приходится, двинулся к Нежину. Враждебные московской власти
козаки в то время добывали нежинский замок, где, запершись, сидел воевода Ржевский, и убежали, когда увидали за собою силы
Ромодановского, а за козаками вслед разбежались и нежинские
жители, и оставили <место> пустым. Ратные люди сожгли <место>.
Ромодановский двинулся к Чернигову, преследуя Многогрешного, оставленного от Дорошенка наказным гетманом. Наказный гетман
с часу на час ждал, к себе обещанной Дорошенком помощи, посылал к нему гонца за гонцом и, наконец, как он сам после
говорил, получил, уже дошедши до Чернигова, от Дорошенка
ответ: <обороняйтесь сами>.
Ромодановский с войском пришел к Чернигову; государевы
ратные люди уже зажгли крайнюю часть Чернигова, так
называемое <нове место>, и беспокоили гранатами средину, носившую
название <етаре место>. Тут Демьян Многогрешный послал Ромо-
дановскому сказать, что не будет биться и сдает Чернигов.
Ромодановский отнесся к предложению дружелюбно, выпустил
Многогрешного с его козаками, а сам вошел в Чернигов и соединился
с Толстым, освобожденным таким образом от долгой осады.
Демьян Многогрешный ушел в Седнево; там свиделся он со
стародубским полковником Рославцем или Рославченком. Между
ними был брошен первый зародыш примирения с Москвою. Оно
развилось вслед затем таким путем. В Гадяче между
малороссиянами, которых Бруховецкий держал в заточении, был родной
брат Демьяна Многогрешного, Василий; его держали в тюрьме в
Гадяче за то, что он вогнал в гроб побоями жену свою, а за
Неделю до своей смерти Бруховецкий отправил его в местечко
Веприк. Начальствовавший в Гадяче после Бруховецкого Андрей
Дорошенко призвал Василия Многогрешного к себе и велел ехать
к гетману Дорошенку, который тогда, тотчас после убийства
Бруховецкого, . шел в поход под Котельву. Но Василий Многогрешный
сообразил, что заднепровский гетман ополчается против Москвы, а с Москвою не сладит, и тогда нехороша станется с теми, о
которых откроется, что они враждовали с Москвою. Вместо того, чтоб ехать к гетману Дорошенку, Василий поехал в Никольский
монастырь, находившийся между Коропом и Сосницей, и на пути
своем в Короле съехался с Матвеем Гвинтовкою, который, по
приказанию Бруховецкого, сидел в тюрьме в Нежине, а после
убийства Бруховецкого освободился и уезжал в Короп. Оба, Василий
Многогрешный и Матвей Гвинтовка, посоветовались между собою
и нашли, что всего лучше и безопаснее вернуться на прежний
путь и помириться с Москвою. Они отправились к Демьяну в
Седнево и узнали, что Демьян так же думал, как и они. Поехали
в Новгород-Северский вместе с Демьяном; туда съехались и не-
134
которые другие старшины левобережной Украины. В том же
городе жил архиепископ Лазарь Баранович, человек очень
уважаемый не только в Малороссии, но и во всей России.
Демьян Игнатович собрал раду и говорил на ней: <Дорошенко
нас всех покинул, не присылает обещанной помощи и едва ли
следует нам на него полагать какие-нибудь надежды. Остается
обратиться к милосердию царского величества, а иначе москали
разорят весь малороссийский край и оборонять нас никто не
станет. Прежде же надобно выбрать между нами старшего, наказного
гетмана, чтоб он от всех завел сношения с Москвою>.
По известию украинского летописца, это совещание
происходило в запертом дворе, который охраняла наемная компания охот-
никоВ; служивших у Демьяна, одна из таких, которые в это время
начали держать козацкие полковники на свой счет мимо Козаков
тех полков, которых полковниками они считались. Это
обстоятельство, по известию летописца, способствовало тому, что
бывшие на раде старшины угождали самому Демьяну. Они стали
просить ?го принять на себя звание старшого. Демко
отговаривался и отказывался, по замечанию того же летописца, точно так, как старая девка отказывается от хорошего жениха. Демьян
согласился, как будто уступая воле других, хотя никто, как он же
сам, направил тогда всех по своему желанию.
