но дело должно быть сделано, напомнил себе Дэвид, поднимаясь в особняк по широким округлым ступеням. Как продюсера его удовлетворяло развитие проекта. Но как человек он хотел бы знать, чем успокоить Эй Джи. Она возбуждала, озадачивала его и беспокоила, как никакая другая женщина. Странная комбинация! Он уже не раз задумывался: не любовь ли это? А если любовь, что с ней делать?
— Передумали? — поинтересовался Алекс, когда Дэвид слегка застопорил у дверей.
Дэвид досадливо дернул плечом и нажал на кнопку звонка.
— А что, должен был?
— Кларисса знает, что делает, — отозвался Алекс.
Эта фраза заставила Дэвида нахмуриться.
— Алекс…
Он и сам не знал, что хотел сказать, но тут дверь распахнулась. Одетая в униформу девушка с французским акцентом спросила их имена, проводила в прилегавшую к холлу комнату и ушла. Команда, привыкшая ко всяким приемам, вполголоса переговаривалась.
Это был настоящий самоуверенный Голливуд, с громоздкой мебелью кричащих тонов. В центре комнаты на кабинетном рояле стоял серебряный канделябр, украшенный хрустальными подвесками. Дэвид узнал в нем реквизит из «Полуночной музыки».