Новый нареченный гетман начал носить звание гетмана Се-
верского; первым шагом его было обратиться к архиепископу
Лазарю Барановичу и просить взять на себя посредничество между
виновною, но кающеюся Малороссиею и московскою властью.
26-го сентября из Седнева Демьян Игнатович писал к
архиепископу Лазарю, что если государь изволит простить все, что
за подущением Бруховецкого случилось, и прикажет вывесть
своих ратных людей из Переяслава, Нежина и Чернигова, то козаки
со всею Малороссиею левой стороны Днепра готовы поклониться
царю-государю и служить по его указу. По этому письму Демьяна
Лазарь Баранович послал к государю Алексею Михайловичу
грамоту, сочиненную с чрезвычайно цветистою риторикою, какою
отличались все писания этого духовного мудреца своего века.
Смысл его послания к царю был таков: он просил пощады и
прощения козачеству и замечал, что <род сей (козаки) хотя
строптив, но с усердием работает, не щадя живота своего, если кому
служить захочет>. Это такой <род>, который более всего дорожит
свободою и <по нужде не воинствует>. Представляют тому пример
ляхи: пока им работали козаки, то ляхи под Хотином и в других
местах совершали славные дела, а когда ляхов оставило Войско
Запорожское, тогда ляхи в нищету пришли.
На это прошение последовала тотчас милостивая царская
грамота. Изъявлялось согласие государя принять в прежнюю милость
135
кающихся. Демьян Многогрешный, получивши через Лазаря Ба-
рановича в таком смысле ответ, писал архиепископу снова, что
козацкое войско благодарит за милость, но всетаки объявляет, что хочет быть в подданстве у московского государя не иначе, как на основании статей, составленных при Богдане
Хмельницком, и с тем, чтоб государь велел вывести своих ратных людей
из малороссийских городов. При этих условиях Демьян давал обет
щание сманить в подданство царю не только левую сторону
Днепра, но и правую. Затем отправлены были в Москву посланцами
брат Демьяна, Василий, и Матвей Гвинтовка. Выбрали, как видно, нарочно таких, которые терпели гонение от Бруховецкого.
После объяснений, которые имели эти лица в Москве, была
прислана от государя грамота к Лазарю Барановичу, от 9-го
ноября. Царь, видя обращение наказного гетмана Демьяна
Многогрешного и стародубского полковника Петра Рославченка, жаловал
Козаков и все поспольство левой стороны Днепра и отпускал им
вины, содеянные по наваждению клятвопреступника и изменника-
Бруховецкого, если только они принесут <царской богохранимой
державе покорение истинное, а не превратное>.
Между тем Дорошенко, отправивши за Днепр своего брата
Григория, остановился идти туда сам, когда до него дошло
известие, что Демьян, которого он оставил своим наказным гетманом, переходит с козаками на царскую сторону. Приходилось Доро-
шенку таким образом бороться разом и против Суховеенка, подставленного запорожцами и нашедшего себе опору в Крыму, и
против Демьяна и всех его сторонников, покорявшихся
московскому государю. Приходилось Дорошенку вывертываться между
Москвою, Польшею и Крымом. Дорошенко стал льстить
московской стороне, уверять, что -желает поступить под царскую руку.
Он писал боярину Шереметеву, что, видя дружбу и союз между
московским государем и польским королем, хочет он жить с ве-
ликороссиянами в любви и братской дружбе наипаче прежнего, уверял, что он уже отлучился от татар и их побивает, и что если
он ходил за Днепр, то поступал так по просьбе полковников для
избавления их от изменника Бруховецкого, а под Котельву ходил
он потому, что боярин Ромодановский стал теснить этот город: он, Дорошенко, только освободил Котельву, но не преследовал
царской рати; если же народ на левой стороне Днепра, свергнувши изменника Бруховецкого, признал его гетманом, так это
надобно приписать воле Божией. Дорошенко, в заключение, просил боярина не посылать ратных людей на малороссийские города
и оставаться с ним, гетманом, в дружбе и согласии. Шереметев
отписывал Дорошенку двусмысленно: отчасти притворялся, будто
верит ему, отчасти же доказывал ему неосновательность его
уловок. Посланный Дорошенком брат его, Григорий, избрал себе ме-
